Магические очки

– Куда это вы, сударь? Впотьмах, в незнакомом месте, вы не сыщете двери, да и ключ у меня. Подождите, я принесу свечку, провожу вас – завтра увидимся.

– Завтра? Нет – повторяю, никогда! Я вторично пришел в этот дом единственно для тебя – ради тебя угождал я страсти ненавистной мне женщины! Ты же, польстив мне приятной надеждой, заплатила неблагодарностью. Твоя откровенность, невинность, очаровали мея! Ах, эта мечта исчезла! Я думал отыскать сердце полное, открытое. любви, и нашёл одну холодность! Саша! Ты не хочешь проникнуть в мою душу и вместо несправедливого упрека, броситься в объятия мои, наградить взаимной страстью, наградить любовь пламенную, вечную, которую и самая смерть не может охладить.

– Ах, сударь! Что вы говорите? Я скоро заплачу. – Она прижалась тихонько к груди моей. – Вы хотите любить меня вечно? Может ли это статься? Барыня утверждает, что одно богатство составляет счастье, а без него любовь – одна горесть. Признайтесь, вы ведь и сами к ней пришли за деньгами?

– Ты обижаешь меня, если думаешь, что одна корысть привела в этот дом. Точно, вчера я имел нужду в деньгах, принёс эстампы, продал, и верно не поспешил бы за остальными деньгами, если б не встретился с тобою. Долг доставил мне случай еще раз увидеть тебя; а притворяться согласным на желание госпожи, значило получить право на свободный вход, отыскивать любовь твою, ради которой я готов на все решиться. Теперь знай, Саша, я не бедный художник, я – единственный сын и наследник богатых родителей. Пойдем в твою комнату; там поговорим свободнее, там же я тебя уверю, что ты вечно станешь обладать мною.

Девушка молчала; я целовал её пламенные щёки, розовые уста; она не противилась.

– Ты молчишь, и за все мои ласки не хочешь наградить меня одним поцелуем? Жестокая! Ты меня не любишь?

– Ах, сударь, вы несправедливы! Я не могу выразить, что со мною делается; не могу говорить, как вы… но что чувствую… – Тут её робкие уста запечатлели на губах моих первый поцелуй вечной любви!

– О Саша! Доверши моё счастье! Повтори этот поцелуй!

– Я поцеловала вас и остаться больше не могу.

– Не хочешь?..

– Не скажу, чтоб не хотела! Какой-то страх, совесть, предчувствие, удерживают меня от того, чтобы показать вам мою каморку – притом барыня придет запереть дверь…

– Пустое! Она с Тумаковым, верно, забудет о дверях. Пойдём!

– Хорошо, сударь, только с уговором, посидеть минут пять и домой.

И вот я в жилище милой девицы. Одна небольшая кровать с тюфяком, стол, два стула и огромный платяной шкаф составляли необходимую мебель и всё убранство комнаты; но самый храм Цитерской богини не мог казаться столь прелестным; милая хозяйка дикую пустыню могла превратить в жилище радости.

– Вот, сударь, моя каморка! Садитесь, только извините, не чем мне вас потчивать! Не умею занять, как госпожа моя, она знает всё на свете. – Заботливая Саша поправила свечу, взяла мою шляпу, положила на стол, и когда я придвинул стул, то маленькой ручкой она показала на кровать: – Садитесь сюда; стул простой, на нём беспокойно – правда, и постель не слишком мягка, а все таки лучше!

– С охотою, милая, а ты?..

– Мне должно стоять – ведь вы не простой живописец, а, кажется вы сказывали о родителях, о богатстве…

– Любовь сближает все состояния…

– Полноте, сударь! Это уж совсем не годится; да я сяду подле вас…

Мы услышали шаги в коридоре – Саша с ужасом произнесла:

– Это госпожа!

Не теря времени, я задул свечу.

– Саша! ты спишь? – спросила за дверями г-жа Сенанж.

– Сплю, сударыня, отвечала дроясащим голосом девица.

– Ты от страха совсем одурела; спать и отвечать в одно и то же время нельзя!

– Нельзя, сударыня.

– Ты проводила Антония?

Я ей прошептал на ухо:

– Скажи «проводила»…

– Проводила, сударыня.

– Он вышел сердит, или нет? Придет ли завтра?

– Скажи: сердит, и никогда не придёт.

– Сердит, сударыня! Очень сердит! И сказал, что теперь никогда не придет.

– Теперь сказал? Дура, проснись! Мне болтать с тобой некогда! Ты верно спросила, где он живёт?

– Нет, сударыня…

– Безмозглая!.. В тебе нет ума ни крошки, я тебя выгоню!..

– Ах, не сердитесь сударыня! Я теперь спрошу.

– Кого спросишь?

– Его, сударыня…

– Я лопну с досады! Да разве он здесь, что ты спросишь?

– Нет, сударыня, да это все равно.

– Слушай! Я стащу тебя с постели, выгоню на улицу, заставлю за ним бежать, и до тех пор не пущу в дом, пока ты мне его не отыщешь.

– Говори за мною, – шептал я Саше: – виновата, заспалась. Антоний вышел, я спросила: где вы живете? Он сказал у живописца Арнольди; там все меня знают…

Саша слово в слово всё повторила.

– На силу схватилась за ум! – заявила за дверью г-жа Сенанж. – Теперь спокойно могу возвратиться в свою комнату. Антоний, верно, придёт, а в случае чего можно за ним и послать. Не говорил ли он о шуме? обо мне? Ну! Отвечай!

– Он говорил сударыня… он говорил…

– Опять бредишь. Ну, что он говорил?

Чуть дыша, я диктовал на ухо Саше; а она повторяла с изменениями:

– Он говорил, что Тумаков бездельник, буян, пьяница и ваш любовник.

– Ну это ничего, – одна ревность. Бедный мальчик! А обо мне?