Сегодня и завтра

O that I were a glowe upon that hand,

That, I might touch that chock!…

    «Romeo and Juliet» Shakspeare.

Какъ мила княжна Ольга! Вглядитесь въ эти страстныя очи: въ этихъ очахъ вамъ выскажется душа ея; полюбуйтесь этими р?сницами, этими длинными, темными волосами шелковыхъ кудрей, этими устами, на которыхъ бы умереть въ поц?лу?, этою простодушною ловкостью, этою прив?тливою улыбкою. Посмотрите, какъ она легка, воздушна, какъ она создана быть княжной, блистать въ позолоченныхъ залахъ, вдохновлять любовью, очаровывать съ перваго взгляда! Ея очи – да это ц?лый мiръ любви! не этой св?тской, жалкой любви, о которой болтаютъ въ гостиныхъ, н?тъ – любви поэтической, о которой мечталъ пламенный Шиллеръ и которую называютъ люди безумiемъ.

Вамъ, можетъ быть, покажется это см?шно? ІІІиллеровскiй идеалъ въ аристократическихъ гостиныхъ XIX в?ка, шиллеровскiй идеалъ въ Сихлеровои шляпк?! Но что ж мн? д?лать, если княжна точно была такова? Пусть она будетъ для насъ анахронизмомъ въ наше время, странностью, ч?мъ хотите, – но я повторяю, она, въ самомъ д?л? была такова. Чуждая напыщенности и той пошлой гордости, выражающейся такъ см?шно, такъ некрасиво на иныхъ личикахъ, княжна была горда, не по огромности и узорчатости своего княжескаго герба, а по чувству собственнаго достоинства. Ея гордость не была безсмысленна, и потому она придавала ей пл?нительную величавость, благородство невыразимое, р?зко отличавшее ее отъ другихъ, и которое, несмотря на это, можно было прiобресть только въ высшемъ кругу, гд? все наружное доведено до возможной степени изящнаго. Княжн? было 19 л?тъ; она была высока и стройна, она была немножко кокеткой, но это кокетство такъ шло къ ней. Впрочемъ. н?тъ, я ошибся: то было не кокетство, а утонченность воспитанiя, осл?пительная, обворожающая, родная для нея стихiя придворной жизни, которая ярче, ч?мъ на другихъ, отражалась на ней. Кокетство – слово слишкомъ простонародное. Кокетокъ, въ полномъ смысл? этого слова, вы встр?тите въ другомъ кругу петербургскаго общества: этихъ женщинъ, которыя съ жалкимъ усилiемъ желаютъ нравиться, выставляютъ себя, сантиментальничаютъ, немножко ломаются, иногда д?лаютъ н?жные глазки и вообще производятъ на васъ такое впечатл?нiе, какое производитъ варенье, когда вы его неум?ренно покушаете. Когда княжна задумывалась, она была еще мил?е, если только допустить, что она могла быть мил?е обыкновеннаго.

Раскинувшись на штофной кушетк? въ одной мзъ своихъ комнатъ на каменноостровской дач?, она съ д?тскою наивностью смотр?лась въ трюмо сквозь плющевую р?шетку и съ д?тскою прихотью оторвала листокъ плюща и играла съ листкомъ: верт?ла его въ своихъ б?лыхъ, н?жныхъ ручкахъ, прикладывала его къ губамъ – и потомъ свернула его и бросила съ досадою на цв?тистый коверъ. Но не листокъ занималъ княжну: ея сердце такъ билось, ея бархатная грудь такъ роскошно и такъ сильно дышала, сжатая корсетомъ… Отчего это такъ билось ея сердце, отчего тмкъ часто дышала грудь ея?

Она замечталась, моя княжна; она было вздумала сначала читать, но книга раскрытая осталась на той страниц?, на которой она развернула ее. Мечта взяла верхъ надъ книгою. Она мечтала о томъ кавалергардскомъ офицер?, который въ воскресенье на Елагиномъ былъ возл? ея коляски. Странная прихоть! Княжн? вдругъ захот?лось вырвать перышко изъ его чудеснаго султана и гладить это перышко… и поц?ловать его. Вотъ почему она сорвала листокъ плюща и верт?ла его въ рукахъ и подносила къ своимъ губкамъ. Можетъ статься, она воображала, что это перышко изъ султана, и потомъ, разочаровавшись, ув?рясь, что это просто листокъ, она бросила его на коверъ… Вдругъ княжна привстала съ кушетки, посмотр?ла на часы съ мраморнымъ изваянiемъ. Стр?лка показывала половину четвертаго. Она немного сморщила лобъ, немного нахмурилась. Онъ сегодня у насъ об?даегъ. Отчего же такъ долго не ?детъ онъ? А княжна знала, что у нихъ садятся за столъ не ран?е пяти часовъ.

