Онагр

– Ты любишь трюфели, бо-маск?

– Мне все равно.

И они начали взбираться по лестнице в верхние залы. На половине лестницы маска сказала Онагру:

– Вернемтесь.

– Зачем?

– Так.

Перед Онагром и его неведомой спутницей очутился офицер с золотыми эполетами. Он пристально посмотрел на последнюю.

– Поздравляю тебя, братец, – шепнул он Онагру.

– С чем?

– Да знаешь ли, кто твоя дама?

– Нет.

– Это Маша, моя старая приятельница. Посмотри, она на меня сердится, отворачивается от меня, – а славная, братец, девочка. Конечно, далеко не то, что Лиза… Мы с Лизой выдумали сейчас свой язык, – она будет вести со мною разговоры со сцены.

– Так это Маша? Вот что!.. Ты ей рассказал все мои секреты?

– Что ж за беда?

– Нет, ничего… «Гм! – подумал Онагр, – очень кстати: у меня будет связь в обществе и связь на сцене: это необходимо для настоящего светского человека; об этом и Бальзак пишет, и вся петербургская молодежь большого света придерживается этой моды. Я буду кататься, как сыр в масле».

За ужином Маша совершенно подружилась с Онагром. Она развязала на минуту свою маску и вскользь показала ему свое личико. Он был в восторге и от ее красоты, и от ее любезности. Она кушала с аппетитом и довольно часто прикладывала бокал к своим губам, грациозно поддерживая кружевную бородку своей маски. После ужина Онагр, проходя мимо офицера с золотыми эполетами, сказали ему:

– Решено, душа! какую я квартиру найму для нее, как одену ее – точно куколку…

Было около трех часов. Залы пустели; отчаянные гуляки допивали последние бокалы и, покачиваясь, сходили вниз… В ложах давным-давно никого. Какой-то пьяный франт в светло-синей венгерке с черными шнурками, причесанный a la moujik, кричал музыкантам: «Довольно!.. Я вас не хочу больше слушать!» Какие-то сомнительные физиономии ходили взад и вперед, с неудовольствием посматривая на крикуна; квартальный надзиратель стоял посреди залы, величественно подбочась; капельдинер дремал у боковой двери, да штатский с изнеженными движениями сидел у самого оркестра и не сводил глаз с музыкантов, потому что он был меломан.

Скоро и музыканты начали собираться домой.

Все разошлись и разъехались… Все…

Нет, не все еще: облокотись на прилавок, где разбирают шинели и шубы, стоял офицер с серебряными эполетами и страстно смотрел сквозь очки на толстую пастушку, у которой сзади не сходился корсет. Пастушка была уже без маски: пот градом катился по ее воспаленному лицу, и она обвевала его носовым платочком.

Огни потухали в окнах театра.

Глава VI

Бал

Праздник за праздником: сегодня маскарад, завтра бал.

Одиннадцать часов вечера. У подъезда дома, где живет г-жа Горбачева, три кареты четвернями, карет шесть парами и несколько саней в одиночку… Как светло в окнах бельэтажа! Сколько на окнах треугольных шляп с султанами!.. Бал, бал!

Двери из танцевальной залы в переднюю открыты, музыканты занимают половину передней, за ними лакеи и шубы; Гришка с аксельбантами снимает шинель с своего барина. На Онагре белый атласный жилет с цветами, синий фрак только что с иголочки, украшенный бронзовыми пуговицами величиной в пятак; золотые цепи от часов и от лорнетов; изумрудные запонки на рубашке; голова Онагра в завитках; он весь пропитан духами…

Музыка гремит!.. Онагр входит в залу. У самых дверей офицер с серебряными эполетами хохочет и танцует с m-lle Неврёзовой…

– Бон-суар, мон-шер! – закричал офицер, увидя Онагра. – Что, из театра? Бурбье хорошо играла? Какое на ней было платье?.. Отчего ты так поздно?

– Как поздно?.. – Онагр испугался. – Который это кадриль танцуют?..

– Третий, мон-шер.

«Слава богу! – подумал Онагр. – Что, если б я опоздал? Беда! Ведь на четвертый кадриль меня ангажировала сама Катерина Ивановна».

– Славная, мон-шер, на тебе жилетка, – продолжал офицер, – самая модная. А мы сейчас всё об тебе говорили.

Он посмотрел на свою даму.

Онагр поклонился m-lle Неврёзовой и сказал ей:

– И я так счастлив, что вы вспомнили обо мне! М-lle Неврёзова – девица средних лет, с черными выпуклыми глазами, с венком на голове и с перетянутой талией, играя небрежно своим двойным лорнетом, отвечала с расстановкою, придавая своим словам таинственность:

– Мы… да, мы говорили об вас…

– Что же вы говорили обо мне?

– Ас чего вы взяли, что я вам открою это?

– Если вы не скажете мне, так он расскажет, – заметил Онагр, указывая на офицера.

– Вы думаете? Верно, m-r Анисьев не будет так нескромен.

Офицер громко засмеялся, посмотрел с чувством на cвою даму и закричал:

– Не скажу, мон-шер, не скажу ни за что; это секрет! Ведь вы не прикажете сказывать?.. Нам начинать… Пермете.

Офицер подал руку своей даме.

Онагр начал пробираться между танцующих, раскланивался направо и налево и высматривал хозяйку дома.

Г-жа Горбачева была в страшных суетах: она порхала от одного гостя к другому, от одной гостьи к другой; она каждому и каждой находила сказать что-нибудь приятное и эти приятности сопровождала обязательной улыбкой.

Онагр поймал ее в комнате за гостиной, где Дмитрий Васильевич Бобынин играл в вист с прекрасным человеком и с двумя генералами.

– Же-ву-салю, мадам, – сказал Онагр, натягивая на руку желтую перчатку.

– Отчего так поздно, Петр Александрыч? Мы вас давно ждем.

– Я прямо к вам из французского спектакля; впрочем, я долго ждал своей кареты: эти разъезды, знаете, пренеприятные.