– Да, так о чем бишь я?.. В общем, Илюша, ты отработанный материал, но есть одна деталька. Прогресс ведь не остановишь, так? Поэтому наше богоугодное дело мы продолжим уже без тебя. Но для этого нам нужна твоя компьютерная программа по поиску «напарников». Так что заклинаю тебя нашей былой дружбой, передай ее нам по-быстрому и не заставляй меня применять для ее добывания методы, мне, культурному человеку, претящие. Кстати, не желаешь ли взглянуть?
Олигарх хлопнул в ладоши, и тут же в дверь ввезли тележку, на которой завернутый в темный полиэтилен лежал труп его однокурсника, того самого Сергея, которого Хаскин умолил этой ночью рассказать все, что тому известно. «Так вот откуда запах формалина», – мелькнула мысль.
– Это ему – за длинный язык, а тебе в назидание. Его мы устранили быстро и безболезненно, так что он не мучился. Тебе, если будешь упрямиться, придется хуже. Много хуже. Программу ты все равно нам передашь. Надеюсь, в этом сомнений нет? Так что решай. Мы даже знаем, что ее написал некий Кравцов. Кстати, с минуты на минуту его должны сюда доставить.
Тут внезапно распахнулась дверь и без стука вбежал некто, внешне очень похожий на олигарха, только помоложе, и что-то зашептал спонсору на ухо.
«Ах, это же сынок его. Вячеслав, кажется» – вспомнил Хаскин. Пару раз сынок присутствовал во время их со спонсором задушевных бесед о социальной ответственности крупного бизнеса.
Выслушав сына, олигарх нахмурился:
– Плохо, Слава. Очень плохо…, – а потом обратился к Хаскину: – Вот видите, Илья Львович, поспешишь – людей насмешишь. Каюсь, поторопился я. Кравцов ваш, увы, не у нас, а на Лубянке или на Петровке. Наши источники в силовых ведомствах сообщили. Что ж, вам же хуже. Теперь придется решать вопрос более оперативно.
– Молодец Костя! Теперь вам его не достать! – воскликнул Хаскин, рванулся, но ремни не пускали, и лицо его исказилось гримасой.
– Ну, насчет «не достать» ты, Илюша, маху дал. В любой момент.
– Так устраняем Кравцова? – спросил Слава.
– Ни в коем случае! Пока программу не получим, мы с него будем пылинки сдувать. Он у нас будет заместо дубликата на тот случай, если Илья Львович героем окажется и муку смертную примет, а программу не даст. Тогда уж мы через Кравцова ее раздобудем.
Он снова хлопнул в ладоши. Появился очередной в костюме, темных очках и почему-то в длинном и плотном кожаном фартуке.
– Вот познакомься, Семеныч. Это твой новый клиент. У тебя все инструменты готовы?
Семеныч кивнул.
– Ну, тогда будь готов уже к вечеру. Я-то хотел это дело до утра отложить, но обстоятельства изменились.
Потом он снова обратился к Хаскину:
– Тебе, Илюша, на размышления несколько часов. Либо сам программу выложишь. Тогда вот тебе, – олигарх вытащил из кармана стеклянную коробочку с черными таблетками и пояснил: – Цианистый калий. Надкусишь, и всё. Либо придется тебе до чистосердечного признания ручек-ножек лишиться. Семеныч большой мастер из человека обрубок делать. Как папа Карло, только наоборот. Но начнем по традиции с пальчика. Чтобы тебе, Илюша, легче было принять решение. А ну, Семеныч, неси свои пассатижи.
Семеныч исчез за дверью, но через минуту вернулся, держа в руках огромные, почему-то несуразно «веселенького» – розового – цвета, кусачки.
– Ну, вы тут занимайтесь, а я пошел. Зрелище не для моих нервов. Да и не для детских глаз. Пойдем, Слава, – снова улыбнулся «Брандо».
– Погодите, Александр Равильич, – остановил его Семеныч. – А опосля… процедуры врача пригласить? Чтобы там заражения не вышло. Антисептика.
– Еще чего? – сказал Александр Равильич. – Руку тряпкой обмотаешь, чтобы крови поменьше. И всё. До заражения дело не дойдет.
– Ясно. А потом что делать? Покормить его?
– И этого не надо. Пусть пред Отцом нашим небесным предстанет натощак. А то ведь обосрется. Пошли, Слава. А вам ни пуха, ни пера.
С этими словами, он с сыном вышел за дверь. Семеныч подступил к Хаскину, несколько раз примеривался, потом недовольно сказал:
– Да не дрожите вы так. Неровен час, рука у меня дернется. Вам же больнее будет.
