– Ролан?
– Кого я вижу, – сказал я.
– Засиделся ты в баре.
Лари отправил «пакет с хвостиками» в почтовый ящик для мусоровозов, после чего остановился возле меня и взялся за подбородок, как это часто делают нормальные люди, когда хотят над чем-то подумать.
– Ты потрепан, – сказал он.
– Парень, ты великолепен. Я восхищен твоей догадливостью. Я восхитился ей ещё в баре. Извини, но мне нужно домой. Я неважно себя чувствую – надо приложить холодное пиво к языку.
– Можешь приложить тёплый красный чай, – сказал Илларион. – И запить им же обезболивающее.
– Чего?
– У меня квартира в соседнем доме. Тебе нужно к врачу, но, я так понимаю, ты на это не согласишься. Так что позволь хотя бы мне оказать помощь. В первую очередь медицинскую, а во вторую – духовную.
Моё жилище находилось в паре километров от «Старухи в блеске». Дом Лари был через дорогу. Я прикинул, какова вероятность добраться до собственной квартиры, не свалившись окончательно где-то на середине пути – шансов было поровну и в ту и в другую сторону.
– Ладно, но не жди, что я стану спать с тобой в обнимку. Я нормальный в природном плане.
– Я тоже, – ответил Илларион.
Я протянул руку. Лари пожал её, и так зародилась наша дружба.
***
Мы поднялись на второй этаж, но прежде чем войти, Лари сказал шёпотом: «Тихо, не разбуди его. Как только войдём, положи куртку на полку и шагай за мной на кухню». Я покорно кивнул, и мы приступили к операции. Всё случилось так, как и сказал Илларион (разве что пол заскрипел пару раз, а это было не по плану). Я пробрался в тёмное помещение, где мне в ноги сразу же упёрся стол. Пришлось отойти в сторону, но там я наткнулся на стул, и он заскользил по полу.
– Тише! Ролан, я же говорю, ты его разбудишь!
– Кого?
– Моего отца, который спит в гостиной.
– Чёрт, парень, а чего же ты сразу не сказал? Я бы не стал причинять тебе неудобства.
– Вот потому и не сказал.
Лари коснулся выключателя. Лампы вспыхнули, но амфитеатр не принялся аплодировать. Я осмотрел маленькую кухоньку, которую переполняли иконы и восковые свечи. На столе было прибрано, а в мойке лежала гора посуды. Холодильник трещал так, что приходилось выжидать момент для шёпота. Только люстра с вентилятором насильно не вынуждала меня отвлекаться, да и то я иногда поглядывал на неё (слишком плавно она крутила свои лопасти).
Парень направился к древнему гарнитуру, в один шаг пройдя всю кухню. Он приоткрыл дверцу навесного шкафа, где лежала гора восковых свеч. Когда Лари дотянулся до маленькой коробочки, он тут же закрыл шкафчик, а в меня хлынула волна парафинового аромата. Картонный короб приземлился на стол, и Илларион смахнул с него крышку. Внутри оказались шприцы и таблетки.
– Держи вот, выпей.
– Это? Что ты мне дал?
– Простое обезболивающее. Не беспокойся, мы не держим в доме сильнодействующих препаратов.
Лари поставил передо мной стакан с водой и ещё раз залез в коробку. Пока я проглатывал таблетку, парень порвал упаковку с пластырем. Он заслонил собой люстру, когда протянул мне наклейку.
– А это зачем?
– У тебя на лбу глубокая ссадина.
– А, херня.
– Во-первых, не выражаться в моём доме. Во-вторых, не строить из себя бессмертного. Мы все из крови и плоти, ведь таков замысел божий, но Господь не хотел бы, чтобы в наш организм проникали чужеродные бактерии, поэтому будь любезен – закрой свой парадный вход для микробов.
Я нахмурился и прислушался к совету доктора Бёрка, а когда почувствовал действие обезболивающего, сел ровнее. Илларион подошёл к мойке и принялся намыливать тарелки.
– Ты голоден? Я могу предложить разве что остатки омлета и брусничного пирога. Отец сегодня совсем потерял аппетит, я бы не хотел выкидывать еду.
– Извини, но я не хочу есть, потому что у меня, кажется, онемел желудок.
– Ничего, это бывает от тех таблеток, что я тебе дал. Утром всё пройдет.
– Да уж. Главное, что башка не трещит, – ответил я.
***
Когда Лари вытер посуду, мы открыли кухонную дверь и вновь стали вести себя тихо. Я стремился как можно медленнее передвигать ногами по полу, где каждый неверный шаг стоил очень дорого. Почти без скрипа мы добрались до другого конца квартиры (преодолели три метра), где нас ждала очередная дверь. Только Илларион взялся за ручку, как из гостиной послышался чей-то голос.
– Илларион, всё в порядке?
Лари посмотрел на меня и направился в комнату к отцу. Я не последовал за ним, а стал прислушиваться за стенкой.
– Отец, почему ты не спишь? Как ты себя чувствуешь?
– Я не сплю всю ночь, и у меня болит голова. Но больше меня волнует то, что ты не познакомил меня со своим вежливым другом, который стоит в коридоре.
– Отец, его избили, и я е мог пройти мимо.
– Ты дал ему, всё, что было необходимо?
– Да, отец.
– Я надеюсь, ты не выгонишь его этой ночью?
– Нет, я постелю ему на полу в своей комнате.
– Возьми вот это покрывало. Пускай молодой человек укроется им, потому что сегодня первая холодная ночь в июне. Близится сезон дождей, природа начинает перестраиваться.
– Простите, – сказал я, войдя в гостиную, – но я бы не хотел причинять вам неудобства.
Я успел рассмотреть пожилого мужчину, лежащего на диване. У него было бледное лицо и седые волосы. На сухих щеках выступали едва заметные кровоподтёки, а глаза были красные, как полузрелая малина.
Свет лампы со столика в основном падал на Иллариона с отцом, но ещё я обратил внимание на ковёр, висящий на стене. Господин Бёрк мог бы дотянуться до его ворса, подняв руку над спинкой дивана (я бы делал так каждую ночь перед сном).