– Нет.
– Тогда побуду здесь.
– Еще увидимся. – Майкл взмахнул рукой. – Пойду поброжу.
– Конечно, дружище. Спасибо за бабки.
– Используйте их по назначению, дружище.
– Конечно, дружище. – И Парриш вернулся к своему стакану; его широкие, обтянутые синей саржей плечи резко выделялись среди обнаженных плеч женщин и шелковых лацканов смокингов мужчин.
Майкл направился к группе гостей в углу комнаты. Еще до того, как он добрался туда, Майкл поймал обращенный на него взгляд Луизы и ее улыбку. Если следовать терминологии Лауры, Луиза была его экс-герл, только отношения между ними не прерывались. Луиза уже вышла замуж, но они продолжали встречаться, иногда часто, иногда реже. Майкл, конечно, понимал, что ведет себя аморально, не желая рвать давнюю связь, но Луиза, миниатюрная, темноволосая, умненькая, очень нежная и нетребовательная, по праву считалась одной из первых красавиц Нью-Йорка. Иногда, зимними вечерами, когда они лежали рядом в чужой кровати в квартире, которую на день-другой уступили им какие-нибудь друзья, Луиза вздыхала, глядя в потолок, и говорила: «Как же хорошо! Но наверное, придется ставить точку». Однако ни она, ни Майкл не воспринимали эту идею всерьез.
Луиза стояла рядом с Дональдом Уэйдом. На мгновение перед мысленным взором Майкла возникли слившиеся воедино Лаура и Уэйд, но видение это исчезло, как только он поцеловал Луизу и поздравил ее с Новым годом.
Уэйду он пожал руку, в который уж раз задавшись вопросом, отчего мужчина должен демонстрировать дружеские чувства в отношении бывших любовников своей жены.
– Привет. – Луиза заглянула ему в глаза. – Давно тебя не видела. Ты отлично смотришься в новом костюме. А где миссис Уайтэкр?
– Ей предсказывают судьбу, – ответил Майкл. – Прошлое у нее не из плохих. Но теперь ее волнует будущее. А где твой муж?
– Не знаю. – Луиза неопределенно взмахнула рукой и одарила Майкла только ему понятной улыбкой. – Где-то здесь.
Уэйд поклонился и отошел. Луиза проводила его взглядом.
– Раньше он встречался с Лаурой?
– Не сыпь мне соль на рану.
– Просто хотела узнать.
– В этой комнате полно мужчин, которые раньше встречались с Лаурой. – Майкл оглядел гостей. Уэйд, Толбот, долговязый актер по фамилии Морен, который снимался в одном из фильмов Лауры. Их имена как-то появились рядом в колонке светской хроники одной крупной лос-анджелесской газеты, и Лаура позвонила в Нью-Йорк ранним утром, чтобы заверить Майкла, что это была официальная вечеринка, устроенная студией. При желании он мог продолжить список.
– В этой комнате, – глаза Луизы затуманились, – полно женщин, которые раньше встречались с тобой, Майкл. Или «раньше» лучше опустить?
– На нынешних вечеринках слишком много народу. Я больше не буду на них ходить. Есть здесь место, где мы могли бы посидеть в тишине, держась за руки?
– Скорее да, чем нет. – Луиза взяла его за руку и повела через холл, где тоже толпились гости, в другой конец квартиры. Открыв одну из дверей, заглянула в комнату. Свет в ней не горел, и Луиза знаком предложила Майклу последовать за ней.
Они переступили порог, тихонько закрыли за собой дверь и сели на маленький диванчик. После яркого света других комнат Майкл поначалу ничего не видел. Он закрыл глаза, удовлетворенно вздохнул и почувствовал, как Луиза прижалась к нему и нежно поцеловала в щеку.
– Тут тебе больше нравится? – спросила она.
В другом конце комнаты заскрипела кровать, и теперь, когда его глаза привыкли к сумраку спальни, Майкл увидел, как какой-то человек привстал на постели и потянулся к столику, стоящему между двумя кроватями. Послышалось характерное позвякивание чашки о блюдце. Человек взял чашку и поднес ко рту.
