Проданный путь

– Говори дальше! – приказывает Птах и мягко ускользает от хвоста Тансары. Покинув трон, он взлетает к потолку, куда трактоид не может попасть сразу.

– На планете Гвал есть вход на Дно миров, где страдает Спента. В мире Гвал она стала объектом религиозного поклонения, мою сестру там считают святой пророчицей.

– Ты знаешь, кто заключил её на Дно миров?

– Тансара многое знает, господин, но ещё и о многом догадывается. Но я не люблю болтать лишнее.

– Как ты мудр, жрец. Мне нужно наградить тебя.

Птах спускается с потолка и плетёт косы из волос трактоида, что совсем недавно выросли на хвосте. Нет большего удовольствия, чем такие умелые прикосновения. Тансара застывает, закатив глаза, и дворец рассыпается в прах. Они парят в темноте космоса, как и должно быть.

– Выполни мое поручение, и я подумаю о награде.

– Нет большего экстаза, чем служить тебе, мой господин.

– Ты слишком скромен, Тансара. Слушай, – Птах кидает сосуд с розовыми существами, и Тансара ловит его острыми зубами, но с сосудом ничего не происходит, его стекло самое прочное в Дальней волне творения, – дай этот сосуд Синей Спенте. Это её шанс освободиться из плена.

Тансара ревёт и плачет, потом ворчит, потеряв Птаха в темноте, наконец его мысли оформляются в слова, и слова, как яд, из чешуек-пластин капают на дно пространственной петли, где тают в луже жидкого малахита:

– Господин, Тансара не сможет выполнить твою просьбу, он ведь всего лишь ящерица…

– Я дам тебе тело гуманоида на время, мой верный жрец. Когда найдешь Спенту, передашь ей тики, только долго не смотри на них. После того как Спента получит мой дар, у тебя будут ровно сутки в теле гуманоида, потом ты снова станешь трактоидом.

– О, господин! Это очень щедрый дар!

Тансара не раз бывал в мире Гвал и хорошо представляет, как можно распорядиться телом гуманоида на планете, где царит разврат и всеми повелевают извращения. Никто из тех, кому он раньше служил, не давал ему тела гуманоида; никто не позволял приближаться так близко, как великий Птах, и потому трактоид особо взволнован. Однако он не осмеливается задать интересующий его вопрос о пребывании Птаха в мире Гвал.

– Что мне следует взять взамен у блудницы Спенты, мой мудрый и щедрый господин?

– Обещание говорить нужные мне слова.

– И всё, господин? Ты даришь симбиоз проклятой пророчице и прощаешь все её прегрешения лишь за какие-то слова? Трактоиды считают слова не более ценными, чем пепел.

– Именно так, жрец. Мне нужны её слова. Ведь, кажется, Синяя Спента великая рассказчица, вот пусть и расскажет то, что я прошу и тем, кому я попрошу.

Тансара не спорит, ибо всегда учтив. Он вползает на трон, где ещё осталось тепло господина, и греется в нём, как в пламени огня. Шесть его лап прорастают щетиной, и это признак возбуждения у трактоидов. Он смотрит на Птаха, который стоит напротив него, играя кольцом с редким камнем из мира Грань, и теряет капли жидкости на малахитовый пол.

– Я исполню, господин. И исполню ещё тысячу раз любые твои пожелания взамен небольшого снисхождения с твоей стороны, великий Птах. Я предан тебе уже три эона, но…

– Проси, тварь, но не очень много.

– Такую малость, господин, что она не будет ничего стоить: Тансара ни разу не видел твоих глаз, великий Птах.

Птах пожимает плечами, ему просьба слуги кажется пустым ребячеством. Белая ткань, что плотно укрывает его тело и голову, становится частично прозрачной, и Тансара видит глаза своего господина. Они похожи на далёкие звёзды, так же холодны и недостижимы, полны чужого света и никого не согревают. Нет ничего прекраснее тех глаз, но Тансара не спешит радоваться: он не уверен, что видит именно глаза своего господина, ведь, как и все великие, Птах лжив и непостоянен.

