О маленькой птице размерами с остров

– А ты ему веришь? Зачем ты нужен ему, он тебя спас и не спросил ни шиша, – фокусник приблизился к лицу Каина до неловкости близко.

– Спроси это у него, – отвязался Каин.

–Я хочу знать твои мысли, а правда мне и без тебя известна.

–Мне иногда кажется, что я дурак, – Каин осторожно присел на камень и на какой-то миг его глаза отпустили фокусника, – и раз я тебе признался, то и спрашивай как с дурака. Он хочет стать добрее, хочет мне добра, любит. Такой мой ответ, – понуро ответил Каин.

– Ну а ты?

– А я и тебя полюблю, если станешь нуждаться. Поверю и полюблю, знаю ты смеяться станешь, вероятно не сейчас, а именно после, – потупив глаза протянул Каин.

–Смеяться над тобой моя прямая задача.

После ответа пса- фокусника, оба разошлись и не виделись до следующего дня измотав друг друга так, будто схватились в драке, а не болтали. Каин остаток дня провел в зобу птицы, проделывая очередной тоннель, где его провел фокусник неизвестно, он удалялся так же внезапно, как и появлялся. На следующий день Каин восседал на голове еще не сформированного слона, помимо лба и глаз у которого был кусок скалы вместо хобота и бивней, а под ними черная дыра, уводящая в гору. Предполагалось провести веревочный мост от горы птицы Рух, до той горы, где сейчас была голова слона, и так еще три раза, со всех четырех сторон. Вместо того, чтобы провести сначала мост и ходить по нему на другую гору, Каин по прежнему добирался пешком по низу, решив оставить этот вопрос на потом. Время подходило к полудню, когда откуда-то снизу раздался приветственный крик, «чертов пес» – подумал Каин.

– Доброе утро старик! Ты на верху? Я сейчас приду к тебе, – это был он – фокусник-пес.

Скорее его фигура больше походила на бандита, ловкого жулика, при этом вызывающего самые разные чувства. Его внешность далеко не всегда вязалась с эмоциями, казалось ему ни одно проявление души не чуждо, но только в тот миг, когда он это показывал. Уйди он хоть на секунду, прекрати актерство и ты поймешь, как же глупо в нем ошибся. А ведь так каждый раз и ничего не поделать.

– Ты каждый день теперь будешь приходить? – с ноткой протеста начал Каин. Впрочем, несмотря на самые увлекательные диалоги, Каин всегда продолжал свою работу.

– У меня есть целых триста лет для одного тебя. Ты не мало натворил, верно Каин, из-за тебя переполошился весь мир, а ты сидишь здесь так будто ничего не произошло.

– Я добился, чего хотел, и жалеть теперь не стану.

– Не знаешь, к чему я об этом расспрашиваю? – фокусник сразу заметил равнодушие Каина и принялся расхаживать взад и вперед по наклонной скале для бивней и хобота.

– Знаю, конечно, я знаю, к чему ты меня расспрашиваешь. Только к чему все это если уже случилось? – старик обернулся на секунду, продолжая держать инструмент.

– Вот, ты уже говоришь так будто тебе не все равно, – мягким завлекающим тоном парировал фокусник.

– Я тебе и не говорил, что мне все равно и давай условимся не перевирать слова собеседника, эдак кроме отдельных звуков ничего и не вычленишь, – гораздо спокойнее продолжил Каин.

– Согласен на честность. Ты между прочим на счет меня больно мнителен, а зря… Речь же шла не о мне, а о сотне тысяч людей которых ты оставил там без ответа.

– Я поступил так, как было нужно, как поступил бы человек, если хочешь. И да, я человек. Если ты не заметил.

– Ты уходил от них как герой, как непреклонный идол, который спас их, но всех ли спас? Сам знаешь насколько не всех, ты спас пару тысяч, а после них остались миллионы. Ты знал что останутся, а все равно пошел спасать, и будь тех спасенных не две тысячи, а пожалуй хоть сто человек, пусть десять или вовсе один, ты все равно бы вышел героем. Ты был бы герой тех, кто это увидел, а еще для себя, открыто ты в этом себе не признался, но в душе то, сидит тот гордец. Что ж ты на это мне скажешь?

