Рыков слушал, как загипнотизированный. Он уже мысленно расписался в приказе с выговором за просмотренный туберкулез. Дед похлопал его по плечу, кивнул внуку и вышел. Через пару минут за окном заревел движок «Жигуленка», свистнули колеса.
– Ты ему вчера про колонию говорил? – посмотрел на Виктора Рыков.
– Говорил.
Начальник подошел к окну, вытащил между рам пепельницу, закурил. Виктор подошел, встал сбоку так, чтобы дым не попадал на него и сказал:
– Я понял, почему он так долго на нее смотрел, когда в палату вошел. У нее же типичное лицо тяжелобольного человека, лицо туберкулезника. Она просто красилась, словно сумасшедшая, после того, как ей подружки сказали, что она выглядит не очень. А я вчера ей приказал, чтоб с утра никакой косметики. И сразу все проступило.
– Надо на женской палате объявление повесить. О запрете косметики в принципе, – сурово сказал Рыков. – Они нам всю клинику стирают своим модельным видом.
Виктор улыбнулся, понимая, что бороться с этим практически невозможно. Женщины всегда будут стараться выглядеть лучше, чем они есть на самом деле. Но в словах Рыкова была довольно здравая мысль – только приказывать надо было не пациенткам, а им самим. Смотреть более внимательно, заставлять смывать румяна, тональный крем и прочие штуки, с помощью которых можно запросто обмануть самого внимательного врача.
В ста метрах от отделения грохнули ворота на КПП – дед выехал за территорию. Рыков раздавил окурок в пепельнице и сел за стол. Надо было записать данные сегодняшнего осмотра в историю болезни.
– Представляешь, Виктор Сергеевич, – внезапно сказал он, – мне стыдно это все писать и свою подпись ставить. Как будто я сам все понял. Нечестно как-то.
– По-другому не получится, – стоя у окна, ответил Виктор. – Он же здесь был неофициально.
Рыков согласно покачал головой, потом взял ручку и написал в истории болезни заголовок «Обход с начальником отделения»…
5
– Да, да, понял… – начальник кривил рот, чтобы дым от сигареты не попадал ему в глаза, но вынимать ее не хотел. Он, как Цезарь, выполнял несколько дел одновременно – курил, говорил по телефону и проходил очередной уровень «Зумы». Стреляющая шарами лягушка покорила в тот год умы и сердца миллионов фанатов – и Рыков не стал исключением. Он около месяца рвался к финишу игры – а недавно был неприятно удивлен, открыв еще три секретных уровня, отбросившие его от окончания этой безумной гонки на неопределенное количество времени. – Мы придем, да… Сколько у нас времени есть? Вообще замечательно. Отвалите уже, господи.
Последнюю фразу он сказал, выключив телефон. Глаза метались по экрану в поисках подходящего цвета, пальцы мелькали на кнопках мыши. Платонов смотрел на то, как тлеет, провисая, его сигарета.
Пепел упал одновременно с проигрышем. Шары с грохотом, набирая скорость, умчались в черную дыру; Рыков, матерясь в голос, подскочил и принялся сдувать пепел с операционного костюма.
– Николай Иванович, совсем вы себя не бережете, – с трудом сдерживая смех, прокомментировал Виктор. – Могло ведь и в другое место упасть.
– Могло, – не поднимая головы, ответил Рыков. – Но не упало же.
Он затушил окурок в пепельнице на подоконнике и внезапно спросил:
– А почему я вместо тебя в кардиологию ходил, чтобы какую-то хрень им там написать про ангиосепсис? У меня что, старшие ординаторы кончились?
Платонов не ожидал вопроса, отвернулся на секунду, потом объяснил:
– Я туда больше не ходок. Возможно, временно, хотя…
– Елену Ивановну не потянул?
Вопрос был прямой, в лоб. У них друг от друга секретов не было.
– Можно сказать и так, – Платонов встал, подошел поближе. – Это все академия, будь она трижды проклята. Напился, проболтался. Выводы просты и очевидны.
Рыков ухмыльнулся.
