Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Повесть о днях моей жизни

Год написания книги
1912
<< 1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 118 >>
На страницу:
42 из 118
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Всех сразу передернуло, на Игнашку злобно зашипели и замахали руками, а Егора будто исподтишка толкнули с кручи в ледяную воду, так и заныло и замерло его сердце. Ни с кем не попрощавшись и не поблагодарив за чай-сахар, он торопливо выскочил из лавки, направляясь к своему приятелю солдату, который писал ему письма к Васе, и слезно, своими заботами о нем, своею нуждой и горем умолял сына не забывать деревни, не отказываться от родительского крова и не брезговать черным углом, в котором он вырос. Отослав письмо, старик с нетерпением и болью ждал ответа, а получив, сразу успокоился и повеселел: Вася писал, что по деревне и родителям скучает и никак не дождется весны, когда их распустят по домам.

– И чудак этот пастух, трясло б его осиной, – говорил Егор жене. – Скажет тоже, чего не следует: уедет, бат, в город. Вот, ей-богу, какой бестолковый народ пошел на свете – словно овцы!..

Василия ждали на девятую пятницу. Станция от Мокрых Выселок рукой подать, машина ходит в поздний завтрак, а Егор всю ночь сидел на конике, боясь проспать, и уехал, когда еще только чуть-чуть забрезжило в окнах. Эту неделю скотину стерег один Петя, а я с бабами окучивал картофель.

– Нынче Васька-дворянин приедет, – отряхивая с подола землю, вымолвила Любка. – То-то расфуфырится, мамочки мои!

– С медалью будто ходит, как поповы дети, а избенка курная, умора! – подхватила Павла и, весело засмеявшись, неожиданно спросила у меня:

– А ты в дворянины почему не учишься?

Я сказал:

– Не всем такое счастье, я в работниках служу.

– Оно и лучше! – воскликнула баба. – Эка невидаль – медаль на шапке! У нас урядник-то с медалью каждый праздник чай пьет.

Когда мы приехали домой, старуха Пазухина, мать Васютки, разметала перед хатой улицу. На крыльце, добродушно посмеиваясь, стоял принарядившийся Созонт Максимович, около сновали бабы и детишки. У нас тоже мыли горницу к приезду. Дочери Егора, Пелагея с Домной, то и дело бегали на задворки взглянуть – не едут ли.

– Кабы у нас лапша-то не перепрела! – кричала старуха Анна. – Полечка, милая, ткнись в печку – лапша-то, мол, кабы не перепрела! – Она то смеялась, то, бросив метлу, садилась на дороге и с радости вопила в полный голос, а соседки ее уговаривали. Одни за другим к Созонту Максимовичу подходили мужики, побросавшие работу, спрашивая:

– Ну, что, скоро, али нет еще?

– Одиннадцатый час, пора, – говорил Шавров, вертя в руках серебряные, с бублик величиною, часы.

За деревней запылило.

– Едут! – завизжали ребятишки, бросаясь навстречу. Большие вытянули шеи, суетливо оправляя рубахи; разговор примолк, и чем ближе подъезжала телега, тем сильнее росло нетерпение. Анна помчалась в амбар за новым сарафаном. Ей кричали:

– Не ходи уж, после принарядишься, гляди-ко: близко!

Она остановилась, развела руками, поглядела на грязный подол и снова побежала:

– Как же это, господи, Васютка едет, а я пугалом одета; я успею…

Несколько человек, потеряв терпение, замахали руками. Лошаденка затрусила. Клубы желтоватой пыли, как пургой, обволокли телегу, скрыв ее от глаз, а когда она остановилась, оттуда высунулась бритая улыбающаяся рожа мещанина, щетинника Ульяныча.

– Здравствуйте вам, – проговорил он, чихая от пыли. – Аль кто умер? Продать нечего?

– Черт бы тебя побрал! – закричал Созонт Максимович, топая ногами.

Ульяныч вытаращил глаза от изумления.