– И хоть бы одного спас рад был бы не меньше, верно, верно, – Каин задумался надолго, и чуть было на этом не кончил, но успел чуть опередить собеседника и продолжил, – если по божьему так нужно, велено им, то надо полагать так и должно быть. Но что же им, тем людям, что исполняют его волю, они то ведь ничего не знают, и спаси я одного уж, наверное, бы и не узнали. Ради веры их в бестолковую надежду. Да ты определено назовешь ее бестолковой, хоть она, быть может, и куда ужаснее. Я не хотел, чтобы они остались одни и как же иначе я мог им дать это если не так? Пусть они лишние камни на лысой горе, но они не должны это знать. Это ведь тоже не вся правда и у них есть свой удел, – Каин выдохнул, словно свалив с плеча одну гору, но уже поджидал, когда на второе взвалят еще.

– Пусть ты не знал эти миллионы, да и тысячи тех, что спас не знал так уж сильно. Положим, там ты ответил, но ведь были еще люди. Был Чарли в конце концов, обманул ты его или как? Я не делаю вид, будто не знаю, просто хотел напомнить тебе, – в руке фокусника появились игральные карты, которые он вертел у Каина под самым носом, непонятно зачем.

– Говори дальше, хватит с меня твоих игривых намеков, – рассердился совсем по стариковски Каин.

– Чарли помер, это известно. Как же он помер? Ты теперь должен догадаться, иначе и тебя бы теперь не было. Кто-то из вас не любил другого, а Чарли пошел за тобой, на твой крест и на нем ради тебя повесился, уж не он ли то был? Спрошу по-другому – ты любил своего друга?

– Это тебя не касается, – выпалил Каин.

– Ты дал святую надежду тому, кто должен был знать наверняка, обманул, хе-хе, – фокусник задавал вопросы и резюмировал подчас совсем не тем тоном, что можно было бы ждать, но ожидаемо смеялся, когда подлавливал Каина.

– Чарли знал все, и про то о чем ты говоришь ему известно не меньше. У парня будет жизнь и для него большей жертвой станет в ней мое отсутствие. Ты этого не поймешь и потому, тебя это не касается.

– Ты ловко устроил все это старик. Ты может, уйдешь отсюда со своими мозгами, но когда вернешься, сойдешь с ума, когда увидишь во что превратилась твоя теория, и как ты помог им всем, на много лет вперед, – Каин не ответил, и фокусник решил задать еще вопрос, – неужели ни что тебя не гложет, ты чувствуешь свою чистую душу?

– Иначе тебя бы здесь не было, – глядя в глаза ответил Каин.

Фокусник улыбаясь, зашагал в глубину черной пещеры, разбрасывая следом карты. Сегодня он победил и теперь станет побеждать, пока не уйдет вовсе, старик это прекрасно понимал. Каин впервые почувствовал себя стариком, и даже не глядя на сморщенные руки, теперь он понимал это. Тяжесть прожитых лет в одно мгновение обрушилась на него, словно это была сель поглотившая маленький дом у горы.

Прошли годы, прежде чем Каину пришла в голову мысль о Нике. Мысль та представляла собой положение дел в его голове, как Ник видит свой мир. Приходил ли к нему такой же пес, чтобы задавать вопросы, быть может, и ему показывал фокусы. В конце концов, Каин пришел к одному выводу, который впрочем, ему совсем не понравился. Вывод заключался в сумасшествии самого Каина и хотя не полного, но уже ясно намеченного. Таким образом, Ник (если он в своем уме) не был знаком со всякого рода псами. Кстати о псах, Каин изначально запланировавший цербера, от идеи отказался, на что ему не раз указывал фокусник и часто подшучивал, мол –« когда собаку заведешь старик? Ограбят ведь лешие». Вместо собаки были уже готовы василиск, все слоны и много других животных и птиц. Особенно удалась Каину птица гамаюн – она висела над самым потолком огромного зала, держась только за крылья, распростертые на несколько метров. Изваяниями существ были покрыты все залы, в том числе и очень высокие, понадобились бы не малые лестницы, чтобы создать их, однако они не понадобились, так как и сами залы были сделаны Каином и углублялись по мере того как проходила работа над скульптурами.

Годы шли медленно, гораздо медленнее, чем та первая тысяча лет, что успел прожить Каин. В те годы можно было дожить до забвения, в эти годы можно дойти до сумасшествия. Все объяснялось одним лишним человеком, частенько отвлекающим на себя целые часы, но давая взамен еще более долгие сутки.