Всего лишь миг длится взгляд, подобный далёким звездам, потом господин снова закутан в свой саван, как вечный мертвец. Он покидает вневременной континуум, приснив в нём коридор, полный света. Звёзды вокруг континуума становятся ярче, космос наполняется странным звуком, когда великий Птах скользит вдоль стрелы времени и оставляет Тансару кусать себя за хвост в полном одиночестве.

Глава 4

Миры Дальней волны творения, Гилма

Мир Гилма – близнец Гвала, ближайшая планета к Тронну, где великий Птах, смеясь, нарушает все законы и выращивает галлюциногенный остролист. И Гилма, и Гвал заражены духом неподчинения, нравы здесь пали так низко, что повсюду царит хаос, всё продаётся и всё покупается, непристойности стали нормой, а аскетизм – исключением. Гилма темна, как вечные сумерки, её слабая звезда не справляется, но горячие источники подогревают мир изнутри. На поверхности тепло и сыро, напитки бесплатны, а цветы растут прямо в грязи. Гилма совсем не лучшее место для отдыха, это помойка Дальней волны творения, очаг разврата и болезней. Здесь собрана вся грязь миров и именно сюда прилетают умереть искалеченные судьбой существа со всех уголков космоса.

На Гилме есть город, названный Астовидад. На стеклянном куполе, которым укрыт город, светится символ мухи, потому что Астовидад назван в честь демона, который выглядит как огромная трупная муха и чей взгляд убивает всё живое. Астовидад – верный слуга Некроникуса, демон смерти и извращений. Город Астовидад – самый крупный город Гилмы и если бы на планете было государство, он бы наверняка стал его столицей, но жители Гилмы не нуждаются в порядке и правовых нормах. В городе душно и дым остролиста перемешался с серным запахом горячих источников и нечистот, что текут по городу в виде широкого канала. Дым остролиста оседает тяжёлым серым пеплом, трупы с улиц не убирают, секс здесь перемешан с поглощением пищи и часто одно перетекает в другое. В Астовидаде всегда царит хаос звуков, потому что каждый слушает свою музыку.

В один из притонов Астовидада заходит гуманоид с ярко-жёлтой кожей и кибер-хвостом, он хорошо одет и вооружён. Это Тансара, верный слуга великого Птаха. Он на время стал гуманоидом, имеет две неудобные ноги для прямохождения, две короткие руки для объятий и драк и одну почти круглую голову, чтобы произносить слова и пить вино, да ещё чтобы волосам трактоида было где расти. Совсем не пристало жрецу великих посещать подобные места, но эон мрака диктует свои условия, а Тансара достаточно гибок, чтобы не считать себя обиженным.

В притоне он видит служителя благостной Оми, стонущего под плетью; видит секс трёх разумных насекомых, пожирающих друг друга; едва рождённого и выброшенного младенца с двумя головами и сумасшедшего клоуна, предлагающего свое тело всего лишь за тридцать кредиток. Нет, не яд остролиста отравил разумы тех, кто пирует на Гилме, помойке Живого космоса.

Тансара убивает трёх слепых шарообразных существ, чтобы занять столик в притоне и посмотреть на полный стриптиз красотки из мира Станпри, которая сначала снимет защитный костюм, потом белье и на закуску – кожу. Возможно, это убьет её, но кому есть дело до стриптизёрши? Трактоид впервые за три эона пьёт вино, наслаждаясь телом, которое пьянеет. Тело ящера не бывает пьяным, его разум всегда холоден и светел, вино для него не более чем бесполезная отрава. К Тансаре подходит кибер из мира Дронт, чтобы продать кое-что из своих деталей. Тансара говорит ему, что видел глаза великого Птаха, но кибер не верит и стреляет в жреца из лучемёта. Тансара бьёт его металлическим хвостом и забирает лучемёт себе, когда кибера уносят, чтобы выбросить из притона.

Выпив вино, жрец садится рядом с толстым стариком, надутым как шар, с глазами на животе. Старик здесь так давно, что даже забыл, из какого мира прибыл на Гилму. Ему Тансара говорит то же самое, что и киберу. Рассказывает, как прекрасны глаза великого Птаха, и, надо признать, Тансара – прекрасный рассказчик. Его вкрадчивый голос льётся, как стихи, а взгляд обволакивает и подчиняет себе того, кто слушает. Но старик не верит и смеётся, он предлагает Тансаре нечто извращённое. Тогда Тансара приглашает на танец четырехрукую девушку из мира Сеп. Она молода, прекрасна лицом и неплохо танцует медленные танцы. Однако в её животе дыра, сквозь которую выливается вино и выпадает еда, поэтому она с трудом слушает то, о чём говорит жрец. Когда же она понимает, что он видел сияющие глаза Птаха, то насылает проклятия на Тансару, потому что уверена: у Птаха нет глаз.