– Носит тебя, домового, невпору!.. Тут, можно сказать, заждались до смерти, а он, как нарочно… Отвернул бы хоть с дороги-то, анчутка безбородый!

Вася с отцом выехали с другого переулка, откуда их не ждали, и Созонт Максимович даже немного обиделся за это.

– Словно на смех, – проворчал он. – Их ждешь с большака, откуда много ближе, а они прутся с полей; тоже норовят смудрить, навыворот как-нибудь уладить…

Егор сиял, как новый самовар. На телеге, доверху для мягкости набитой сеном, рядом с ним сидел оторопевший от такой встречи и от такого множества народа белокурый паренек с большими синими глазами, худенький, немного бледный, коротко подстриженный. На нем – суконная господская шинель с серебряными пуговицами, темно-синий картуз при звезде и новая курточка, из-под которой выглядывает тонкий краешек белого воротничка.

– Сыночек, Васенька! – закричала мать, бросаясь к телеге. – Деточка моя ненаглядная, соколик ясный!..

Парень соскочил с веретья, крепко обнимая залитую слезами старуху. Сбоку прижались плачущие сестры, становясь на цыпочки и целуя его в щеки, голову и суконную одежду. Егор бережно, словно икону, держал в руках свалившийся картуз Васютки, потихоньку гладя козырек и сдувая пыль с околыша.

В толпе гудели:

– Вот это я понима-аю!.. Вот это, братцы мои, ловко!..

– Пуговицы-то, пуговицы-то, господи!

«Книжка» – высокий, тощий мужик, сипел двоюродному брату, крутя головой:

– Микит, ты слышь, гляди-ка: ну, прям, не отличишь от Винамей Гаврилыча, грозой меня убей, не отличишь!..

– Экось, сучьего сына, до каких дедов дотяпался: в перчатках, серые портки на улицу, аж страшно!.. Вот, так Васенька-Васёнок, вот так молодчинище – за всю деревню постарался!..

Потом, как в церкви, мужики стали в порядок и один за другим подходили к приезжему здороваться. Некоторые бестолковые бабы, по забывчивости, крестились, целуя его, а опомнившись, сплевывали и говорили:

– Ах ты, чума тебя возьми, миленка, – словно к Миколай-угоднику присунулась!..

Глядя на ноги, смеялись:

– Ты по-бабьи, в полусапожках, деточка! Не холодно зимой-то? Пальчики не мерзнут?

Сзади, от дверей, раздался испуганный шепот:

– Робят, что ж вы Созонт Максимыча-то, а? Вы о чем же думали? Его надо передом; вот бестолочь какая!.. Робят, пропустите, ай оглохли?.. Потеснитесь малость… К сторонке, к сторонке… Ну и наказание, ей-богу… Староста, чего же ты пялишь бельма – доставай медаль – и в шею!

– Эй вы, а то ж-живо! – взмахнул палкой Морозенок, брат старосты. – Чиш-ше!..

Размякший от всеобщего почета, Шавров крякнул, оправил жилетку, подойдя, троекратно поцеловался с Васей, а с Егором поздоровался за руку и, ласково улыбаясь, проговорил при гробовой тишине:

– Пойдем ко мне, Егорыч, на чашечку чая: я уж бабам приказал наладить самоваришко.

Лица у всех после слов Созонта Максимовича стали такими, будто каждому положили в рот по куску сахара.

– Чаевать зовет… Самовар, бат, с самого утра фырчит; пожалуйте, грит, милости вас просим, – зашептали бабы.

Но стоявшая рядом с Василием мать замахала руками:

– Нет, Созонтий, уж он нынче пусть у нас побудет: чаю у нас тоже прорва наготовлена.

Бабы дергали сзади ее, щипали за крестцы, шипели:

– Замолчи, дуреха, замолчи!..

А она не унималась:

<< 1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 118 >>
На страницу:
42 из 118

Другие электронные книги автора Иван Егорович Вольнов