******ный мир

– О, а я уж думал, вы про свободу слова…

– Многие борются за свободу, но в итоге принимают решение стать рабами.

– Может быть. Но это не значит, что человека надо лишить свободы. Он должен сам выбирать, на кого работать. Вот я, к примеру, живу спокойно на этой «ферме».

– Жил бы ты спокойно, Фальк, меня бы здесь не было.

– Может быть. Но это не значит, что где-то еще мне было бы лучше. Я очень даже хорошо устроился. Ой…

– Я думаю, ты просто не можешь решиться уехать отсюда.

Харон вылил самогон Фокси на язык. Фальк вернулся на табурет, но к стопке не притронулся.

– Эй, мы должны выпить больше, – сказал Харон.

– О, так меня уже вырвет, – ответил Фальк.

– Ты ничуть не опьянел.

Фокси зачихал. Он замотал головой и начал рычать. Затем питомец прогнулся, и изо рта у него выкатился слизкий шар. Харон оживил бинт и пустил его по полу. Лоскут окутал капсулу. Харон подтянул к себе шарик и раздавил его. Из-под осколков Харон извлек черную таблетку.

– На вот, выпей. Она впитает в себя все токсины, и ты сможешь осушить хоть всю бутылку.

– О-о-о, так вот как выглядит ваше колдовство…

– Прошу, не называй мое искусство такими словами, – сказал Харон.

– Конечно. Я не хотел вас обидеть… Ваша таблетка что-то не подействовала.

– Обычно она помогает после третьего хлопка веком. Хм, видимо, из-за твоей массы…

Фокси вновь отрыгнул упаковку с лекарством. К этому моменту осколки предыдущего шара превратились в углекислый газ. Харон разломил капсулу.

– Этого должно хватить, – сказал он.

Они сделали еще пару глотков.

– О, меня тошнит чуть меньше, – сказал Фальк.

Харон посмотрел на мужчину. Глаза у мумии загорелись зеленым пламенем, и Фальк завизжал как трус.

– Фальк, у вас в роду были магические существа?

– Лучше бы у меня вообще не было рода…

– Как это? – спросил Харон.

– Ну, так… Род же должен с кого-то начинаться, правильно?

– У тебя есть родители, Фальк?

– Нет.

– Нет?

– Я спокойно живу всю жизнь, и мне они не нужны!

Они выпили, стукнули стопками по стулу. Харон заговорил не сразу.

– И давно ты их потерял?

– Знаете, Харон, я даже как-то и не думал о том, что не помню этого. Я не знаю, сколько прошло времени…

– Если бы я не был пьян, мне было бы наплевать, – сказал волшебник. – Рассказывай, пока тебя слушают.

Фальк осушил стопку. Он налил себе еще и тут же выпил вторую. Затем он повторил. После третьей морж слегка сморщился, но быстро пришел в себя и пошел к полкам. Обратно Фальк вернулся с лимоном.

– Вам вряд ли понравится моя история, – сказал морж.

– Теперь не нравится, – ответил Харон. – Исправь это. И, Фальк, не называй меня на «вы» – я чувствую себя серьезным.

Кажется, Харон действительно опьянел, и напряжение между ними сошло на нет.

– Ну, хорошо…

– Я слушаю.

Предупреждаю сразу, история имеет последствия, так что подумай, читать или нет. Взвесь все «за» и «против», оцени обстановку. Есть ли с тобой кто-нибудь в данный момент? Ты читаешь это днем, когда воображение разделяет твои страхи и тени вокруг, или в темное время суток, когда кошмары и ночь сливаются воедино?

