Под небом Эстреллы. Антар и Малица. Начало пути

Про то, что сам холопом считался по законам городским, Силаст и позабыл вовсе. Алтау с ним, как с членом семьи обращался, Сибаха и дед Сивуч, тоже, Антар, тот и вовсе, за сродственника почитал, а Юарт.. Что, Юарт? Не о нем речь.

Велимор белокаменный – градом свободным был, понорским, не великим, правда.

В трёх днях пути от него, город побогаче стоял – столица княжеская, Вышеград. На берегу морском, моря Зелёного.

В море то, которое, иные какие, ещё Эльфийским прозывали, Морна, река местная и впадала. Малая, приток её извилистый, в Дикий лес уходила, хвостом виляя, а, Гжи, тот ещё дальше, на юго-запад, поближе к лесам эльфийским, что вокруг моря наросли.

Не зря море то, Зелёным прозвали, по цвету глаз перворождённых. Холопьё, люд трудовой, на полях спину гнувший, вольным, вроде бы, числился. Но, бойт-ярам, да князьям, подчинялся, дань платил исправно, да иные поборы какие, а ныне, так и вовсе, на брань многие отрядились, по воле бойт-ярской.

Купец же и люди его, сами по себе были, в городскую казну положенное отчисляя, да на Храм жертвуя, когда Дану всеблагой, когда – Антаресу грозному.

Лишь Нешбе тёмному, никто подарков не делал, да Храма не возводил. Нешбе изгнали с Эстреллы когда-то, во времена стародавние, Дану и Антарес, вот он и маялся, на задворках прозябая, пакостил, да беды творил.

Тёмный бог, не благой. К людям и нелюдям враждебный.

Говорили, мол, лесовики дикие ему поклоняются, в лесах своих дремучих капищ поганых понаставили с идолищами деревянными. И самый лютый из тех тёмных, Нешбе и есть – кровь младенческую потребляет, да девиц невинных требует на алтарях своих резать.

В услужении у него нечисть всяческая и нежить скверная, роду людскому вредящая постоянно.

Тьфу, погань какая!

Только не верил старый Силаст байкам досужим – не тот человек князь Оихель, чтобы тёмному богу молиться, да детишек зазря на алтарях поганых резать.

А, Малица, дитя светлое, от эльфки прижитое? Разве могла она злу поклоняться? Не утерпела бы дева лесная, воспротивилась, молитвами до матери-заступницы докричалась бы.

Мать-заступница Дану, хоть и покровительница всего живого в мире этом, но на расправу скора и свирепа, под стать мужу своему грозному, не щадит никого, злодеев карает.

Так что, если и есть где-то Нешбе прихвостни, так не здесь, не в Велиморе, и не в Понории вовсе, а, там, на юге злом, где люди с орками в союз богопротивный вступили и войной на таких же людей пошли.

Оборони Дану пресветлая от напасти подобной!

Много полезного для себя любимого, узнал ныне Юарт, особенно порадовало его известие о жемчуге голубом.

Это, какое же богатство, у купца жадного, в сундуке, кованном хранится? Сколь на него можно всего разного и полезного накупить?

Все Жаборотышу убогому достанется?

Не бывать тому, Антарес грозный свидетелем словам тем станет!

Сладко прижмурился Юарт, на перине мягкой разлёгшись – блазился ему терем высокий, холопьём покорным срубленный, не хуже, чем у батюшки его родного, бойт-ярина родовитого, да кони горячие, справные, выезд богатый, борзые псы на собственной псарне. А, уж, жену какую взять за себя можно, даже, на род боярский замахнувшись!

Мало ли девиц справных по светёлкам боярским рассовано? Честь какая ему будет, да почёт?

Алтау, даром что купец богатейший, а все ж, перед боярином голову склоняет, перед князем светлым, так и вовсе, в поклоне спину сгибает.

Он, Юарт, спину гнуть ни перед кем не желает, он и сам, с усами, сам сын бойт-ярский, а, что мать у него из града, так она – дочь старосты городского. Небось, не чета холопью чёрному!

Два сына у отца бойт-ярина, а он, Юарт, по возрасту, младший самый.

Старший с бойт-ярином в поход дальний отправился, с князьями чужими ратиться за земли далёкие, вторый же, дружок его, Степарх, тут поныне за хозяйством приглядывает, а он, Юарт, подле него кружит, момента выжидает.

Но, почему, не вместо его?

Несправедлива Дану – что стоило богине повелеть ему в роду бойт-ярском родиться, а, того лучше, в княжеском?

Эх!

Как представил себя Юарт в плаще алом, на коне горячем, а за ним дружина лихая!

Аж, сердце зашлось!

Чем он, Юарт, хуже братьев своих? Тем, что не в том гнезде родился?

Он в сто раз лучше Степарха, даром, что мать, простая девка из града торгового? Степарх, сын бойт-ярский, грамоту плохо разумеет, и груб, и заносчив, вина, к тому ж, пьёт без меры, да мёд хмельной зело любит.

От сына таковского, во хмелю буйного, один разор, да убытки и хозяйству, и чести бойт-ярской урон.

Он и ныне, небось, в трактире сидит, с воями своими беспутными, вместо того, чтобы усадьбу, отцом доверенную, доглядывать, за людишками бдить. Они, людишки, без хозяйского глазу наглеют, в искушение входят.

У него, у Юарта, строго всё, не забалуешь!

Юарт гневно фыркнул, припомнив, как работные на заимке к воям княжьим прилепившись, уху трескали с общего котла.

Никакого вежества не имеют – где они, холопьё черное, а где, вои княжьи? Пусть и захудалый князёк Оихель, из леса Дикого. Сколь там воев у него – раз, два и обчёлся? Брешут люди, наверное, что князь Оихель усадьбу боярскую спалил, да владетельных самих, смертью лютой покарал! За кого? За жонку глупую? Сам, поди, виру взял, а слух пустил для пущей важности. А может и не брешут – за обиду мстить должен страшно, иначе, какой же он князь?

Рухлядь у лесных и впрямь, знатная идёт, денег больших стоит, да, только Антар – простодыра, не смыслит в том ничего.

Эльфка лесная мороку на него напустила, вот он и скупает всё втридорога, делу общему в убыток прямой.

Алтау прознает – будет Жаборотышу на орехи!

Тут у Юарта мыслишка гнусная зародилась, парень, аж с лежанки вскочил, по комнате закружился. Вот бы выгорел замысел его хитрый.

То-то он свои проблемы бы порешал, заодно от братца-злыдня избавился.

Ноги в руки, подхватился парень и был таков, только снег под сапогами заскрипел. По пути Силаст старый попался. Юарт ожег его взглядом злым – как же, знаем, Антаров доглядчик! Всё Жаборотому доносит, ничего не таит, кровь холопская!

Силаст, даром, что старый годами, да умом всё ещё скор был – почуял слуга добрый замысел тёмный, все дела свои забросил, об ужине не помышляя, крадучись, за сыном хозяйским ринулся, таясь по углам на улицах стылых.

Слишком ярко глаза горели у Юарта, так торопился, что и не заметил, как за ним соглядатай увязался.

В трактир направился Юарт шагом скорым – знал он точно, Степарх там и вои его там же.

*

В едальню добрую Юарт, не вбежал – ворвался, шапку с головы кудрявой стянул, огляделся, дух переводя.

Толстый Хоув, трактирщик местный, одним глазом покосился на вошедшего – он, Юарт, ничего, парень справный, хоть и годами своими невелик, да, ладен, грамотен и хитёр. Одно плохо – прибытку с него нет никакого, не пьёт Юарт хмельного вовсе, про то все ведают.