– Слушай, я тебя на десять с лишним лет старше – но даже я бы не потянул. Ни в каком виде, – он наклонился поближе к Платонову. – Это был лишь вопрос времени. Причем уверен – Мазур и сама это понимала. Просто случай хороший представился. И она им воспользовалась.
Виктор вспомнил, как собирал свои немногочисленные вещи в квартире Елены и как вдруг, выйдя от нее с чемоданом, ощутил какую-то легкость и завершенность этого мероприятия. В такси он садился с чувством, словно сейчас поедет как минимум в аэропорт, откуда начнется длинное и увлекательное путешествие в новую жизнь.
– В общем, как бы то ни было – увольте пока меня от визитов туда, – попросил Платонов. – Может, через пару месяцев…
– Через один, – пресек попытку бунта Рыков. – Даю месяц. Потом уж извини, мы на работу не дружить ходим и не в любовь играть.
Платонов понуро кивнул.
– Да, есть, так точно, – сухо ответил он. – А куда мы сейчас пойдем?
– В реанимацию, – сказал Рыков. – И поверь – тебе это будет как минимум интересно.
– Почему?
– Увидишь.
– Медсестра нам нужна?
– Если честно, понятия не имею. На месте разберемся.
Дошли они быстро, Рыков успел выкурить на ходу еще одну сигарету.
В реанимации был какой-то аншлаг. Все четыре койки заняты; рентгенлаборант толкал перед собой через коридор передвижную установку; травматологи толклись у окна, разглядывая снимки; в дверь реанимационного зала было видно, что у кого-то на дальней кровати, отгороженной ширмой, берут кровь.
Платонов зашел следом за Рыковым, не претендуя быть первым номером. Подполковник Медведев, начальник реанимации, вышел к ним навстречу.
– Принимайте в свое хозяйство, – он махнул рукой в сторону той самой дальней койки. – Электротравма. В сознании, можете поговорить. Повязок нет, все видно замечательно. Задача наша простая – определиться с уровнями ампутации. С тактикой на ближайшие несколько часов.
– Заинтриговал, Палыч, – Рыков приподнял брови.
– У нас отделение такое, – без каких-либо эмоций ответил Медведев. – От нас вопросы, от вас – ответы. Хотя почему-то чаще бывает наоборот.
Николай Иванович оглянулся на Платонова, сделал движение головой, приглашая за собой. Виктор достал из кармана шапочку, надел. Они вошли, здороваясь на ходу с анестезистками, снующими между пациентами и полками с медикаментами. От дальней кровати отошла лаборантка с пробирками, кивнула хирургам.
За ширмой не было видно пациента целиком; только приблизившись к кровати, Рыков с Платоновым смогли разглядеть, кто там лежит. Это был молодой парень с испуганным взглядом – и он постоянно хотел посмотреть на свои руки.
А посмотреть там было на что.
Раздутые, как барабан, с лоснящейся белой кожей, предплечья. Одинаковые, словно отражения в зеркале. Ближе к кистям кожа из белой становилась серой, словно на руки надеты перчатки. Правая кисть будто выломана сбоку в суставе, в свете потолочных ламп поблескивала суставная поверхность лучевой кости. Пальцы были совсем черными, даже ближе к багрово-фиолетовому; все суставы пальцев, за исключением мизинца, был раскрыты словно консервным ножом. Это напомнило Платонову руку киборга из второго «Терминатора», только вместо суставных головок в фильме были шарниры.
Рыков остановился справа от пациента, Платонов обошел и посмотрел, что с левой рукой. Там было чуть лучше с суставами, но по передней поверхности предплечья в глаза сразу бросался обугленный участок размером с детскую ладонь.
Парень посмотрел сначала на Рыкова, потом на Платонова. Взгляд, испуганный и просящий, говорил о многом. Их об этом всегда умоляли люди с подобными травмами – но, к сожалению, законы физики таковы, что прохождение электрического тока через тело человека часто оставляет после себя вот такие разрушения. И сделать уже ничего нельзя.
– Сколько времени прошло? – спросил Рыков.
– Я не помню, – хрипло ответил парень.