«Зач?мъ его н?тъ зд?сь теперь?» Она сорвала опять листокъ – и въ минуту разщипала его и бросила. И потомъ, облокотясь на глазетовую подушку, на которой, будто живой, рисовался букетъ нарциссовъ, опять замечталась. Она была такъ счастлива: еще только дв? нед?ли, какъ она была нев?стою, и нев?стою челов?ка, который давно былъ избранникомъ ея сердца, зав?тною тайною ея мыслей, челов?ка, къ которому она привыкла съ самаго д?тства, безъ котораго ей была бы скучна жизнь. И вотъ княжна замечталась о его добромъ, благородномъ сердц?, о его пылкой любви, о томъ, какъ онъ хорошъ въ красномъ бальномъ мундир?, о томъ, какой будетъ у ная экипажъ, какая ливрея, какъ они будутъ д?лать визиты, абонируютъ ложу во французскомъ спектакл?: это будетъ ужъ ея собственная ложа; какъ они будутъ вм?ст? гулять… Боже мой! да о чемъ не мечтала княгиня? Мечта д?вушки такъ легка, такъ пл?нительна, такъ св?тла, разнообразна, неуловима! Эта мечта порхаетъ, какъ разноцв?тная, радужная бабочка; вы подм?тите ее и захотите поймать, а она улет?ла далеко; вы снова за нею, а она снова отъ васъ, словно птичка съ талисманомъ въ арабскихъ сказкахъ. И надобно быть ребенкомъ, чтобы захот?ть поймать бабочку, чтобы захот?ть уловить мечту д?вушки.

Около 5 часовъ раздался звонъ колокольчика въ швейцарской… Ея сердце встрепенулось. Она вспорхнула съ кушетки – и въ одно мгновенье очутилась въ угольной комнат?, которая выходила окнами въ садъ. Эта комната была обклеена б?лыми штофными бумажками и обведена позолоченой чертой подъ л?пными карнизами. Яркая пунцовая мебель и занав?сы придавали ей чрезвычайно прiятный св?тъ, неммотря на то, что окна были н?сколько зат?нены деревьями. Самые роскошные цв?ты, пирамидально уставленные по угламъ, красовались на б?лыхъ обояхъ.

Княжна остановилась у раствореннаго окна и сбросила съ груди небольшой дымковый платочекъ: ей было жарко… Въ эту минуту легкое бряцанье шпоръ отозвалось въ ближней комнат?. Полуоткрытая грудь ея стала дышать сильн?й и чаще… Въ комнату вошелъ кто-то. Она не обертывалась.

– О чемъ вы такъ задумались, княжна? – спросилъ ее молодой кавалергардскiй штабъ-ротмистръ.

Она обернулась къ нему – и закрасн?лась, какъ роза, которая, полуразвернувшись, качалась на стебельк? и ц?ловала грудь ея.

– Отчего это такъ поздно? – спросила она его съ укоромъ.

– Будто поздно? Я сейчасъ только изъ городу; я такъ торопился… – Онъ взялъ руку княжны и поц?ловалъ ее.

Она посмотр?ла на него такъ дов?рчиво, съ такою полною любовью… Вогъ въ эту минуту надобно было уб?диться, какъ выразительны, какъ одушевленны ея очи. Какой мiръ блаженства пророчила она любимцу своего сердца, ему – этому счастливцу кавалергарду!

И онъ понималъ языкъ очей ея, онъ предчувствовалъ, что ожидало его въ будущемъ. Онъ могъ отв?чать чувствомъ на чувство. Онъ не былъ этимъ ледянымъ сл?пкомъ, отъ котораго в?етъ простудой и который нав?ваеть грусть. Въ немъ не было этой жалкой, мелочной суетности, которую вы встр?чаете заурядъ въ молодежи и высшаго и низшаго круга. Впрочемъ, нельзя было сказать, чтобы онъ совс?мъ не им?лъ ея: в?дь онъ былъ челов?къ св?тскiй, челов?къ гостиныхъ. Но графъ Болгарскiй слишкомъ отличался отъ другихъ; онъ им?лъ такъ много завлекательности, былъ такъ св?тски, изящно образованъ и такъ далекъ отъ толпы в?треной молодежи! Онъ всегда чуждался толпы, вы никогда не встр?тили бы его съ толпою, потому что онъ зналъ ц?ну самому себ? и вид?лъ ничтожество, окружавшее его. А это ужъ очень много! и какъ онъ былъ хорошъ собою и какъ статенъ! Св?тлые волосы графа вились съ небрежною прихотливостью и красиво упадали къ правой сторон?, немного закрывая широкiй лобъ; его небольшiе карiе глаза были такъ страстны, онъ им?лъ столько выразительности въ лиц?; онъ такъ нравился женщинамъ. Но для него существовала только одна женщина, для него было одно только зав?тное имя, имя Ольги…

