Там, где водятся ведьмы. Han, sorginak dauden lekuan

Дверь дома отворилась, и на пороге показался дородный мужчина средних лет, одетый, несмотря на теплую погоду, в плотные холщовые штаны и темный жилет, на голове у него красовался лихо сдвинутый набок черный берет, шею украшал щегольской бело-голубой клетчатый платок, а из густой короткой бороды торчала изогнутая вересковая трубка. Крупные добродушные черты его лица расплылись в широкую улыбку при виде Катталин, но увидев плачевное состояние путников, мужчина посерьезнел и что-то быстро спросил по-баскски.

– Лучше б по-испански, дядюшка… – мягко прервала его Катталин.

– Да, точно, меня предупредили, что твой… друг не понимает истинное наречие… В любом случае: о?нги это?рри! – добро пожаловать! Проходите в дом, Мари? Доми?нги, – это супруга моя, – пояснил Оленцеро для Пако, – уже чего-то настряпала, а судя по вашему виду, вам не помешает как следует поесть и отдохнуть… Но сначала, – он критически оглядел путников, – мыться!

Они вошли в обширную продолговатую залу, посредине которой стоял длинный дубовый стол со множеством стульев с высокими спинками по сторонам; у одной торцевой стены находился огромный камин, с несколькими монументальными креслами, полукругом расставленными перед очагом, а у другой, около растопленной дровяной плиты, хозяйничала жизнерадостная румяная женщина в смешном заостренном чепце. Она весело поприветствовала гостей издали, извиняющимся жестом указав на что-то булькающее и явно требующее непрестанного помешивания. Запахи, надо сказать, от плиты распространялись самые аппетитные.

Оленцеро, не задерживаясь, провел гостей поперек через залу, они вышли через невысокий сводчатый проем в полутемный коридор, где хозяин распахнул одну из дверей. Из проема повеяло банным теплом и приятным запахом цветочного мыла. Внутри просторной комнаты с каменными стенами и полом, стояли две широкие деревянные бочки, выполняющие роль ванн, и несколько скамей с мочалками, мылом и прочей банной утварью. Бочки были наполнены доверху, над водой клубился парок.

«Нас явно ждали» – насторожился Пако, но он уже слишком устал, чтобы всерьез об этом задумываться.

– Так, молодежь, считайте меня несколько старомодным, но купаться будете каждый сам по себе! – Оленцеро лукаво улыбнулся и ловко задернул штору, разделившую баню вдоль на две части и явно повешенную тут для подобных случаев. – Мальчики – налево, девочки – направо!

С этими словами он вышел, прикрыв за собой дверь. Молодые люди не посмели ослушаться гостеприимного, но строгого хозяина, и скоро каждый уже сидел в своей бочке, по шею в горячей ароматной воде. Пако чувствовал, как вода растворяет и смывает усталость, что царапины и ушибы, которыми было испещрено его тело, затягиваются и постепенно пропадают.

Какое-то время они отмокали молча, все еще слишком утомленные, чтобы говорить. Затем Катталин вдруг спросила из-за занавески:

– Пако – это же уменьшительное от Франсиско? И тебе нравится твое имя?

– Никогда не думал об этом. Вообще-то у меня двойное имя: Хуан Франсиско, маме больше нравилось звать меня Пако, а в школе я был Хуан…

– О, Хуан – это же Йон, если по-баскски! Можно я буду звать тебя так? Тем более что на истинного испанского Пако ты и внешне-то совсем не похож!

– Ну, если тебе так хочется, – Пако стало немного обидно. – А мне вот твое имя нравится, оно очень красивое.

– Имя как имя, немного устаревшее, но у нас в семье всех, у кого есть способность к магии называют Катталин.

– И твою маму?

– Нет, – по голосу было слышно, что Катталин улыбается, – мою маму зовут Эсте?р, и она учительница музыки. А вот бабушку, да, тоже зовут как меня… А мужчинам у нас магия не передается…

В дверь решительно постучали и голос Оленцеро произнес:

– Эй, молодежь, хватит плескаться, пора за стол! Оставьте свою грязную одежду как есть и наденьте чистое, там найдете!

Пако, или Йон, как его окрестила Катталин, вылез из бочки, вода в которой помутнела и окрасилась в рыжевато-серый цвет дорожной пыли, споро намылился и окатился из стоявшей рядом шайки. Судя по плеску воды, за занавеской происходило приблизительно то же самое. Йон какое-то время надеялся, что его позовут «потереть спинку», но, увы. Он вздохнул, взял со скамьи полотенце, такое большое, что в него можно было завернуть небольшого слона и начал вытираться. Послышался шорох отодвигаемой занавески, и Катталин, в одном полотенце, пришлепала босыми ногами по теплому каменному полу. У нее были изящные узкие ступни, ногти на ногах, впрочем, как и на руках, были выкрашены черным лаком. Она выглядела посвежевшей и отдохнувшей, темные влажные волосы рассыпались по бледным обнаженным плечам, она ласково улыбалась. Йон наскоро обмотал полотенце поперек себя и повернулся ей навстречу.

– Йон!

– Катталин!

Он нежно поцеловал приоткрытые мягкие губы девушки, она так же нежно ответила на поцелуй. Он обнял ее за плечи.

