Хищники царства не наследуют

Балыков ушел, оставив Мещерякову в раздумье. Она заметила, как резко изменилось поведение несговорчивого свидетеля, но не находила этому объяснения. Казалось, еще десять минут, и он пригласит её на чашку кофе.

Мещерякова стряхнула наваждение и созвонилась с владелицей агентства «Белая лилия». Балыков говорил о сплетниках? Не мешало послушать их, ведь откровенного разговора не случилось.

Женщины договорились о встрече в тихом кафе на набережной. Июль вступил в свои права, и капризное тепло сменилось духотой. Инна жила в Солнечногорске уже пять лет и успела прикипеть к странному сочетанию быстрого темпа людских дней и неспешной красоты приозёрья. Сенежское озеро охлаждало бег, заставляло глубоко вздыхать и уводить мысли от канители, которая и называется жизнью. Мещерякова не смогла бы жить в Москве: она была некомплиментарна столице. Взять хотя бы провинциальную внешность и манеру одеваться. Сбитые набойки, форменная юбка и китель в будни, джинсы в выходные, короткий хвостик, стянутый канцелярской резинкой. Дешевая ветровка в кабинетном шкафу – для дождя и чтобы на вечерних дежурствах укрываться на раскладушке. Даже вместо помады простой блеск для губ, закатившийся в сумке между блокнотов и записных книжек.

Из-за жары на террасе посетителей не было, все спрятались под вентиляторы в кафе. Мещерякова знала владелицу агентства по работе и в полутемном зале заметила её сразу.

– Вряд ли чем-то смогу быть полезной вам. К нам Балыков давно не обращался. А вообще он щедрый и без выкрутасов, девочки довольны.

– Вы так спокойно говорите, словно занимаетесь не торговлей телом, а организацией утренников! – возмутилась Инна Викторовна.

– Наша деятельность совершенно законна, хотя многим и не нравится. Модельный бизнес и эскорт-услуги будут всегда востребованы. Думаете, что можно провести качественное мероприятие без красивых женщин? И откуда в вас такая щепетильность! – бизнесвумен фыркнула и отпила кофе.

– Что можете сказать о Балыкове? Какой он человек? Можно ли его считать опасным?

–Я понимаю, куда вы клоните, – сказала бизнеменка и доверительно приблизилась: – Я знаю, что он лечился в психиатрической клинике. Конечно, это скрывается, но я всегда проверяю клиентов. Балыков съезжал с катушек, если так можно выразиться. Но я не удивлена, ведь ему пришлось пережить столько потерь… Жена, брат, мать, разлад с дочкой. И эмоциональное выгорание.

– Не так уж и много, почти как у всех, – возразила Мещерякова.

– У всех да не у всех! – бизнесвумен откинулась в кресле и сверкнула глазами. – Все приходят домой после работы и давят диван. А мы, бизнесмены, работаем круглосуточно. Нам водку жрать и в жилетку ныть некогда. Учтите еще и прессинг властей, и рэкет, который, слава богу, поутих уже. А клиенты, а контрагенты? Атмосфера зависти и ненависти вокруг нас чего стоит! Я тоже свой бизнес с нуля поднимала, знаю, о чем говорю. Каждый из нас вылез из жопы девяностых. Не спился, не скурвился, а работал над своей империей. Пообщайтесь с Андреем Сергеевичем, поймете, о чём я говорю.

***

Поначалу Балыкова в Солнечногорске называли «выползнем». Пришел ниоткуда, выкупил останки обанкроченного пищекомбината, а через год повсюду красовались слоганы «Сладкого папы». В бизнес-сообществе Балыков не светился, с властью держался холодно, спонсором выступать отказывался. «Прижать» его не получалось. Откупался, изворачивался. Все, кто становились поперек дороги Балыкова, а прежде на пути его денег, несли не только убытки, но и более существенные потери. Проклятый он или заклятый? От Балыкова было проще отмахнуться, и уже через пять лет филиалы «Сладкого папы» были в пяти подмосковных городах.

Мало ли было таких, получивших сомнительный капитал девяностых? Инна Викторовна хмыкнула. Она не знала ни одного успешного человека с безупречной репутацией. Поговорив о Балыкове со сплетниками города, о которых он с горечью упомянул, Инна не смогла сложить мозаику образа этого странного свидетеля. О Балыкове никто ничего не знал. Говорили, что у него есть дочь-художница, которую он прогнал из дому, что все близкие его скоропостижно умерли, что лечился он в психиатрической клинике, которая потом сгорела. Да и сам, вроде бы, интернатский и бывший мент… Говоря о Балыкове, чаще упоминали его бессменных помощников – Табеева и Горшенёва, заменивших ему семью и друзей. Дьявольская троица существовала в замкнутом круге. Ни баб, ни пьянок, ни скандальных происшествий. Зацепить их было нечем, не торчало ни ниточек, ни хвостиков, и это Инне Викторовне не нравилось. Балыков заинтересовал её, как филателиста – редкая марка.