– Пойдемте къ батюшк?; онъ насъ ждетъ въ кабинет?,– сказала она графу. – Ужъ скоро 5 часовъ. – И Ольга схватила его руку, скользнула по паркету, увлекла его съ собою и исчезла…

У небольшого мраморнаго камина, въ комнат?, полной самаго пл?нительнаго безпорядка, стоялъ челов?къ л?тъ пятидесяти. Лицо его съ перваго взгляда чрезвычайно располагало въ его пользу. Очеркъ этого лица былъ необыкновенно прiятенъ: большой, открытый лобъ, волосы, въ которыхъ ужъ начинали прокрадываться с?дины, вс? поднятые вверхъ, см?лый, проницательный взоръ и особенное расположенiе губъ, – все это взятое вм?ст? придавало ему такъ много особеннаго, важнаго, что гд? бы вы его ни встр?тили, вы сейчасъ бы остановились на немъ и подумали: О, это не простой челов?къ. На немъ былъ сюртукъ темнаго цв?та; шея обвернута большимъ малиновымь платкомь. Онъ держалъ въ рук? огромный листъ какой-то Французской газеты и не очень внимательно проб?галъ его: видно, что газета не заключала въ себ? ничего новаго, ничего зам?чательнаго. Это былъ князь В*, отецъ Ольги.

Тутъ дверь кабинета отворилась. Князь отбросилъ газету на столъ и обернулся къ двери. Передъ нимъ стояла Ольга, рядомъ съ нею женихъ ея.

Какъ они оба были хороши, какъ созданы другъ для друга! И князь съ такимъ св?тлымъ лицомъ встр?тилъ ихъ, въ его глазахъ выразилось такъ много радости: онъ былъ счастливъ ихъ счастiемъ.

– А, любезный графъ! – и онъ протянулъ къ нему руку, и тотъ отъ сердца пожалъ эту руку. Онъ отдаваль ему, этому графу, свою радость, свой св?тъ, свою жизнь… Онъ, казалось, говорилъ этимъ пожатiемъ: я люблю тебя, я ув?ренъ въ теб? – и вотъ почему я отдаю теб? мое сокровище: смотри же, оправдай мое дов?рiе и выборъ ея младенческаго сердца: сд?лай ее счастливою.

– А мы васъ давно ждали, – продолжалъ князь – и съ улыбкою посмотр?лъ на свою Ольгу.

И Ольга вспыхнула и потупила очи.

Отецъ подошелъ къ ней, провелъ рукой по тесьмамъ волосъ ея и поц?ловалъ ее.

У князя не было бол?е д?тей: она была одна – и въ ней одной для него заключалось все. Она была его ут?шенiемъ, радостью, его мечтой, его надеждою, его воспоминанiемъ… Воспоминанiе!.. Каждый разъ, когда князь любовался ею, передъ нимъ оживалъ образъ ея матери; этотъ образъ, казалось, возникалъ изъ праха и, возсозданный, обновленный, въ роскошномъ цв?т? являлся передъ нимъ.

Счастливица княжна! какое блаженство готовилось ей въ будущемъ! Счастливица!

А настоящее?

Какъ-то разъ вечеромъ они сид?ли вдвоемъ: она на диван?, графъ возл? нея на низенькомъ эластическомъ стул?. Въ комнат? разливался томный, прiятный для глазъ св?тъ. Матовое стекло лампы, которая стояла на стол? въ отдаленiи отъ дивана, было скрыто въ зелени и въ цв?тахъ, и лучи св?та прорывались сквозь зелень и цв?ты.

Н?сколько минутъ въ комнат? было такъ тихо, какъ будто никого не было – и эти минуты тишины были верхъ упоенiя для двухъ любящихся.

– Ты мой, я давно назвала тебя моимъ; ты еще не знаешь, какъ я люблю тебя!

Вотъ что говорила молча княжна.

– О, я слишкомъ счастливъ! никогда самый роскошный сонъ, самый поэтическiй вымыселъ не сравнится съ моею существенностью. – Вотъ что говорилъ молча женихъ ея.