– Еще каких-то девяносто лет, – проходя мимо съязвил фокусник.

– Я знаю, сколько осталось, – не отвлекаясь, буркнул Каин, вытачивая колонну.

– Разве?

– Чувство времени от меня ни куда не делось. Еще один год и мы с тобой разойдемся каждый по своим углам. Еще один ужасный год, – сказав это Каин все-таки знал, что в глубине души у него уже нет ненависти к своему собеседнику, более того он чувствовал некую привязанность.

– Следующей будет химера?

– И тогда все кончится, – Каин решил сделать ее в последний год, и этот зверь увенчает всю его работу и все долгие семьсот лет.

– Это тоже химера, – подвел фокусник.

Окончив строительство колонны, оба горца вышли на вершину, то была голова птицы Рух. Птица была огромна настолько, что из-за облаков ее невозможно было охватить взором всю целиком. Украшенная гора представляла собой чудо нечеловеческой природы. Фокусник, даже он, однажды выразил подобие восхищения этим творением.

– Кому же достанется такое царство? Для чего-то же ты это делал? – воскликнул фокусник.

– Эта гора очень далеко от тех мест, куда забредет обыкновенный путник, но быть может какой-то и забредет, увидит, и эта гора даст ему жизнь, наполнит ее и навсегда оставит в памяти. Пусть она будет, она для кого-то обязательно нужна.

Химера увенчала безупречную гору. Каин посмотрел в ту же сторону, куда смотрело крылатое существо, и увидел луну, пробивающуюся сквозь облака и едва видную в свете заходящего солнца. Простояв так минуты, Каин спустился увидеться с фокусником в колонный зал. Захохотав еще прежде, чем появился фокусник, Каин ожидал прений, итогов и чего угодно, а тот стоял себе, смирно смотря в потолок.

– Вот же она пес, вот твоя химера, выйди, погляди на нее, – Каин продолжал хохотать и говорить одновременно, – кончилось время хоть ты и пытался его украсть. Я не сошел с ума, я здесь и говорю с тобой, чего же ты не ответишь? Признай свой проигрыш. Ах, тебе теперь нечего сказать. Ах, ну что же ты? Ты это видишь? – Каин указал на окно, в котором садилось солнце. Фокусник посмотрел в окно и тоже рассмеялся, – я покидаю тебя, а ты можешь остаться, но знай я не сумасшедший, – Каин смеялся долго, пока не заметил, что фокусник куда-то исчез. И Каин смеялся и дальше и снова продолжил кричать, когда вокруг уже не было никого, – я не сумасшедший, пес. Нет, я не сумасшедший!

Каин опустился на колени и замолчал, понуро опустив голову. Всеми силами он держал себя, чтобы не забиться в истерике и не закричать снова, бедный ваятель понимал что, быть может, ближе чем когда бы то ни было, приблизился к грани, о которой так боязно говорил ему Ник. Просидев целую ночь, на утро он встал и отправился в путь. Домой.

Дом был далеко, а существовал ли он теперь, Каин уже с точностью сказать и не мог. В любом случае идти ему оставалось только туда, предстоял путь длинною еще в двадцать лет. За это время Каин успел повидать новый мир, но отчего-то он не показался ему таким уж новым. Ничего не менялось в больших городах и уж тем более в маленьких. Единственное что изменилось – это люди, кругом теперь только и говорили о праведной жизни, хотя и далеко не все ее вели, потому что до конца не знали что именно праведно. Развивалась религия и даже несколько, а с ней и дома похожие на тот, в который шел Каин. Строили соборы – они-то и были похожи на дом Каина. Повсюду явилось множество крестов и сердец, символизирующих принадлежность к богу. Каину пришла мысль снова взять себе имя, как он делал это раньше. Теперь представиться Джимом в Англии было как минимум неловко, ведь так они именовали того, кому поклонялись. Во всех остальных странах нарицательным стало настоящее имя Каина, как можно догадаться – Каин. Явившись в Англию и не придумав нового имени, Каин вскоре понял, что новое имя может и не понадобиться, так как за целый год в этой стране никто ни разу не спросил у него имени. Разросшийся город еще сильнее укрыл от любопытных взоров дом Каина, да так что он сам с трудом сумел его найти. Войдя же в дом, который теперь все принимали за старинный собор и по-прежнему интересовались им мало, Каин прошелся до своего письменного стола и поправил на нем книги, так будто уходил на часок. Именно когда он вошел в свое жилище, ему показалось, что те одиннадцать лет шли куда дольше, чем последующие семьсот. Добравшись до дома, Каин был невероятно этому рад, так что просидел, не выходя около года, но вдруг в его голове всплыла мысль о комнате Марии из разговора с Ником. Каин снова стал посещать библиотеки города в поисках ответа или хотя бы намека, нечто похожего. Попытки оказались тщетны лишь потому, что Каин искал реального человека.

