Онагр

– Vous avez raison! Как вы еще поспеваете везде? я удивляюсь вам: вы можете служить образцом светского человека: право, это врожденное, я вас всегда ставлю в пример моему мужу: он у меня такой бирюк…

Онагр самодовольно пожимался.

– Надеюсь, Петр Александрыч, что вы не станете отказываться от танцев. Пожалуйста, одушевите всех кавалеров своим примером. Распоряжайтесь всем; я вам даю право; ангажируйте поскорей даму на следующий кадриль.

Онагр кивнул головой и хотел отправиться в залу к Катерине Ивановне, но Дмитрий Васильич остановил его.

– Как вы поживаете, мой любезный Петр Александрыч? – сказал он, протягивая ему руку, – наклонитесь-ка на два слова. Директор, о котором я говорил вам, здесь, и я сегодня же представлю вас ему… Ваше превосходительство, ваш ход…

Онагр отошел от карточного стола и попал прямо на хозяина дома – человека лет двадцати восьми, у которого глаза цвета вареного крахмала.

– Шарме де ву вуар! – сказал хозяин дома. – Вы сейчас только приехали? Ну, очень рад. Дансе, же ву при. Сегодня у нас собралось много, и столько генералов, что я не ожидал даже. Жаль только, что княгиня Елена Васильевна не будет: занемогла, а то бы она непременно была; ей очень весело у нас – она мне сама говорила это.

«Оно и лучше, что не будет, – подумал Онагр, – а то за нею вечно кавалергарды и эти львы; а при них что-то не совсем свободно».

– Так княгини не будет? Ах, как досадно! – закричал он, – вообразите, последний раз здесь она дала мне слово танцевать со мною кадриль… Может быть, она еще приедет?

– Нет, я уж два раза ездил сегодня просить князя… Князь мне сказал, что у нее флюс и что при всем желании она никак не может быть.

В эту минуту музыка умолкла, третий кадриль кончился.

Онагр пустился отыскивать Катерину Ивановну.

Катерина Ивановна, вся в брильянтах, вся в цветах и блондах, сияющая и великолепная, сидела в зале, обмахивая себя веером и разговаривая с тем самым адъютантом, о котором она спрашивала в маскараде. Она обращала на себя всеобщее внимание: толстые маменьки, не игравшие в карты и разместившиеся около стен залы, отирая пот с лица, искоса на нее поглядывали и рассуждали о том, сколько тысяч стоит ее фермуар и собственный ли он ее или взятый у кого-нибудь для бала; тоненькие дочки, ослепленные ее туалетом, находили, что она одета вовсе не к лицу; а фраки и мундиры, как нарочно, в опровержение этого толпились около нее и ей посвящали свои отборные фразы и свое остроумие.

Онагр подошел к ней, взглянул на нее и подумал: «Она царица бала. Меня здесь многие называют счастливцем, глядя на нее, потому что я уверил… Впрочем, сегодня должно решиться все… Какая ручка пухленькая, беленькая, так бы и поцеловал ее!»

– Четвертый кадриль сейчас начинается, – сказал он ей, кланяясь и закладывая палец за жилет. Эту львиную привычку он не так давно перенял.

Она подняла на него свои глазки и опустила их, потом опять подняла и опять опустила, поправила свой фермуар и произнесла немного нараспев:

– А я думала, что вас нет.

– Меня не было: я приехал к четвертому кадрилю.

– Д-а-а?

Она приподнялась со стула и уронила веер. Адъютант и Онагр бросились поднимать его, но он достался в руки адъютанта, и адъютант; подавая его Катерине Ивановне, был награжден за свою ловкость многозначительной улыбкой.

Онагр покраснел и занялся поправлением своего галстука. Между тем они стали в ряды танцующих.

– С каким нетерпением ожидал я этой минуты, – оказал Онагр, – сегодня целый день для меня тянется так долго… я вас видел во сне.

– Какой скучный сон!

Она то складывала, то развертывала свой веер.

– Напротив…

– Вы долго оставались вчера в маскараде?

– Нет… а вы исполните вчерашнее обещание?

– Какое? разве я что-нибудь обещала вам?

– Вы хотели говорить со мною.

– О чем?

– Вы сказали мне, что вам надобно объясниться со мной о многом.

Катерина Ивановна начала бить такт веером по своей ручке и как будто задумалась.

«Женщине нелегко открывать свои чувства, – подумал Онагр, – это натурально… она не знает, как приступить к такому щекотливому разговору».

– О чем же вы задумались?

– Какая у меня слабая память! Что бишь такое я хотела сказать вам?

«Притворяется, будто не помнит».

– Вспомнила! вспомнила! Она подняла глаза к потолку.

Онагр сделал три шассе вперед, три шассе назад, взял ее за руки, повернулся с нею и бросил на нее один из тех взглядов, для которых нет выражения.

– Вспомнили? Скажите поскорей, не мучьте меня.

– Нет, я раздумала, я не хочу говорить.

…….

– Ах, мои батюшки! да что это такое? – закричала сзади танцующих генеральша Питковская, отскакивая от лампы, – да на что это похоже, масло с ламп каплет!.. посмотрите, бога ради, матушка Анна Ильинишна, что мантилья-то моя, я думаю, совсем испорчена? Да сюда нельзя, я вам скажу, хороших вещей надевать.

Анна Ильинишна смотрела на мантилью и покачивала головой:

– Жаль, вещица-то прекрасная! Большие два пятна, Пелагея Ивановна!

Генеральша Питковская побагровела, сдернула с себя мантилью и с ужасом увидела пятна. Около нее собрались пожилые и толстые дамы… Они все закивали и замотали головами.

Вдова Калпинская, vis-a-vis Катерины Ивановны во время соло, иронически улыбаясь, сказала ей:

– Какая забавная сцена! Не-спа?

Катерина Ивановна смеялась и закрывала себя веером.

– Что же? вы не сдержите своего слова, вы не скажете мне… – шептал Онагр, наклонясь к плечу Катерины Ивановны.

– Не скажу, не скажу и не скажу.