И онъ наклонился къ рук? ея – и поц?ловалъ ея руку, и какимъ страстнымъ, какимъ восторженнымъ поц?луемъ!

Она упала головой на грудь, будто подавленная страстью. Онъ посмотр?лъ ей въ лицо, и ихъ очи сошлись, и его очи утонули въ ея очахъ… Еще мгновенiе, мен?е ч?мъ мгновенiе – и уста его были такъ близко къ ея устамъ… еще… и они замерли въ поц?лу?, улет?ли туда, въ этотъ чудный мiръ, не для вс?хъ досягаемый, гд? все гармонiя, все упоительные звуки, въ этотъ мiръ, о которомъ такъ хорошо говорили Моцартъ и Шиллеръ.

Когда княжна отвела свои уста отъ его устъ – чары улет?ли: она очутилась опять въ той же комнат?, гд? была прежде, на диван?, и возл? нея на низенькомъ стул? онъ. Лицо ея пылало.

– Такъ ты очень любишь меня, Ольга? – спросилъ ее графъ – и рука его была въ ея рук?.

– Люблю ли я васъ? – и она сжала его руку.

Потомъ она почувствовала въ первый разъ неловкость этого вы и тихо повторила:

– Люблю ли я тебя?

Этотъ вечеръ они оба были такъ веселы, такъ самодовольны; на устахъ ея гор?лъ первый поц?луй его, для него такъ отрадно звучало это ты, которое первый разъ выговорила она.

Вотъ каково было ея настоящее!

III.

Вс? чувства представились ему темн?е, но мятежн?е и ближе; они показались ему родомъ инстинкта, какимъ кажется инстинктъ животныхъ….

    Изъ Ж. П. Рихтера.

Случалось ли вамъ встретить въ обществ? челов?ка, котораго лицо какъ будто знакомо вамъ; лицо, которое, можетъ быть, вы гд?-нибудь и когда-нибудь вид?ли, но гд? и когда. вы никакъ не можете припомнить; лицо, которое, кажется, очень недурно, но производитъ на васъ невольно какое-то непрiятное впечатл?нiе? Это случилось съ княжной Ольгой на музыкальномъ вечер? у С**.

Посл? какой-то пьесы, проп?той д?вицей Г*, въ ту минуту, когда въ гостиной слышался обычный шопотъ мнимаго восторга и среди этого шопота вырывались порой нел?пыя фразы, безсмысленныя восклицанiя, въ ту минуту Ольга обернулась немного вбокъ – и, по какому-то странному чувству, вздрогнула. У косяка двери, которая вела на балконъ, стоялъ молодой челов?къ, котораго она никогда прежде не вид?ла въ гостиныхъ. Этотъ молодой челов?къ все время не спускалъ съ нея глазъ, и когда она обернулась и нечаянно взглянула на него, онъ весь перем?нился въ лиц? и, какъ мальчикъ, котораго поймали въ какомъ-нибудь поступк?, тотчасъ потупилъ глаза и сталъ неловко обдергиваться. Княжна полуулыбнулась, еще разъ пристальн?й взглянула на него, и въ этотъ разъ она подм?тила что-то странное въ глазахъ молодого челов?ка, устремленныхъ на нее, прикованныхъ къ ней. Ей стало непрiятно, ей не понравился этоть взглядъ – и она отвернулась, чтобы не видать его.

Потомъ немного задумалась, потомъ вдругъ, в?роятно изъ любопытства (это было очень естественно), указавъ глазами на молодого челов?ка, она спросила у стоявшаго возл? ся стула камеръ-юнкера ***: – кто это такой?

Камеръ-юнкеръ огляд?лъ молодого челов?ка въ лорнетъ съ ногъ до головы, однако безъ мал?йшаго любопытства, очень равнодушно, очень свысока.

– Я вижу этого челов?ка первый разъ въ жизни, – сказалъ онъ, еще разъ съ такою же важностью посмотр?въ на него… – Я не знаю, что это такое.

Во взор? камеръ-юнкера было ужасно какъ много недоступности. Казалось, онъ считалъ себя лицомъ чрезвычайно зам?чательнымъ, и глазъ наблюдательный могъ бы зам?тить, какъ изр?дка, правда, украдкою, этотъ камеръ-юнкеръ поглядывалъ съ самодовольствiемъ на пуговицы своего вицъ-мундира. Видно было, что онъ только дней за десять передъ этимъ былъ пожалованъ въ камеръ-юнкеры.