Кто скажет мне слова любви…

– Загораю! – беззаботно сказала ему Тася. – А что здесь ещё делать?

– Вот и я… загораю, – пробурчал парень. – У вас тут Бермудский треугольник какой-то, не доехать, не уехать.

– Почему? – не согласилась Тася. – До города автобус ходит. Ну, до станции. А там два часа – и вы в Москве.

– Где он, автобус этот?

– Остановка на шоссе, у деревни. Тут недалеко, километр всего, через поле. Правда, оно вспаханное… Но там тропинка есть, я вам покажу, – заторопилась Тася.

– Да знаю я, не надо мне показывать, – вскинулся её собеседник. – Я сюда на автобусе приехал. Машина в сервисе, кардан полетел… Приехал, а уехать не могу! С ума сойти, четыре часа ждать… А автобус только в пять!

– В полшестого, – поправила его Тася. И встретила умоляющий взгляд.

– Девушка, у вас водички не найдётся? У вас тут и магазина нет, и воды тоже нет. Как в пустыне Гоби. Хоть бы колонку поставили!

– Я что-то не пойму, у нас тут – Бермудский треугольник или пустыня? В принципе, никакой разницы, но вы всё-таки определитесь, – предложила вредная Тася.

– Нет, я понимаю, что ни электричества, ни воды… И машины у вас нет… Но хоть чуть-чуть налейте водички, а то я до автобуса не доживу! – взмолился Тасин собеседник.

– Да вы садитесь, чего стоять? – предложила вежливая Тася. Гость послушно уселся на ступеньки, вытянул длинные, как у кузнечика, ноги в бледно-голубых лэйбловских джинсах и блаженно улыбнулся: «Тепло… Как на Багамах! И ветер в пальмах шумит».

– А то! – сказала Тася, не зная, о чём говорить. И надо ли – говорить.

– А у вас хорошо… И тишина такая… как в другом измерении! Я с утра на ногах, понимаешь, – пожаловался парень. Тася кивнула ему и ушла в дом. По неписаному закону гостеприимства гостя полагалось накормить и напоить, даже если гость незваный, а вода на вес золота. Два литра чая на двоих на весь день. Была ещё фляжка, в которой оставалось немного воды. Тася поболтала фляжкой и отставила в сторону. Гостю она нальёт чаю – благо он в термосе горячий, с сахаром.

– Ой, да что вы, не надо, – смутился парень, увидев термос. – Мне бы водички готочек.

– Ой, да пейте, – передразнила его Тася. У нас чаю целый термос, всем хватит. И пирожки ешьте, вы же есть хотите.

– А ты откуда знаешь? – перешёл на ты парень.

– Я по голосу догадалась. Ешь давай. Вы… ты какие любишь? Вот с вареньем, а эти длинненькие – с капустой и грибами. А вот эти с рисом. Ешь, а то на автобус опоздаешь! Три часа всего осталось, а идти-то через поле, да после пирожков… Что ты ржёшь-то, тарелку уронишь! – и забрала у него тарелку, на которой подпрыгивали от смеха пирожки.

Тася осталась с гостем на крылечке. Подливала ему в кружку чай, придвигала тарелку с пирожками – «Ешь, у нас много. Вчера напекли». Парень жмурился от удовольствия, жевал пирожки, запивая их чаем из железной кружки. Чай оказался неожиданно крепким, сладким, поднимающим настроение.

– А ты молодец, заваривать умеешь!

– Это не я, это он в термосе настоялся так… А чего ты кружку всё разглядываешь? Не нравится?

– Наоборот, нравится. Просто давно не пил из таких… Привык, понимаешь, из стекла…

Проходившие мимо люди с удивлением смотрели, как Тасин гость уминает пирожки, сидя прямо на ступеньках и вытянув длинные ноги. И после ещё оглядывались. Теперь насочиняют невесть что, думала Тася. Незнакомец допил чай и нехотя поднялся со ступенек.

– Ну, спасибо, хозяюшка. Накормила, напоила, так вкусно, что и уходить жалко, – пошутил парень и, попрощавшись, размашисто зашагал по дороге в деревню. Тася сунула ему пакетик с пирожками – «На, возьми на дорожку, домой ведь не скоро приедешь».