Все, с кем заговаривает Тансара, отворачиваются и не желают верить. Они начинают перешёптываться и называть пришельца лжецом, в их глазах появляется холод, а в словах яд. Тансара достает лучемёт и собирается разделаться с теми, кто так бесконечно туп. Хотя он в теле гуманоида, его ум трактоида не терпит непонимания, а нрав остаётся вспыльчивым, как у всех трактоидов. Но он не успевает применить оружие: заражённый ползучей лихорадкой обнажённый юноша узнаёт в нем жреца мудрости, падает на колени, чтобы проявить уважение. Все, кто ещё могут передвигаться в этом притоне, окружают Тансару и теперь готовы выслушать. Они несут свою пищу и напитки в дар ему, а кто-то даже предлагает расплатиться органами, ведь жрецы мудрости крайне редко посещают Астовидад, и для жителей этого ужасного города слова Тансары прозвучат как великое откровение.

Тансара успокаивается, но про глаза Птаха он больше не рассказывает.

– Я знаю легенду о демоне Тарви, подарившего остролист великому Птаху. Я могу вам рассказать, бесхребетные твари, но взамен я хочу знать, как мне найти Синюю Спенту.

– Расскажи, и мы поделимся с тобой информацией о Синей Спенте, которая заключена в каменную тюрьму на Дне миров, – говорит тот, кто разливает вино, самый старый гуманоид на Гилме, похожий на скелет, обтянутый ветхой кожей. – Есть только одно место на соседнем Гвале, позволяющее пройти на Дно миров, только с телом гуманоида там совсем нечего делать.

– Договорились, старик. А насчёт моего тела не беспокойся, оно крепче, чем кажется.

Тарви – не легенда, не плод воображения, он один из сильнейших демонов Дальней волны творения. Но он покинул её в прошлом эоне, как раз тогда, когда встретился с великим Птахом и передал ему остролист, чтобы всю волну творения заполнить его сладким дымом, рождающим грёзы наяву. Тарви был рождён спектроидом в волне творения и долго не имел оформленного тела.

Когда на Спектру напали антропоиды из мира Дай и все существа с жидкими телами были уничтожены из-за их особой светимости, которую можно дорого продать на Гвале в виде наркотика, Тарви бросил вызов Некроникусу. Он презрел смерть и силой духа свершил невозможное: перенёс свой разум в тело антропоида и продолжил жить, убив личность того, кому принадлежало тело. Некроникус явился за нарушителем, чтобы отобрать чужое тело, ибо тот нарушил закон волны творения и должен был отправиться на Дно миров, чтобы стать там камнем. Тарви не хотел умирать сейчас, когда с таким трудом нашёл выход для себя. Поскольку его тело спектроида не сформировалось на момент смерти, то по логике вещей получалось, что он и не рождался. Когда Некроникус подумал над словами нерождённого смертного, то согласился с ними, но, тем не менее, закон обязывал его умертвить того, кто должен был умереть, но обманул смерть.

Тарви предложил Некроникусу, бестелесному духу, редкий подарок: своё тело во временное пользование. Некроникус согласился, потому что он, всегда даривший смерть и покой живым существам, никогда не умирал и не мог до конца прочувствовать миг кончины. Они договорились, что Некроникус займёт тело Тарви и умрёт в нём; таким образом, все задачи будут решены. Но за это Некроникус даст Тарви другое тело, которое будет носить его дух, пока господин смерти наслаждается моментом кончины и разложения.

Некроникус согласился и украл тело мощного демона из хранилища нерождённых душ, передал его Тарви и погрузился в тело антропоида. Тарви, который обещал убить Некроникуса, мгновенно улетел и покинул сектор космоса, где остался страдать заключенный в тело гуманоида дух смерти. Некроникус пришёл в невероятный гнев и полетел догонять Тарви, но не догнал, потому что его новое тело имело множество ограничений.