– Унижение. – Это единственное слово человек произнес в промежутке между двумя длинными глотками, но и одного слова хватило, чтобы Майкл узнал усевшегося на кровати Арни. Тот наклонился вперед, едва не свалившись на пол, и уставился на вторую кровать.
– Томми, – позвал Арни. – Томми, ты проснулся?
– Да, мистер Арни, – сонно ответил десятилетний мальчик, сын Джонсонов, которые принимали у себя гостей.
– С Новым годом, Томми.
– С Новым годом, мистер Арни.
– Не хотел беспокоить тебя, Томми, но мне приелось общество взрослых, вот я и пришел сюда, чтобы поздравить с Новым годом новое поколение.
– Премного вам благодарен, мистер Арни.
– Томми…
– Да, мистер Арни? – Томми уже окончательно проснулся. Майкл чувствовал, что Луиза едва сдерживает смех. Он понимал, что ситуация действительно презабавная, но его злило, что нужно сидеть в темноте и молчать.
– Томми, рассказать тебе историю?
– С удовольствием послушаю, мистер Арни.
– Тогда попробую… – Арни вновь отпил из чашки, звякнул фарфор. – Попробую… Я не знаю историй для детей.
– Расскажите любую. На прошлой неделе я прочитал «Тощего человека».
– Хорошо, – с пафосом заявил Арни. – Я расскажу тебе историю, не предназначенную для ушей ребенка. Историю моей жизни.
– Вас когда-нибудь били по голове рукояткой револьвера сорок пятого калибра? – спросил Томми.
– Не перебивай меня, Томми, – раздраженно бросил драматург. – Если меня и били по голове рукояткой револьвера сорок пятого калибра, ты узнаешь об этом в должное время.
– Извините, мистер Арни. – В вежливом голосе Томми слышалась обида.
– Пока мне не исполнилось двадцать восемь лет, я считался подающим надежды… – начал Арни.
Майкла передернуло. Не хватало еще услышать исповедь драматурга. Но Луиза нежно сжала его руку, и Майкл смирился.
– Я получил образование в хороших школах, Томми, как нынче принято писать в романах. Учился прилежно и узнавал цитаты из всех английских поэтов. Хочешь выпить, Томми?
– Нет, благодарю вас. – Томми уже сидел, не сводя глаз с Арни.
– Ты, должно быть, слишком молод, чтобы помнить рецензии на мою первую пьесу, Томми. «Жердь и коротышка». Сколько тебе лет, Томми?
– Десять.
– Слишком молод. – Чашка в очередной раз звякнула о блюдце. – Я бы мог процитировать некоторые из этих рецензий, но едва ли тебе это интересно. Однако упомяну, что меня сравнивали со Стриндбергом и О’Нилом. Ты слышал о Стриндберге, Томми?
– Нет, сэр.
– И чему только в наши дни учат детей в школе! – сердито воскликнул Арни, глотнув виски. – Итак, история моей жизни, – продолжил он уже более спокойно. – Меня принимали в лучших домах. Я подписывал чеки в четырех самых дорогих ресторанах Нью-Йорка. Мои фотографии неоднократно публиковали в газетах. Меня приглашали выступить на торжественных приемах и обедах. Я перестал разговаривать со всеми своими прежними друзьями, и у меня словно гора с плеч упала. Я поехал в Голливуд и долгое время зарабатывал по три с половиной тысячи долларов в неделю, и было это до введения подоходного налога. Там я пристрастился к бутылке, Томми, и женился на женщине, у которой был дом в Антибе, это во Франции, и пивоварня в Милуоки. В 1931 году я бросил эту женщину ради ее лучшей подруги и в этом ошибся, потому что дама была костлява, как горная форель…
Арни шумно отхлебнул виски. Майкл понимал, ему не остается ничего другого, как сидеть в темноте и надеяться, что драматург не заметит его присутствия.