– Отец, и правда, ты сам можешь замёрзнуть, – сказал Лари.
– Ничего не хочу слышать, Илларион. Возьми его и не ставь гостя в неловкое положение.
Господин Бёрк привстал, чтобы вытащить из под себя махровое покрывало. Под ним скрывалось худое туловище в пижаме, укутанное шерстяным одеялом. Когда я увидел это, совесть стала грызть меня на один зуб меньше. Лари принял у отца ткань и передал её мне.
– Отец, ты принимал лекарство?
– Да, мой мальчик, я пил этот яд и сегодня, – мужчина посмотрел на меня и усмехнулся.
– Хорошо. Тебе нужен отдых, так что мы не будем больше мешать.
Господин Бёрк слабо махнул рукой.
– Успеется. Представь мне своего честного и порядочного друга.
– Извините, что я такой бестактный! Моё имя Роланд, и… Мне теперь даже неловко, что я кажусь вам таким хорошим.
– Ну, что же, Орландо, Господь призывает любить себя, но при этом быть скромным. Вам стоит быть о себе лучшего мнения. Я слышал, как ответственно вы крадётесь. А ведь человека как раз таки красят поступки.
– Спасибо вам за эти тёплые слова, – сказал я (Лари потом уверял, что я стоял перед ними краснющий как помидор).
– А вот вид ваш оставляет желать лучшего, молодой человек. И в чью же войну вы ввязались? – спросил господин Бёрк старший.
– Я нравлюсь далеко не каждому.
– Отец, его избили неподалёку отсюда. Я нашёл его возле бара.
– Так значит, вы в нём и познакомились?
– Да, – ответил я.
Мужчина посмотрел на Иллариона и улыбнулся.
– Сынок, я же говорил, что ты не разочаруешься в людях в этом месте. Орландо, а вы пробовали брусничный пирог, что пекут в этом заведении?
– Не доводилось.
– Советую вам попробовать его, как будете проводить там время.
Отец Иллариона закашлялся на какое-то время, прислонив кулак ко рту. Когда приступ кончился, мужчина стал тяжело дышать, а я мог слышать, как хрипят его лёгкие.
– Ребята, вы простите меня старика, если я приму снотворное и покину вашу беседу?
– Конечно, отец, я сейчас принесу таблетки.
– Только одну, Ларион.
Лари поднялся с дивана и вернулся на кухню, где тот час раздался шум. Мужчина привстал в постели, и его измученные глаза посмотрели в мои не менее «мёртвые» очи.
– Вы такой одинокий человек в душе. Понимаете меня, Орландо? Я искренне желаю вам, чтобы вы нашли себе хорошего друга.
– Спасибо вам…
– Вы необычный человек – я вижу это по вашим зелёным глазам. Я всегда хотел встретиться с зеленоглазым человеком вживую, и вот мечта жизни осуществляется на её изломе… Орландо, могу я вас попросить?
– Да, о чём?
– Присмотрите за моим сыном, я прошу вас. Он такой же особенный, как и вы. Безусловно, я буду следить за ним на небесах, но Господь не позволит мне вмешаться в случай чего.
– Что вы, господин Бёрк…
– Зовите меня Адам, пожалуйста.
– Адам, я уверен, что вам отведён срок гораздо больший…
Меня прервал нервный хрип, который едва сумел перейти в смех.
– У Господа на этот счёт есть своё мнение, Орландо, и я сомневаюсь, что он прислушается к простым смертным вроде нас. Я надеюсь, что вы присмотрите за моим мальчиком, который совсем скоро останется один… – его вновь прервал кашель, но на этот раз остановить его сумел только Лари со стаканом воды.
Господин Бёрк принял снотворное и закрыл глаза, после того как пожелал нам доброй ночи. Он чем-то безумно напоминал мне меня самого. Это выглядело довольно странным, учитывая тот факт, что Адам Бёрк был старше меня лет на тридцать, а то и сорок. Наверное, это его зелёные глаза привели меня к подобным мыслям (всё же, нас таких в мире мало, и непроизвольно начинаешь чувствовать себя особенным и неповторимым).
Мы с Лари тихо вышли в коридор, погасив свет. На сей раз пол не скрипел, и дверь отворилась беззвучно. Лари зажёг свечу на тумбе возле входа в свою комнату, чтобы видеть, куда стелить матрас. Когда я сказал, что на кухне было много икон, я не взял во внимание спальню Лари, где их было вдвое больше. На кровати лежала библия, а на столике, где лучше бы смотрелся телевизор, стоял железный крест, прислонённый к стене. Той ночью к интерьеру добавился ещё и матрас.
***
Той ночью мы немного поговорили с Лари, несмотря на то, что я хотел поскорее закрыть глаза на десять часов.
– Я не знаю, как иной раз войти к нему в комнату, – сказал Илларион. – Боюсь, что не сумею разбудить его.
– Ты хороший сын, малец. И делаешь ты всё, что в твоих силах.
– А что с твоими родителями? – Лари поднял голову в кровати и уставился на пол, где лежал я.
– Они оставили меня. После того, как я подрос, их уже не было. Такое чувство, что их вообще не было.
– И как ты жил всё это время?
– Я не знаю. Впервые за этот год я задумался об этом.
– За год? Почему за год? – спросил Лари.
– Я приезжий. Приехал как раз год назад.
– Откуда?
– Не знаю. Я… Давно в дороге. Сложно сказать, что именно является моим домом.
– Дом – это то место, в которое ты всегда можешь вернуться, и тебе там будет хорошо, независимо от настроения, – сказал Илларион.