Тогда он стал подходить к смертным и просить убить его, чтобы освободить дух. Но, увидев взгляд Некроникуса, смертные в ужасе покидали планеты, и никто не осмелился приблизиться к нему на расстояние парсека. Тогда впервые за время существования Дальней волны, великий и могучий дух Некроникуса стал умолять Тарви вернуться и убить его, освободив от ненавистного тела. Тарви вернулся, но поставил условие, чтобы Некроникус обучил его владению первовеществом и некроэнергией. Некроникусу пришлось согласиться, и он взял единственного ученика, Тарви, и оставил ему тело бессмертного демона, а также передал некоторые формулы сворачивания пространства. Почему Тарви поделился остролистом и формулой создания чёрной дыры с великим Птахом – это тайна, но именно так всё и было…

Ещё много сказок знает Тансара, жрец великих богов, некоторые придумывает тут же, экспромтом, другие вспоминает, смешав с собственной фантазией, третьи читает в мыслях пьяных жителей Гилмы. Что в них правда, а что ложь, не мог бы сказать и сам великий Птах, но все в притоне слушают, затаив дыхание, отложив еду и питьё. В благодарность за рассказ они дают точные координаты входа на Дно миров, где спит вечным сном пророчица Синяя Спента, сестра Тансары. Тогда Тансара покидает Гилму, усмехаясь доверчивости и глупости двуногих существ. Расскажи он ещё немного сказок, – они продали бы своих детей и родителей, лишь бы слушать его волшебный низкий голос.

Глава 5

Дальние миры, Бут

Зарман – сама старость. Никто не помнит, сколько циклов живёт он на планете Бут, древней, как мир. Он видел рождение Бута и расцвет цивилизации, видел её утомленный закат и сейчас так же стар, как легенды волны творения. Почему Зерван, повелитель времён, столько лет подарил этому гуманоиду, не знает никто. Зарман всё ещё помнит, как зажглись звёзды над Бутом, выплывшим из подпространства, как остывала кора планеты, как первые поселенцы молились планетарному принципу Бута, умоляя дать им плодородную почву. Никто из живущих на Буте не помнит других миров, откуда они пришли, и никто не спрашивает старика о своих корнях, потому что Бут умирает, так же, как и Зарман.

Он пережил тысячи войн и кровавых сражений, в которых брат шёл на брата из-за клочка земли, и времена, когда великие расы Бута объединялись в могучую силу, чтобы одной мощной волной смести с лица планеты внешних врагов. Он сто раз смеялся в лицо терпеливому Некроникусу, был тысячу раз влюблён и имел столько потомков, что не смог бы всех вспомнить по именам. Зарман был тем, кто первым обнаружил опасность и дал отпор тёмным колдунам Бута, открывшим нестабильный портал в миры Средней волны. Да, он пережил целые эпохи и никак не мог умереть, словно судьба смеялась над ним. Сейчас он – символ ветхости, и умирает, потому что эон мрака разочаровал саму старость.

Он живёт на высокой горе, где вместо деревьев растут каменные идолы, такие же дряхлые, как и сам Зарман. Гора покрыта озёрами, которые замерзают ночью, а днём испаряются в атмосферу, чтобы вечером излиться обратно и вновь замёрзнуть ночью.

Когда на горе дует сильный ветер и хижина Зармана скрипит и воет, как раненый Ракс-Баа, по ледяным озёрам идёт человек, кутаясь в тонкий плащ. Тысяча родственников, дежуривших возле постели Зармана, засыпают, дверь со скрипом открывается и появляется нежданный гость на пороге. На нём черный плащ, широкополая чёрная шляпа, закрывающая лицо, и сапоги из кожи хищной птицы-ящерицы Бута. Когда он ступает на гнилые доски, они трещат под ним и готовы провалиться. Окно срывает с петель ледяной ветер, а крыша протекает холодными каплями дождя. Так неосторожно гость входит в соломенную хижину, где умирает сама старость, прощённая Зерваном.

– Да пребудет с тобой мудрость, вечный Зарман, – приветствует его гость на высоком слоге Живого космоса и небрежно садится на самый шаткий и старый стул в хижине: – Неужели ты всё-таки решил отдать своё тело в объятия Некроникуса?