Парень согласно кивнул, достал из пакета румяный пирожок и откусил сразу половину, смешно оттопырив щёку. Хотел помахать на прощанье, но руки у него были заняты, и он помахал – пирожком. Тася рассмеялась и помахала в ответ – тарелкой…

– Это кто ж такой гостил у вас? Кого провожала? В дом не пригласила, так цельный час на крылечке сидел, чаи распивал! – пристала к ней с расспросами соседка по участку Алефтина Евграфовна, которая везде совала свой длинный нос, бесцеремонно приходила в гости и приставала с вопросами, за что Тася с мамой прозвали её Скарлатина Евграфовна.

– Кто, говорю, заходил-то к вам? – повторила вопрос соседка.

– Я не знаю, – честно призналась Тася. – Мимо проходил, воды попросил.

– Воды попросил, а ты его пирогами кормила, – сварливо упрекнула её соседка. – А ты подглядывала да подслушивала, подумала Тася, а вслух ничего не сказала. Только пожала плечами. Соседка ей не поверила и ушла, обиженно поджав губы. Тася с облегчением вздохнула…

Через день состоялось собрание садоводческого товарищества. На повестке дня стоял вопрос: как вернуть деньги, выплаченные строительной фирме авансом, и что делать с закупленными стройматериалами: строителей-то нет! Зиму пролежат, сопреют, проржавеют, что тогда делать?

Тася с мамой тоже пришли – не пойти казалось неэтичным: ведь никому ничего не построили, только им. Они пришли на собрание – как оказалось, зря. Алефтина Евграфовна выдала Тасю, что называется, с потрохами, заявив во всеуслышанье: «А эти чего пришли? (И все уставились на Тасю). Им что, у них дом стоит, они ни с кем не судятся! – разорялась Алефтина, а все молча слушали. – А я всё думала, как же это получилось-то… Всех-то обманули, ограбили фирмачи эти, а им вон (Алефтина кивнула в Тасину сторону, и все как по команде повернули головы и смотрели, и Тасе хотелось умереть) – а им построили, два этажа и крыша шиферная! А вчера гляжу – она на крылечке сидит, и с кем вы думаете? Да с директором ихним! – Алефтина торжествующе обвела собрание взглядом. – Пирогами его кормит, а он ест и жмурится, словно кот. Проходимец, ворюга, ему в тюрьме самое место, а она ему с собой завернула – пироги-то! Чтоб он ими подавился! – в полной тишине заключила Алефтина.

Тася подумать не могла, что её гость был не кто иной, как директор строительной фирмы, с которой судилось их садовое товарищество. В тот день он приехал к председательше «разбираться». Деньги обещал вернуть не сразу – фирма-то развалилась… Таньке нет чтобы согласиться, так она упёрлась… Разругался с ней в дым и ушёл к Тасе. Чай пить. Да чтоб он подавился. – Так и доложила собранию вредная Алефтина.

– Да откуда же мы знали? – ахнула Тасина мама. Но никто ей не поверил…

Глава 14. Семейная идиллия

Разговоры и пересуды наконец утихли, «Красной калине» удалось-таки отсудить большую часть денег у строптивой фирмы, которая, к радости председательши, оплатила судебные издержки. Люди понемногу начали строиться. На соседнем с тасиным, до сих пор пустовавшем участке объявился новый хозяин, которого все звали Валерка-хромой. Он и вправду прихрамывал на одну ногу, но мог дать фору здоровому: на Валеркином участке вовсю кипела работа. Он без устали возил в багажнике торф с ближнего болота и разгрузив, развозил по участку на тачке. А после снова садился за руль…

Земля на его участке жирно блестела свежим торфом, который Валерка смешивал с песком и долго рыхлил граблями, разбивая слипшиеся торфяные кусочки. Грядки у него были идеально ровные, земля словно пуховая, дорожки выложены мозаичными узкими плитками, «окантованными» узкими полосками неправдоподобно зелёной (и откуда она у него такая?) травы. Дом с флюгером в виде петуха на двускатной ломаной крыше напоминал помещичью усадьбу времён крепостного права.

Когда «торфоразработки» были закончены, Валерка расчистил и углубил дренажную канаву вдоль своего участка. Распилил на аккуратные чурбачки кучей лежавшие брёвна и сложил в поленницу – на дрова. Посадил кусты смородины и молодые саженцы. Валерке помогали его жена и двое детей – мальчик лет пяти и девочка лет двенадцати.

Новый сосед приветливо улыбался при встрече и смешно здоровался, не выпуская из рук лопаты: «Бог в помощь!». Его участок с трёх сторон окружал двухметровый забор. С четвертой, граничащей с Тасиным, роль забора выполняли деревянные низенькие колышки, между которыми ничего не было – ни проволоки, ни даже верёвок.