Подумать только, долго ли жил Каин на свете, полный мыслей о судьбе своей, его роли в обществе. Порывшись в воспоминаниях, Каин смог вспомнить разве что тот период его научно исторической деятельности, опять же скрываясь под масками других имен. Главным делом своей жизни, как считал Каин то, которое он провел под именем Джим, тогда как свое собственное превратилось в маску. В настоящем Каин снова делал попытки войти в общество, показываясь в нем небольшими периодами, лет по десять и исчезая снова как минимум сроком вдвое большим. Эти появления были разнообразны, а первый раз он сделал попытку сделаться доктором. Он неплохо разбирался в анатомии, не боялся крови и к тому же провел около двадцати лет в обучении, часто проверяя свои знания на самом себе. Достигнув некоторых успехов, Каин начал набирать популярность, многие известные врачи тщетно пытались получить от него консультации, что уж там, просто бы увидеть. Когда дошло до того, что врачи стали ходить к нему на прием, Каин прекратил врачевать. Следующие двадцать лет Каин отвел на то, чтобы о нем забыли как о докторе. Новое появление было связано со старой деятельностью историка, и тогда уже Каин без лишнего зазрения совести сумел признаться себе, что вовсе не станет искать общества, а просто возьмет от него то, что ему сейчас нужно. Нужны были новые источники, помимо библиотеки, а так же средства, чтобы купить нужные книги. Позже Каин становился скульптором, на чем и решил закончить также спустя десять лет. Прошло, по меньшей мере, около века в сменяющих одна другую ипостаси Каина, и главное как он считал было то, что он построил небольшой ресторанчик в подвале на манер Ауэрбаха в Лейпциге. Он дал ему имя – Елена, в честь троянской царицы. Ресторан просуществовал в первозданном виде не долго, во всяком случае, если брать по летам самого Каина, тридцать лет совсем пустяшный срок. В один день Каин вышел из ресторанчика и уже больше не возвращался. Его ухода долгое время ресторанчик не чувствовал вовсе, ну а спустя пару лет им заправлял уже другой человек.

Прекрасно сознавая, к чему ведут отрешения и всякого рода заточения, Каин все же оставался один, будто борьба со своим сумасшествием была ключом к жизни, а вовсе не вела в обратную сторону. Каин очень долго боролся и всегда побеждал, иногда заходя на такие грани, при которых можно сказать, что уже проиграл, он все же оставался жить в разуме. Теперь он снова отчаянно проигрывал и если приглядеться внимательно, пожалуй, и проиграл. Только ни кто не приглядывался, до определенного момента.

Дом в подобие храма видели снаружи, но никому он не был доступен изнутри, а внутри было на что посмотреть. Все помещение представляло собой одну огромную комнату с возвышенностью в самом конце, мебели не было практически ни какой, если не считать одного письменного стола и стула возле него, но самое главное чего не было видно снаружи – окна из разных цветов. Освещение в доме менялось каждый час, становясь то красным, то зеленым. На стенах красовались два огромных херувима, крылья которых замыкали стену с одной и другой стороны. Херувимов этих Каин называл детками, судя по младенческим пухленьким лицам. Комната была огромна, но почти никогда не пустовала, а сейчас и вовсе была завалена громадными колоннами книг, до двух с половиной метров в высоту, такие стопки, некоторые из них были покрыты белым полотном и возвышались, словно неоткрытые памятники, давно забытые и не жившие вовсе. Слой пыли, покрывавший комнату, был столь велик, что казалось, песок лежит под ногами. Не всякий сможет представить себе, будто здесь кто-то живет. Если живет, то с места своего не сходит, можно ведь так посудить? Один же человек есть, который и не станет полагать иначе, он просто спросит:

–Где ты друг мой? – на пороге появилось лицо странника в капюшоне, но сейчас же этот капюшон был им снят.