– Люблю тебя!

Она обвила руками его шею.

– Ма?йте сайту?т!

Конечно, перевод ему был не нужен.

Их нежности прервало вежливое покашливание за дверью. Йон выпустил юную ведьму из объятий, и она упорхнула на свою половину – одеваться. Молодой человек, с еще кружившейся от неожиданного приступа счастья головой, повернулся к скамье и взял приготовленную для него одежду – простые белые свободные штаны и белую же рубаху с широким воротом. Ко всему этому прилагался красный пояс, а под лавкой нашлась и обувь – что-то среднее между тапочками и полукедами. Вся одежда оказалась точно впору, но это уже воспринималось само собой разумеющимся. Закончив одеваться и пригладив подсыхающие волосы, Йон повернулся к Катталин. Та уже была почти готова: на ней было легкое приталенное белое платье, блестящие темные волосы она собрала в хвост и как раз завязывала его яркой алой лентой.

Они вышли в залу в приподнятом настроении, очень довольные друг другом, радостно улыбаясь и держась за руки. За окнами уже стемнело, а здесь, несмотря на летнюю пору, горел камин, придавая уюта и наполняя воздух ароматом смолистых поленьев. На коврике у огня дремал, вытянув лапы, уже знакомый рыжий остроухий пес. Длинный стол был уставлен в общем-то нехитрой, но очень аппетитной, явно хорошо приготовленной снедью. Тут было и тушеное мясо, и запеченная утка, и какая-то рыба, и множество овощей. Посередине стояла миска с ломтями румяного домашнего хлеба и пузатая бутыль красного вина.

Хозяин дома сидел во главе стола перед пустой тарелкой, в ожидании гостей. По левую руку от него сидела улыбчивая Мари? Доми?нги, по ее виду было заметно, что она так и сгорает от нетерпения накормить гостей. Гости сели справа, Катталин внезапно поняла, что умирает от голода, в животе предательски заурчало, но без приглашения дядюшки хватать что-то со стола было очень невежливо. Оленцеро, впрочем, не стал никого мучить ожиданием, улыбнувшись в бороду, он сделал картинный жест рукой, приглашая начинать.

– Ах вы, мои милые, вижу, что голодные! Давайте, налегайте на провизию. А потом и поговорим.

Бутыль пошла по кругу, щедро наделяя всех вином; некоторое время было слышно лишь звяканье ножей и вилок, да стук чашек по столу. Наконец, хозяин с довольным видом отодвинул тарелку и поднял вновь наполненную кружку.

– Ну что ж, мне представляться, наверное, не надо, но все же… – он подмигнул Йону, – Оленцеро, к вашим услугам.

– Пак… В смысле, Йон к вашим! – молодой человек вскочил, уронив салфетку и слегка поклонился, немало всех позабавив.

– О, у тебя баскское имя? – удивился Оленцеро.

– Теперь да, понимаете…

– Это я его так назвала, когда мы в бочках сидели! – обычно бледная Катталин разрумянилась от вина, она держала в руке начисто обглоданную утиную кость и явно подумывала продолжить разбираться с бедной птицей.

– То есть окрестили чин по чину – с погружением и омовением! – Оленцеро громко расхохотался. – Ну, быть тебе Йоном, парень, никуда не денешься!

Отсмеявшись, хозяин посерьезнел:

– Бабка твоя, – он внимательно посмотрел на Катталин, – совсем тут что-то разнервничалась, письма мне шлет престранные… Вот что, давайте-ка, ребятки, вы мне сами все по порядку расскажете… Наливайте себе еще, не стесняйтесь!

Он достал трубку и принялся не спеша ее раскуривать, искоса поглядывая на молодых людей. Катталин начала несколько сумбурно, но очень живо пересказывать события последних дней, Йон больше помалкивал, иногда добавляя какие-то детали от себя или уточняя сказанное. Услышав историю с неудачным отравлением, Оленцеро покачал головой и пробормотал, не вынимая трубки изо рта:

– Да, сдала старая ведьма, это ж надо, травить человека из-за такой ерунды! Молодец, племяшка, что не стала! Есть же более гуманные способы, да вот хоть бы к лами?и отвести – и человеку приятно, и дело сделано!

Йон изменился в лице и закашлялся, поперхнувшись вином.

– Да шучу я, шучу! – в глазах Оленцеро плясали веселые искорки. – Продолжайте!

– Честно говоря, – Катталин потупилась, теребя краешек скатерти, – мы потом к ламии, собственно, и пошли. Это был бабушкин план «Б».

С другой стороны стола Мари Доминги тихонько охнула. Оленцеро от удивления чуть не выронил трубку и одним глотком осушил свою кружку. Перевел дух, налил себе еще.

– Да, дела… Но, смотрю, молодой человек-то живехонек!

Девушка лишь молча кивнула, было похоже, что она сейчас разрыдается.

– Ага, вы не нашли ламию? Ну да, от городских они обычно прячутся… – Оленцеро глубоко затянулся, окутавшись клубами голубоватого дыма.

– Нашли… Но… Я не смогла это терпеть! Я взбунтовалась!

– Да как же ты тогда отобрала у ламии ее законную добычу?!