Мещерякова уже исполнила поручение о допросе, москвичи удовлетворились её «отпиской», отказали в возобновлении уголовного дела. Из головы «Сладкий папа» не уходил никак, к тому же мать Давлетовой с маниакальным упорством ходила в отдел милиции, как к себе на работу. Угрожала и плакала, настаивала на том, что в деле разобрались плохо, что Балыков всех москвичей купил, а заодно и Мещерякову с её гнилым руководством. В итоге начальник отдела попросил Инну снова допросить Балыкова, чтобы сделать окончательную отписку для полусумасшедшей Давлетовой. Инна позвонила Балыкову, и тот неожиданно пригласил её к себе домой. Инна также неожиданно согласилась.

Особняк Балыков выстроил себе на окраине Солнечногорска, неподалеку от корпусов кондитерской фабрики. Забор упирался в густой березовый подлесок, а тот живописно спускался к реке. Создавалось впечатление, что и березняк, и речка тоже находятся во владении «Сладкого папы». За Инной приехал простой служебный автомобиль с фабрики и привез прямо к дверям особняка. Внешне дом был самым обычным: трехэтажный, добротный, без внешней вычурности. Но когда Инна вошла в холл, то невольно раскрыла рот. Все стены украшала смальтовая мозаика на библейские сюжеты. Мало того, что это было баснословно дорого, это было еще и кощунственно. Справа гостей встречал карикатурный змей, держащий в пасти румяное яблоко, и косила глазами носатая Ева, прикрывавшая исполинскую грудь косами. Слева виднелась фигура Христа посреди пустыни, а его плечи фамильярно обнимал бес, сильно напоминавший лицом бывшего президента с его свиными глазками, в пиджаке, но с волосатыми козлиными ногами. Инна рассматривала картины без стеснения, удивляясь фантазии хозяина дома, и сразу же спросила, какой смысл крылся в его затеях.

– Дом твой – храм твой, – веско ответил Андрей, встретивший гостью в полотняном сером костюме.

– Но это не повод иконами его увешивать. Тем более, такими странными.

– Тут нет икон, обратите внимания. Здесь картины, над сюжетами которых человечество размышляет всю свою многовековую историю.

–Человечество – да, – не сдавалась Инна, – но вы-то почему?

– Как сын Евы и не противившийся распятию Христа, я думаю об этом неустанно.

– Вы на себя грехи мира берете? – со смехом спросила Инна.

– О нет, лишь о своих грехах я плачу. И проистекают они от зла познания и невозможности противостоять искусу, – сообщил Андрей и показал жестом, куда следует пройти гостье.

Инна хмыкнула, повела бровями. Она уже поняла, что ее собеседник еще тот фрукт, который в софистике собаку съел и очень любит мистификации разного рода.

Через светлый коридор, пронизанный лучами заходящего солнца, они прошли в библиотеку. Полки с книгами по эзотерике и черной магии, психологии и средневековой истории, мировым религиям и философии удивили, но Инна удержалась от вопроса «Вы это всё читали?». Она предположила, что вся выставка – часть мистификации и тщательно созданного образа. Пока гостья рассматривала фолианты, дверь бесшумно отворилась. В кабинет вошла совершенно голая старуха с высокой царственной прической, длинными серьгами в виде хрустальных шариков на цепочках. Из всей одежды на ней был лишь полупрозрачный фартучек. Старуха подала кофе, печенье, крупный изюм в вазочке, фруктовые башенки канапе на тарелочках с серебряными двузубыми вилками. Молча поставив все на низкий столик, продемонстрировав дряблые груди и морщинистый зад, она царственно удалилась.

– Знаете ли, это уже перебор! – оскорбилась Инна. – У дамочки аллергия на одежду или у вас непорядок с головой?

– Это было напоминание о том, что молодость и красота не вечны, – спокойно ответил Андрей и стал разливать кофе.

– Если вы это шоу для меня устроили, то напрасно старались, – небрежно бросила Инна, отказавшись от угощения, но села в кресло и закинула ногу за ногу.

– Боже избавь. На всех гостей не угодишь, – ответил Балыков, грызя орешек, – мой дом – мои порядки.

– Вы явно хотите меня обескуражить и даже оскорбить, но я буду делать свою работу, – упрямо сказала Инна.

– Такой цели, уважаемая леди-сыщик, у меня нет. Вы мне не интересны ни как женщина, ни как враг.

– Ну, спасибо за откровенность, – хмыкнула Инна, – тогда я и вовсе отказываюсь найти достойное объяснение происходящему.

– Одна голая баба вас повергла в такую истерику? – засмеялся Андрей. – Я думал, что вы на своей работе всякого повидали.

– Нет, не одна голая баба, – не сдавалась Инна, – с момента нашей первой встречи вы всячески пытаетесь меня обидеть, вывести из себя.

– Пытаюсь соответствовать тому образу демона, который мне навязало ваше пылкое воображение, – Андрей протянул вазочку с печеньем: – Угощение не отравлено.

– А я уже стала подозревать, что съем кусочек и очнусь в наручниках в каком-то подвале, – сказала с презрением Инна.

– Экие у вас фантазии! – восхитился Андрей и стал хрустеть печеньем. – У меня и подвала-то нет, и наручников. Но есть винный погреб, с неплохой коллекцией. Правда, дегустировать вино под звуки музыки и неспешную беседу мне не с кем. Табеев всегда до неприличия трезв, а Горшенёву только дай воли – всё выпьет без разбору.

– Оставим дегустации до лучших времен. Давайте поговорим о деле. Госпожа Давлетова снова пишет жалобы. Начальство поручило мне ваш повторный допрос. Расскажите мне снова все по порядку об отношениях с Айгуль Давлетовой и не стройте из себя Мефистофеля. Может, вам хоть что-то известно о том, как она жила после отъезда из Солнечногорска.

– Я видел жалобу Давлетовой. Ваш начальник был более честным, чем вы, и дал мне прочесть то, что все вы в отделе считаете бредом сумасшедшей. Знаете, что я вам скажу? Эта несчастная женщина совершенно права. Я – действительно порождение преисподней, и все смерти вокруг меня – это исключительно моя вина.

Инна закатила глаза и скривила губы. Паяц, совершеннейший паяц!

Балыков же не смягчал тона.

– Теперь, когда мы не в вашем обшарпанном кабинете, а я не дохлая муха на булавке энтомолога, я намерен поделиться с вами своей версией событий.

– Вы всегда говорите так витиевато или это библиотека эзотерики на вас дурно влияет? – саркастически спросила Инна.

– Видите ли, – Андрей встал и прошелся по комнате, – когда-то в прошлой жизни я работал простым следователем районного отдела МВД. Моя жизнь была проста, и говорить о ней витиевато не было необходимости. Потом в ней произошли некие события, которые и породили во мне желание заглянуть в бездну ученых книг. Понять я ничего не понял, но понахватался красивостей и теперь пудрю мозги очаровательным барышням.

Инна наклонила голову на бок и скрестила руки на груди.

– Что за события? Когда я сколотил первоначальный капитал, то, как водится, перешел дорогу нехорошим людям, и … В общем, меня не убили, а прокляли. Теперь все последующие годы я процветаю, а люди, которых я люблю, умирают. Умерла моя жена, брат, мать, друг, любовница. Если я делаю пожертвования, то, прикасаясь к моим проклятым деньгам, погибают и страдают люди. Вот прихожу я, скажем, в ваш затрапезный кабинет. Первая мысль такая: тысяч цать тут надо, и через неделю будет чисто и уютно. А вторая мысль такая: следователя Мещерякову собьет на пешеходном переходе случайно проезжающий автобус.

Инна слушала его спокойно, не перебивая, и у неё окончательно созрела мысль, что она имеет дело с сумасшедшим.

– В силу вышеизложенного, как любят писать в официальных документах, – произнес без улыбки Андрей, – я полностью ответственен за гибель многих и многих людей.

– Конечно, то, что вы поведали, очень, м-м-м… необычно, – Инна запнулась. – Я бы даже сказала, что это интересно для беллетриста. Но звучит для меня, как следователя, не очень убедительно.

– Я и не рассчитывал, что вы так просто поверите мне, – возразил Андрей, продолжая ходить по комнате, – в это верю я сам. Вот что главное. Скажу больше: я пытался освободиться от проклятья, но известными мне способами это не удалось. В итоге я избавился от всех, к кому у меня могла бы сформироваться привязанность, и, попросту говоря, перестал тратить свои деньги на нужды, не связанные с бизнесом.