– Мы жили в этом доме с родителями. Моя мать часто поднимала скандал, иногда била отца. Он ее не трогал, а после каждой ссоры уходил на речку за городком. Понятия не имею, что он там делал, но вода эта непростая. Все, что живет в реке, погибает уж очень быстро, будто Великий Дракон берет жизнь, делит ее пополам и отбирает одну долю себе. Может, папаня ловил рыбу, чтобы хоть где-то не быть жертвой. Может, плакал… Но, вот в чем я точно уверен, так это в том, что он до посинения сидел в этих водах, потому как состарился и умер он гораздо раньше матери. Мать тогда просто сказала: «папа больше не придет». Она потратила его сбережения, а я все думал, странно, что она ему не отдала его пожитки, итак без вещей он ушел. И вот жили мы одни, наверно, с месяц. Пока ночью мне вон в то окно, где сейчас стоит стол, не постучал папа (проверьте, не ходит ли теперь мой папа у вас в коридоре). Я открыл ему окно, а он весь синий, напуганный и вымокший. На улице в ту ночь, к слову, было тихо и спокойно. Он словно из реки вылез. Мы с ним поговорили, а когда мать проснулась, папа ушел, чтобы не попадаться ей на глаза, но пообещал и дальше за мной присматривать. Он, кстати, рассказал, что все это время следил за нами, но не хотел пугать ни меня, ни мать. И с тех пор я стал замечать в окне иногда его взгляд. Он таращился на меня и на спящую мать как-то неправильно. У него глаза были то ли испуганные, то ли уставшие. Ему явно было небезразлично, как мы поживаем, но он ни разу не зашел, и не позвал меня. Всегда стоял за окном, то в палисаднике, то через дорогу. Однажды я ночью вышел в туалет: сижу там, а через щелку в двери вижу, что он там стоит и таращится на крыльце у соседей. Зашел, матери сказал, она вся побледнела, побежала к окну, а потом отругала меня, что я выдумываю. Я видел его редко, наверно, раз-два в месяц. Но я видел! Спустя год папа перестал приходить, и это длилось где-то месяц или больше. А потом мать ударила меня молотком по спине за то, что я поделился с Арчибальдом (была такая ящерка у нашего соседа) сметаной. А я всегда боялся не угодить маме, потому что, если она могла папе навалять, то меня вообще могла прибить. Ну, в тот день она когда взмахнула молоточком, у меня душа в пятки ушла. Она и меня, и зверюшку долбанула. Мне нормально было, а вот Арчи она что-то переломила. Жалко его было, а еще страшно. Очень страшно. Той ночью, наконец, папа пришел, и я уже не испугался его, потому как он всегда заботился обо мне. Спросил, хочу ли я, чтобы мать меня больше не обижала. Ну, разумеется, я сказал, что хочу, потому как все детство в страхе проходит. Он сказал ложиться спать и ждать следующего дня. Я ждал. Мама с хутора не пришла. А ночью мы все слышали, как со стороны реки кричит не по-человечьи кто-то. В ужасе кричит, зовет на помощь. Я вот сейчас понимаю, почему никто даже не вышел. Крик был правда нечеловечий. С тех пор я живу один, а папа за мной присматривает. Ну, мне так кажется, то есть…

За вами он теперь тоже присматривает: когда ночью почувствуете чье-то присутствие, не торопитесь оборачиваться. Не стоит его волновать своим криком, просто делайте свои дела, как делали всегда, ведь с этого момента, если прочитали историю, дороги назад уже нет. Он за вами тоже будет следить. И дай Вам бог, чтобы широко раскрытые глаза, олицетворяющие не то страх, не то усталость или безразличие, всегда оставались во тьме и никакой свет не показал Вам воплощение мучений и боли. Если Вы с трудом представляете, как в темноте всплывает чей-то взор, просящий о помощи и лениво следящий за вами, то Вы – везунчик. Многим, кто знает эту историю, повезло прожить долгую жизнь, прежде чем они столкнулись с этим взглядом.

– Знаешь, Фальк. Это на удивление интересная история. У меня бинты стоят колом! Да и я много понял про тебя. Ты, это…

Харон наклонил голову, и она стала постепенно уходить вниз. Фальк посмотрел, как шляпа приближается к столу, но в последний момент она вернулась туда, откуда начала спуск. Морж делал вид, что говорить не нужно. Харон вновь зазвучал.

– Ты… я забыл… Ты мой друг.

– Я рад, что в-вы приближаетесь к белой горячке. А что у вас с родителями?

Зеленое пламя разгорелось в двух отражениях Фалька. Харон посмотрел на Фокси, но потом огляделся, будто бы он хотел, чтобы морж ничего не подумал.

– А у меня их не было никогда.

– Это как это не было? Даже я своих помню.

– У таких как я ничего нет. Я – никто.