– Мне нужно знать, сколько вы берете за кремацию.
– Кремация, значит? Да, мы предоставляем эту услугу всем желающим.
– Сколько это стоит?
– Сколько автомобилей вы будете заказывать?
– Что?
– Сколько автомобилей вы будете заказывать? Сколько родственников и знакомых усопшего будут присутствовать на похоронах?
– Один, – ответил Ной. – Один родственник.
Песня закончилась грохотом барабанов, и Ной не расслышал последней фразы мужчины на другом конце провода.
– Я хочу, чтобы расходы были минимальными, – сказал он. – У меня мало денег.
– Понятно, понятно, – ответил мужчина из похоронного бюро. – Позвольте еще один вопрос. Усопший оставил страховку?
– Нет.
– Тогда придется платить наличными, вы понимаете? Авансом.
– Сколько?
– Вы хотите картонную коробку или урну с серебряной пластинкой?
– Картонную коробку.
– Минимальная цена, которую я могу вам предложить, молодой человек… семьдесят шесть долларов и пятьдесят центов.
– Доплатите пять центов за пять минут разговора, – раздался голос телефонистки.
– Хорошо. – Ной бросил в щель пятицентовик. Телефонистка поблагодарила его и отключилась. – Хорошо. Семьдесят шесть долларов и пятьдесят центов. – Он решил, что как-нибудь наскребет эту сумму. – Хоронить будем послезавтра. Во второй половине дня. – В этом случае у него появлялась возможность продать второго января камеру и другие вещи отца. – Адрес – отель «Вид на море». Вы знаете, где он находится?
– Да. – Язык у мужчины заплетался все сильнее. – Да, конечно. Отель «Вид на море». Завтра я пошлю человека, и вы сможете подписать контракт.
– Хорошо. – Ной, весь потный, уже собрался повесить трубку.
– И последнее, мой дорогой. Насчет ритуалов.
– Каких ритуалов?
– Какую религию исповедовал усопший?
Яков не исповедовал никакой религии, но Ною не хотелось говорить об этом мужчине из похоронного бюро.
– Он был евреем.
– Ага. – На другом конце провода помолчали, потом раздался веселый, пьяный женский голос: «Хватит болтать, Джордж, давай лучше выпьем». – Я очень сожалею, но у нас нет возможности хоронить евреев.
– Да в чем разница?! – заорал Ной. – Он не ходил в синагогу. И никакой похоронной службы ему не нужно.
– Невозможно. – К голосу на том конце провода вернулась прежняя суровость. – Мы не хороним евреев. Я уверен, вы сможете найти другие похоронные бюро… у которых есть все необходимое для кремации евреев.
– Но доктор Ферстборн рекомендовал вас. – Ной чуть не выл от отчаяния. Он чувствовал, что не выдержит еще одного разговора с похоронным бюро. – Вы же хороните людей, не так ли?
– Примите наши соболезнования в столь горький для вас час, – ответили ему, – но у нас нет никакой возможности…
На другом конце провода что-то зашуршало. «Дай мне поговорить с ним», – произнес женский голос. Трубка перекочевала к даме.
– Слушай, почему бы тебе не отстать от нас? – На Ноя, казалось, пахнуло виски. – Мы заняты. Ты слышал, что сказал Джордж? Мы не хороним кайков[12 - Пренебрежительное прозвище евреев в Америке.]. С Новым годом. – В трубке раздались гудки отбоя.
У Ноя дрожали руки, пот ручьями тек по телу. С трудом ему удалось положить трубку на рычаг. Он открыл дверь будки и медленно побрел к выходу мимо музыкального автомата, в котором крутилась пластинка Лоша Ломонда, мимо блондинки и пьяных матросов у стойки. Блондинка вновь улыбнулась ему.
– Что случилось? – спросила она. – Ее нет дома?
Ной не ответил. Силы покинули его, усталость придавливала к земле. Ему удалось дотащиться до стойки и залезть на высокий стул у самой двери.
– Виски.
Бармен поставил перед ним стакан. Первую порцию Ной выпил залпом и тут же заказал вторую. Виски подействовало мгновенно. Зал поплыл в приятном тумане, музыка перестала бить по барабанным перепонкам, люди, сидевшие у стойки, стали ближе. И когда блондинка в обтягивающем платье с цветами на желтом фоне, красных туфельках и маленькой шляпке с лиловой вуалеткой подошла к нему, нарочито покачивая полными бедрами, он встретил ее улыбкой.
– Так-то лучше. – Блондинка коснулась его руки.
– С Новым годом, – поздравил ее Ной.
– Сладенький… – Блондинка взгромоздилась на соседний стул, поерзала ягодицами по сиденью из красной кожи и потерлась коленом о бедро Ноя. – Сладенький, у меня беда. Я вот оглядела бар и решила, что положиться можно только на тебя. «Апельсиновый цветок», – бросила она бармену, переместившемуся на их край стойки. – А в час беды, – она положила руку на локоть Ноя, пристально всматриваясь в его лицо сквозь вуалетку. Взгляд маленьких, синих, густо накрашенных глаз блондинки не оставлял сомнений в ее намерениях, – в час беды мне нравятся итальянцы. У них сильный характер. Они возбуждают, они сочувствуют. И сказать по правде, сладенький, мне нравятся мужчины, которые могут возбудить женщину. С другими просто не стоит иметь дело. Толку все равно не будет. Знаешь, что я ищу в мужчине? Доброжелательный характер и полные губы.
– Что? – переспросил Ной.
– Полные губы, – с придыханием повторила блондинка. – Меня зовут Джорджия. А тебя, сладенький?
– Рональд Бивербрук, – ответил Ной. – И должен сказать тебе… я не итальянец.
– О! – На лице женщины отразилось разочарование, одним глотком она ополовинила бокал с «Апельсиновым цветком». – Я бы поклялась, что ты итальянец. Так кто же ты?
– Индеец. Индеец сиу.
– Пусть так. Я все равно готова спорить, что ты знаешь, как порадовать женщину.
– Давай выпьем.
– Сладенький, – позвала блондинка бармена. – Два «Апельсиновых цветка». Двойных. – Она вновь повернулась к Ною. – Индейцы мне тоже нравятся. Кого я не люблю, так это обычных американцев. Они не знают, как ублажить женщину. Прыг-скок, ой-ой-ой – и они уже вылезают из кровати, натягивают штаны и бегут к своим женам. Сладенький, – она допила первый «Апельсиновый цветок», – сладенький, почему бы тебе не подойти к тем двум парням в синей форме и не сказать им, что ты проводишь меня домой? Возьми с собой пивную бутылку на случай, если они будут возражать.
– Ты пришла с ними? – спросил Ной. Настроение его заметно улучшилось, все тревоги куда-то подевались, он поглаживал руку блондинки и, улыбаясь, заглядывал ей в глаза. Ладони ее были в мозолях, кожа грубая, и она этого очень стыдилась.
– Это все от работы в прачечной, – печально вздохнула блондинка. – Никогда не работай в прачечной, сладенький.