Ничья

– Да и пусть, – отмахнулась Ольга, – не до нее сейчас, – она лукаво улыбнулась. – Думаешь, я ей нужна? Это она завтракать хочет, вот и спохватилась, что я еще чай не заварила и сырников не подала. Ладно, пойду. Обещаешь забрать письмо?

– Отстань, зануда, – раздраженно ответила Елизавета. – Может, его уже и нет вовсе.

– А вдруг есть? Обещаешь?

– Господи, твоя воля! Обещаю!

– Только без меня не езди, – Ольга погрозила ей пальцем.

– Да иди уже отсюда, – вскипела уставшая Елизавета, – вот пристала-то!

Новый день набирал силу.

Май старательно одевал природу в новые весенние одежды. Умытые теплыми дождями улицы блестели лужами. Небосвод, словно чаша чистейшей лазури, поражал своей высотой. Природа воскресала после длительной зимы, и жизненные соки заботливо напитывали корни, стволы и ветви оживающих после долгой спячки деревьев.

Глава 11

Сиреневый май бушевал вовсю. Солнце, перевалив полуденную черту, решило передохнуть и скрылось за легкими облаками, наплывающими из-за реки. Сразу стало прохладнее.

Степан, вот уже больше месяца обживающий новый дом, присел, наконец, передохнуть. С раннего утра он красил ставни, обновляя потрескавшуюся и осыпавшуюся от времени краску.

С трудом разогнув спину, мужчина с удовольствием оглядел плод своих трудов. Ставни, покрытые светлой краской, словно оделись в кружева. Их резные узорчатые края будто ожили, вернув первоначальную красоту. Любуясь проделанной работой, Степан и не заметил, как рядышком на лавочку присел Макар, старший сын.

– Ты чего, пап?

– Да вот смотрю, какая красота получается. Нравится?

– Ага.

– Ну, а вообще, как тебе тут, Макарушка? – Степан любовно оглядел сына. – Ничего? Обживаешься?

Тринадцатилетний Макар, очень похожий на отца, пожал плечами.

– Да вроде ничего. Привыкаю.

– И тебе тяжело на новом месте?

– Да нет. Просто по маме скучаю, – голос у сына дрогнул. – Плохо без нее.

– Это да, – мужчина обнял сына за плечи, прижал к себе. – И мне плохо. Очень трудно, сынок.

– Если что-то надо помогать, ты скажи, – Макар взмахнул повлажневшими ресницами. – Я сделаю.

– Нет, сынок, пока ничего не надо. Ты за Сережкой присматривай, он ведь младший из нас. Ему тем более мамы не хватает. Вот со следующей недели в детский сад оформим его, всем легче станет.

– Нас здесь никто не знает, все смотрят, спрашивают, – вздохнул Макар.

– Ничего, Макарушка, время пройдет, познакомимся. Что ж поделаешь? Надо устраиваться, жить дальше. Привыкнем. Вон какой дом у нас, нравится?

– Ага. Большой, – Макар улыбнулся. – Девчонки там полы моют, а Сережка носится по мокрому. Не слушает никого.

Сережка, шестилетний племянник Степана, сын погибшей сестры, рос шаловливым и непоседливым. Он то и дело норовил то влезть в собачью будку, то заглянуть в колодец, то прихватить топор. Степан, опасаясь беды, так и ходил за ним, но иногда, занявшись работой, терял мальчишку из виду, и тогда Сережка, получив свободу, отрывался вовсю! Он уже успел побывать на речке, перезнакомился со всеми мужиками, которые удили там рыбу. Ухитрился поссориться с Лизой, своей старшей сестрой, стащив у нее тетрадь и разрисовав ее большими бабочками. Сумел взять без спросу спички и разжег за сараем костер из прошлогодних веток и обрывков старых газет, валяющихся в подполе. За все его проделки Степану приходилось не раз извиняться перед соседями.

Маленький непоседа не давал спуску местным кошкам, гонял голубей с гусями и мечтал о собственном курятнике.

Он так и заявил Степану:

– Дядь Степ, а давай кур купим.

– Ну, парочку можно купить, конечно, – Степан задумчиво пожал плечами. – А зачем?

– Как парочку? Надо штук тридцать, – заявил неугомонный Сережка. – Представляешь, сколько они нам яиц принесут?

– Да мы столько яиц всем селом не съедим, – захохотал Степан. – Зачем столько?

– Продавать будем!

– Ах, ты мой коммерсант, – Степан ласково потрепал малыша по голове. – Там видно будет.

Остальные дети не доставляли Степану хлопот. Уставшие от переживаний и трудностей переезда, они потихоньку привыкали к новой размеренной сельской жизни, присматривались к людям, прислушивались, приглядывались, приживались.

Одиннадцатилетняя Настена и восьмилетняя Лиза и раньше очень дружившие, теперь и вовсе стали не разлей вода: повсюду ходили вместе, менялись вещами, которых пока оказалось немного, даже полы в доме мыли вдвоем, попеременно пользуясь одной тряпкой.

В общем, жизнь, конечно, налаживалась.

Потихонечку, полегонечку и Степан привыкал к сельчанам, учился понимать их язык, непонятные обычаи и традиции. Ему нравились эти открытые и приветливые люди, которые, узнав, что беженцам выделили дом за перекрестком, потянулись к ним нескончаемой вереницей.

Кто-то принес новый тулуп, кто-то табурет, скатерть, половник. Одна женщина с дальней улицы притащила две подушки, другая привезла на тележке с десяток трехлитровых банок с помидорами, огурцами и перцами. Соседка справа подарила большое лоскутное одеяло, вторая – банку меда.

Живущий за перекрестком мужчина приехал на машине и, не спрашиваясь, стал заносить в дом телевизор.

– Ты не смотри, Степан, что он не новый. Ему только года три. Показывает отлично. Это ж не дело, когда четверо детей, а телевизора нет.

Степану, глядя на все это, хотелось плакать. Он представить не мог, что сельчане, и сами живущие небогато, так встретят его, совершенно чужого человека. А теперь, видя их бескорыстие, доброту и отзывчивость, ему хотелось всех обнять, каждому поклониться в ноги и пожать руку.

Но люди шли к нему не ради благодарности. Они шли просто помочь. Побуждаемые извечным русским милосердием, неистребимым стремлением делать добро, они бескорыстно помогали попавшему в беду Степану, не ожидая награды или признательности. Наполненные сочувствием, люди шли и шли, торопясь помочь, поддержать, спасти. И этот душевный порыв, эта сердечная щедрость и готовность прийти на помощь так поразили Степана и его детей, что они, проводив очередного гостя, долго молчали, пораженные происходящим.

Закончив с покраской ставен, Степан блаженствовал, любуясь получившейся красотой. Задумавшись, он даже не заметил, как открылась калитка.

– Хозяин, можно? – раздался женский голос.

Вздрогнув от неожиданности, мужчина обернулся.

– Конечно! Проходите!

У ворот стояла Елизавета, но пришла она не одна.

– Ого! Сколько вас! – Степан ахнул от удивления.