Через минуту из подвала донесся нечеловеческий вопль, рев, в котором никто бы не смог опознать голос Ильи Львовича Хаскина. И он второй раз за сегодняшний день потерял сознание. На этот раз от боли.
Он не знал, сколько времени прошло. В подвале стало совсем темно, значит, уже вечер. Или близко к тому. Кружилась голова, жажда стала невыносимой, пульсирующая дергающаяся боль в утраченном пальце, ну да, фантомная, была мучительной. Он посмотрел на окровавленную тряпку, которой была обмотана его рука, и стал вслушиваться, не раздадутся ли шаги Семеныча с его пыточными инструментами. Он пытался подумать, что же делать дальше? Он не герой, боли боится страшно и, конечно, обо всем им расскажет. Но о чем? Программа-то не у него, а у Кости. А Костя в полиции. Может, они до него не доберутся. Не всесильны же они? Да, придется все рассказать, только надо по возможности тянуть время.
Порой Хаскин впадал в забытье и ему виделись яркие и сплошь приятные картинки из, казалось, совсем забытого детства. А потом снова возникала эта страшная реальность, по контрасту с картинками казавшаяся вовсе непереносимой. Хаскин снова застонал, так сильно дернуло за отрубленный палец. От боли он забылся, а когда сознание вернулось, то с ужасом услышал приближающиеся шаги.
***
Мы продолжали сидеть в гостиничном номере. Прошло два часа. Пронин развил бурную телефонную деятельность. Он названивал своим подчиненным, требовал, чтобы перекрыли все шоссе из Москвы и тщательно проверяли каждую машину. «Чтобы муха не пролетела!» – грозно рокотал он. Велел немедленно немедленно докладывать ему любую информацию, касающуюся этого дела.
– Слушай, Валя, теперь уж таиться нечего. Пусть срочно опубликуют фотографии этого спонсора и сынка, чтобы на каждом столбе висели. Как там у вас принято: «Разыскивается опасный преступник», – посоветовал ему Круглянский.
– Да, пожалуй. Теперь уж что? Теперь играем в открытую. Может, по телевизору срочно объявить? С фотографиями?
– Хорошая мысль! – одобрил Круглянский. – И пообещайте за информацию хорошее вознаграждение.
Генерал отрывисто отдал распоряжения об объявлении:
– Да, непрерывно давайте! Через каждые 10 минут… Да, пусть прерывают свои программы к едрене фене! И повторяют, повторяют… Ничего со зрителями не сделается, пусть себе возмущаются… Да, особо опасные преступники. Выполняйте!
– Ну, сейчас у нас на Петровке граждане все телефоны оборвут, – усмехнулся генерал.
Я чувствовал себя скверно. Люська погибла, ее не вернуть. Теплилась надежда, что хотя бы Хаскина удастся вызволить. Но и она слабела с каждой минутой. Попробуй найти иголку в стоге сена… «Какой страшный день!» – думал я, поражаясь, что это происходит со мной. И наяву. От тревоги я не мог усидеть на месте и безостановочно ходил по комнате, все сильнее хромая.
– Да перестаньте вы мельтешить, Костя. Уже в глазах рябит, – довольно резко сказал Пронин, который продолжал беспрерывно названивать начальникам каких-то подразделений. Они отвечали:
– Нет, ничего, товарищ генерал. Звонков полно, но все пустышки. Полезной информации – нуль.
На улице начинало темнеть, когда раздался резкий звонок. Генерал включил громкую связь в своем мобильнике. Чтобы мы тоже могли слышать.
– Нашли! Нашли их логово! – послышался запыхавшийся, но ликующий голос.
– Уверены? – хрипло спросил генерал.
– На девяносто девять и девять. Это загородный поселок. И там у олигарха этого специальный коттедж для романтических свиданий.
– Почему в досье не было указано?
– Промашка вышла, товарищ генерал. Он там в последнее время редко бывал, а сегодня вдруг нагрянул. Сразу несколько машин. И куча охраны. Все с автоматами.
– Сколько?
– Да жители разное говорят. Кто говорит – двадцать, кто – тридцать. В общем, много.
– Так, диктуй адрес, – сказал Пронин и стал записывать. – Это по какой дороге? Ага, за час доберусь. Ты поднимай ребят. Две бригады. С полной выкладкой. И немедленно туда. Только тихо, чтобы никто вас не заметил. Окружай дом. Но ничего не предпринимать без меня.
– Есть, товарищ генерал, – почти весело сказал голос в телефоне.
– Я выезжаю. Если что, звони немедленно.