– Граница на замке, – говорила по этому поводу Тасина мама, имея на то веские основания: их с Тасей участок, огороженный штакетником, был, что называется в зоне доступа.

– И как он всё успевает, с двумя детьми, – сказала Тася соседке Маргарите Александровне, которая жила за два дома от них и приходила к Тасиной маме поделиться новостями.

– С тремя! – огорошила Тасю соседка. – Трое их у него.

…Жена Валерия умерла при родах. Это была его вторая жена, а первая умерла ещё раньше, оставив мужу дочь Настю. Пятилетний Вовка был от второй жены. Новорожденную малышку забрала приехавшая на похороны бабушка. Старшие дети остались с отцом.

– Девочку сама буду растить, а двоих мне не потянуть, – заявила Валерию тёща, вероломно отказываясь от внука и не вспоминая о Насте, которая была ей неродной и на попечении которой остался маленький Вовка. Валерию смотреть за детьми было некогда: он работал.

На похоронах тёща устроила безобразный скандал, обвинив Валерия в смерти дочери («заездил, допёк, вторую жену в гроб вогнал!»). И возненавидев его чёрной ненавистью, прекратила с зятем все отношения, а заодно и с маленьким Вовкой. Валерка горевал недолго и привёл в дом третью жену, но и с третьей не очень-то ладил.

Напротив, с детьми Валерия Женя быстро нашла общий язык. Вовка звал её мамой и не ложился без неё спать, а с Настей они шептались и секретничали, как два заговорщика, тайком от Валерия, которого такое положение дел вполне устраивало. Практичный Валерка полностью переложил заботу о детях на Женькины плечи, а сам пустился во все тяжкие.

Валерка работал коммерческим директором в Московском отделении Сургутнефтезгазбанка, и денег в доме хватало с избытком. Женя не работала, вела домашнее хозяйство и воспитывала Валеркиных детей, а Валерка жил своей жизнью. Когда Женя наконец поняла, что нужна мужу в качестве няньки и домработницы, она заявила Валерке, что уходит от него. Валерка только хмыкнул: «Что ж, держать не стану, не нравится – уходи». Пятилетний Вовка плохо понимал, куда уходит его мама, наверное, в магазин, чтобы купить ему леденец на палочке – Женя всегда покупала ему леденец, если он не капризничал и хорошо себя вёл. А Настя…

С двенадцатилетней Настей случилась истерика, она плакала и твердила, что без Жени не хочет жить, и если папа с ней не помирится и Женя от них уйдёт, то она, Настя, повесится. Женя испугалась, гладила побелевшее Настино лицо, целовала её в опухшие от слёз глаза, повторяя «Ну что ты? Ну что ты…». И осталась с Валерием. Но через полгода не выдержала и ушла.

Настя повесилась в лоджии, на вбитом в стену крюке для велосипеда. Ей повезло: соседка вешала бельё и успела вовремя – Настю удалось спасти. Валерка почернел лицом и притих. Ездил несколько раз к Жене, умолял вернуться.

И Женя вернулась. Валерка проводил с семьёй всё свободное время, купил в «Красной калине» садовый участок, и все четверо с удовольствием возились на грядках. Валерка копал, Женя наводила уют в доме (дом Валерка построил сразу, вслед за домом на участке появились баня, душевая, сарайчик и стеклянный большой парник), Вовка строил из песка и камней город, прокладывал дороги и возводил мосты, находчиво соединяя «берега» воткнутыми в землю ветками. А Настя сажала цветы и качалась в гамаке.

Молодые кустики и деревца пока что не давали урожая, и Валерий всё привозил с рынка – овощи, ягоды, фрукты… Маленький Вовка, за которым никто не смотрел (есть захочет – сам придёт), забрёл как-то к Тасе – забора между участками не было, да и зачем? Тася усадила его за стол и угостила клубникой, у них как раз поспела клубника, и Вовка съел её столько, сколько уместилось в животе, потом запил молоком и заснул. Тася хотела отнести его к отцу, но малыш оказался тяжёлым, и она уложила его на террасе, где он и спал до прихода отца.

Валерка посмотрел на спящего сына, сел на табурет, чем-то громыхнул – и Тася с ужасом уставилась на торчащую из брючины деревяшку – вместо левой ноги у Валерия был протез. Заметив Тасин испуганный взгляд, Валерка ухмыльнулся: