Хищники царства не наследуют

Балыков подошел следом и примирительно тронул Табеева за рукав. Он не хотел конфликта. Вика взвизгнула. Шаман завертелся волчком, потом остановился и запустил пальцы под дурацкую шапку, яростно массируя виски. Он тоненько подвывал усиливающемуся ветру. Не мог же он сказать этим людям, что теряет над собой контроль, что уплывает из этого мира! От шамана этого и ждали, но сам он всегда только лицедействовал. Приплывая на Ольхон, он описывал круги вокруг столбов, имитировал общение с духами, но он был внутренне спокоен, как опытный актер. И он никогда не чуял ни малейшей вибрации земли. Теперь же заболоченная дорога ходила под ним ходуном, а сосны и лиственница скруглили свои стволы и нависли куполом. В муке Орчун смотрел на чокнутого москвича и гадал, что же это за человек, почему тайга не пускает их дальше? В том, что Балыкова нельзя было вести на Ольхон и гневить Угутэ-нойону, шаман не сомневался.

Хозяин мыса Бурхон мог дать несметное богатство, славу и долгую жизнь. Но Балыков шел не за этим. Он хотел исторгнуть что-то опасное, осквернить обиталище Угутэ-нойнона! Шаману пришла внезапная ясность: «Надо увезти чужака подальше от Дома Духов, привести на могилу Юмдолгор. Убить!»

Компания смотрела на Шамана в изумлении. Он завывал от страха, потом замолк, осел кулем и распластался по земле.

– Молится, что ли? – спросила Вика с удивлением. Она не любила притворства и ощущала стыд от того, как ведет себя этот старик в клоунском наряде.

– Едем отсюда! – крикнул Балыков, но все заворожено стояли.

Наконец Орчун поднялся с земли, опираясь на посох. Его шатало, но глаза уже прояснились. Напоследок что-то невидимое толкнуло Орчуна в живот, шаман согнулся пополам, и его вырвало не землю.

Вика ойкнула и отвернулась. Табеев встряхнул Орчуна за шиворот.

– Дальше веди. Куда надо веди. Последний раз говорю!

Сели в машины, Орчун безвольно подымал руку и тихо шептал, куда держать путь. Когда он велел остановиться, то все вышли, бросили машины со включенными фарами и побрели почти заросшей тропой в одному Орчуну известном направлении. Табеев шел следом и надламывал ветки старых деревьев, помечая путь.

Балыков запомнил только, как Орчун показал ему на могильный холм старой шаманки. Как вспыхнула молния и раскрылся пролом, как шагнул он в поток голубого света, и всё внутри него, а не только вокруг, наполнилось голубым льдистым сиянием. Потом сияние стало меркнуть, а пролом закрываться, но уходить из него не хотелось, Балыков знал, что именно тут ему и место, в этом новом мире. И пусть обманщик Орчун не привел его на Ольхон, место само приманило Балыкова. Обняло и наполнило счастьем. Но вдруг Орчун вскрикнул и вытянул Андрея за куртку обратно, на берег, к запаху можжевелового костра, к пирамидкам наскоро сложенных камней. Балыков свалился, как подрубленное дерево, открывать глаз не хотелось.

Когда он очнулся, то его слезы смешивались со слезами дочери, а на ладонях сияло синее свечение. Такое же, как вокруг шеи Табеева и в кудрях дочери. Андрей откуда-то понял, что отныне будет видеть эту метку только на своих людях.

***

В доме Балыкова Инна ничего не ела, поэтому дома сразу же набросилась на холодные отбивные. «Конечно, вечер нельзя назвать таким уж тривиальным, – размышляла она, – но по большому счету в своих поисках я никуда не продвинулась. Балыков – странный. Позёр. Но удивил, следует признать».

Она тряхнула головой и посмотрела в зеркало: «Старею. Стрижка растрепалась. Вон сколько седины…Ну, плевать!»

Жуя, Инна пометила в блокноте: запросить сведения о службе Балыкова в органах внутренних дел, о грабежах и убийствах в период его работы, собрать факты о смертях, упомянутых им в разговоре. Но что бы это дало? Наверняка грабеж расследован, виновные наказаны, а проклятие к делу не пришьешь. Да и зачем собирать данные? Чем Балыков так её зацепил? Голой служанкой или козлоногим президентом на мозаике?

Она отвлекалась на службе от мыслей о Балыкове.Трезвонил рабочий телефон.

– Олег, я тебя очень прошу мне больше не звонить! Не смей дергать меня на работе! – у Инны иссякло терпение, но она держалась стойко. – Мне не интересно, чем ты будешь платить кредит. Суд нам разделил имущество, в решении все написано. С чем-то не согласен – пиши кассацию. Причем тут моя должность!

Инна бросила трубку и шепотом выругалась, вытерла выступивший на переносице пот, напялила очки в черной оправе и только потом заметила стоявшего в дверях Балыкова.

Под белым мятым пиджаком алела футболка. Льняные брюки украшал невообразимый красный брючный ремень. Красные туфли с черными носами дополняли образ.

«Вот клоун!» – мелькнуло у Инны, но вслух она сказала:

– Как вас пропустили?

Балыков помахал перед ее носом повесткой.

– Я вам повесток не выписывала, – сказала она возмущенно.

– Долго ли сляпать на компьютере ваш примитивный бланк? – усмехнулся Балыков.

–Что вам надо? – спросила она и тут же добавила: – Вы меня от работы отвлекаете.

– Вы позавчера забыли записную книжку со стихами у меня дома, я решил вам ее вернуть. Не знаю, кто автор, но графоман еще тот.

Инна покраснела сунула блокнот в сумочку.

– Никто вам не разрешал лазить в чужих вещах и высказывать свои прямолинейные суждения, – упрекнула она.

–Я, грешным делом, подумал, что это вы специально… Для продолжения общения. Ну, нет так нет.

Балыков без извинений встал и, картинно поклонившись, покинул кабинет Инны. Она посидела немного, уняв неприятное сердцебиение. А какое ей дело до того, понравились ли её стихи этому богатому хаму! Инна отругала себя за смущение и принялась за работу.

К обеду, оформив с десяток ходатайств на детализацию звонков и обыски, она направилась в районный суд. Ежедневное исполнение нудных обязанностей, требовавших от нее внимательности, упорства и хорошей памяти, утомляло. Инна подумывала сменить профессию, даже пыталась сдать экзамены на адвоката, но вступительный взнос в коллегию был настолько велик, что она даже сумме не поверила. К тому же при разделе имущества мужу досталась однокомнатная квартира на первом этаже в центре, а ей – двушка на окраине, да еще на третьем этаже. Из такой офис не сделать. Зато бывший по мировому соглашению должен был платить по кредиту. Сам всё подписал, а теперь мотал нервы и звонил с наглыми требованиями выдать ему немедленно энную сумму.

В суде ей «завернули» четыре ходатайства из десяти «для надлежащего оформления» Привыкшая к такому исходу, Инна неожиданно расстроилась. Она присела в скверике на лавочке с салатом из контейнера, собранного утром перед работой. Меланхолично жуя, она поняла, что причиной ее истинной грусти является Балыков.

Записав его в сумасшедшие, она явно поторопилась. Он не походил на такого: вальяжный, уверенный в себе, наверное, жестокий и … очень загадочный. Он просто эпатировал ее, пытался пробудить к себе ее интерес. И что же вышло – у него получилось. Балыков безошибочно угадал, что она, как дурочка, попадется на крючок. И наверняка сам потихоньку вытащил из ее сумочки злосчастный блокнот со стихами.

Инна вздохнула, отправила в рот кусочек маринованного огурца и посмотрела на свои туфли. «Эх, агент Кларисса Старлинг, в дешевых туфлях и с модной сумочкой», – подумала она и невесело усмехнулась. За ней давно никто не ухаживал, а развелась она два года назад. Коллеги по работе ее раздражали, о подследственных и говорить нечего. Круг общения с каждым годом сужался. Не то чтобы она мечтала встретить мужское надежное плечо и снова выйти замуж, но иногда ей становилось грустно, потому что одиночество и неприкаянность ее тяготили. К тому же дни тянулись неинтересно. Работа её утомляла и вытягивала всю энергию. Вечера были предсказуемыми, а на выходных Инна и вовсе не вылезала из-под одеяла. День за днем шли, а вспомнить нечего.

Закончив нехитрый обед, полуголодная Инна вернулась в кабинет переделывать ходатайства. Ей хотелось, чтобы по приезде на работу она обнаружила загадочное письмо от Балыкова с приглашением на вечеринку, или букет цветов, или что-то подобное, необычное, но вполне вписывающееся в сюжет повести, которую она начала для себя придумывать. Разумеется, на этом этапе Инна бы отвергла Андрея. Но потом… Кто знает?

Однако в кабинете ее ждала только куча папок и реестр принятия дел к производству, а у двери стояла Давлетова с перекошенным от злобы ртом. Инна молча протянула ей постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, но Давлетова заявила, что с такой «писулей» она пойдет прямиком к прокурору.

– Делайте, что хотите, – сказала устало Инна.

– Глаза твои бесстыжие! Следствием занимается, а сама с магнатом шашни крутит! Я так в жалобе прокурору и напишу.

– Кто крутит? – Инна с возмущением поднялась со стула. – Вы что себе позволяете?

– Вас видели вместе! Вы к нему домой ходили, а ушли поздно ночью! – ехидно сказала Давлетова.

– Я вас за клевету привлеку, не сомневайтесь, – Инна могла за себя постоять и знала, что лучшая защита – это нападение. – Вы распускаете сплетни обо мне, а я – должностное лицо! И вы тем самым порочите образ милиции! Вон отсюда!

Давлетова не стушевалась, она торжественно заявила, что не остановится, и хлопнула дверью.

Расстроенная Инна села за стол. Это была последняя капля в её сегодняшней чаше неприятностей. Покрутившись на разболтанном кресле, она набрала номер Балыкова.

– Добрый день, – раздался густой голос Андрея.

– Это Инна Викторовна, следователь.

– Я вас узнал. Что-то случилось? – Балыков ответил официально, но неожиданно добавил: – Переписали пару неудачных строф и решили поделиться?

– И не надейтесь, – засмеялась Инна, ей стало неожиданно легко от насмешки собеседника. – Приходила Давлетова и угрожала мне. Она также распространяет сплетни о том, что у нас с вами любовная связь.

– Это прискорбно, – сообщил Балыков серьезным голосом, – уж лучше грешным быть, чем грешным слыть, напраслина страшнее обличенья.

– Ценю ваше чувство юмора, – усмехнулась Инна, – но я вам звоню не для этого. Не могли бы вы ее убить?

– Ну и шутки у вас, Инна Викторовна, – удивился Балыков. – Пока не могу. Увы! Главный мой киллер уехал по личным делам. Сказал, что едет завоевывать сердце бурятской принцессы. Сам же я не убиваю.