СемьЯ

– Ой, ты же не думаешь! – вклинивается Женя.

– Вон ту, – талдычит Валя, указывая пальцем на большую куклу. – Она красивая. Но ей грустно.

В голове у Саши будто переключатель щелкает, и пустота разливается киселем вместо бессвязных мыслей. Эта кукла и вправду красивее всех – в кремовом платье с оборками, в лакированных туфельках… Кудри вьются жесткими пружинками, нарисованные губы поджаты и искривлены, будто бы кукла пытается не плакать.

Ее глаза неровно сшиты черной нитью. Огромные дыры в пластике, будто бы от шила, и черные тонкие стежки.

– Можно я ее возьму? – спрашивает Валюшка у Милы.

Но та в ответ лишь качает головой.

В тот же миг Костя захлопывает дверь перед их лицами и ругается так отчаянно, что все вокруг втягивают головы в плечи. Между бровями у Кости пролегает толстая складка – прямо как у Сашиного папы.

– Бараны, – резюмирует Костя. – Никаких кукол, все. Такими темпами мы до второго пришествия идти будем. Угомонитесь и пошли.

А Валя, широко распахнув рот, заходится криком.

* * *

Весна. Детство. Как же это было давно…

Саша просунула голову в пыльный полумрак, внутри которого сновали силуэты горбатых мужиков в комбинезонах. Справа от них визжала болгарка, разбрасывала в стороны золотые искры, пока работяги суетились и переругивались, пытаясь переорать друг друга.

– Всем привет! А папа где? – крикнула Саша во всю мочь легких.

Ее не услышали.

Она прошмыгнула в тесную каморку автомастерской, забитую двумя машинами: серебристой иномаркой и трухлявыми жигулями, из-под которых слышался отборный мат. Железно громыхали инструменты, воздух дрожал от бензиновых паров.

– Сашка! – окликнул кто-то, и она обернулась.

Это был дядь Вова, которого на самом деле звали Михаилом Матвеевичем, старинный папин друг. Почему тогда Вова? Никто не знал. Папа, пригубив водочки, обычно усмехался и повторял:

– Не, ну ты глянь на него! Типичный же Вовик…

Сейчас дядь Вова щурился, разглядывая низенькую Сашку. В зубах он пожевывал сплющенную сигарету:

– Чё шастаешь тут, а?

– Не бубни, дядь Вов. Где папа?

– На улице, у ворот. Гринписовец сраный…

Саша удивленно приподняла бровь.

– Эх, да ну вас, ненормальных, – махнул рукой дядь Вова и побрел в самый темный угол автомастерской.

Папа проработает здесь еще несколько месяцев, а потом уволится. Или его уволят, он никогда не уточнял это. Может, хозяин устанет от папиных пьянок, когда тот с похмелья даже ключ не сможет удержать в руках, кто знает. Дядь Вовы не станет через несколько лет – он умрет от рака поджелудочной, хоть и провел всю жизнь с вонючей сигаретой в зубах.

Жизнь тоже бывает ироничной.

Но пока Саша всего этого не знает.

Она прошмыгнула через мастерскую, споткнувшись о разложенные инструменты и выслушав много нового о своей скромной персоне. Нашла выход из прокуренного помещения на свежий воздух – настоящее блаженство.

Папа нашелся в полынных зарослях. Хмурясь, он прикладывал друг к другу доски, пытаясь сколотить их в добротный короб, шаря по земле рукой в поисках разбросанных гвоздей.

– Помочь? – спросила Саша, подходя к нему.

Папа просиял.

– Сашка, здорово! Ты чего не в школе?

– Погоду-то видел, старче? Разве можно учиться, когда на улице такая благодать?

– А мамка голову не оторвет? – прищурился он.

– Она не знает. И не узнает, – в Сашином голосе против воли скользнул слабый вопрос. Папа лишь кивнул и вернулся к своим доскам.

– Ты ей так и не звонил? – проронила Саша.

Папа сделал вид, что не расслышал.

День и вправду стоял погожий: солнце пригревает совсем по-весеннему, даже куртку можно скинуть с плеч и усесться на поваленное дерево, от которого отпилили макушку, чтобы дорогу не загораживала, да так и оставили валяться на обочине. По сторонам – ржавеющие гаражи, где-то вдалеке из колонок поет шансон, и папа едва слышно присвистывает, ища очередной гвоздь.

– Что, машины кончились, решил себе телегу сколотить? – насмешливо спросила Саша. Она не для того ехала в папину мастерскую через весь город, чтобы молчать.

– Почти. Она просто трусливая.

– Кто? Телега?..

– Нет. Сама скоро увидишь.

– А, загадки. Обожаю загадки. Ты бы лучше велосипед мне подклеил, раз работы мало.

– А кто тебе сказал, что ее мало?..

Из соседних кустов донесся то ли писк, то ли скрип.

– Вылазь, вылазь, – подбодрил папа. – Сашку бояться – себя не уважать.

– Пап!

Он расхохотался. Пару раз ударил молотком, сощурился, повертел короб перед носом. Саша внимательно следила за его руками – в детстве она обожала сидеть напротив, глядя, как папа перебирает двигатель или меняет какие-нибудь колодки. Дочурка ни черта не понимала в автомобилях, до сих пор не научилась даже отличать иномарки от отечественных (только знала жигули да оку), хоть и был у нее период увлечения игрушечными машинками. Только вот все равно ничего интереснее для Саши не было, чем папины творения.

– Может, вот так… – бубнил он себе под нос.

– Мишка уезжает, – сказала Саша.