– Я не знаю, – смутилась девочка, – я хочу, но… тебе сейчас некогда, дядя Кости…
– Ну, отчего же? – запротестовал император, однако, посмотрев, на Омера, слегка вздохнул и согласился: – Знаешь, пожалуй, действительно в другой раз. Но уж обязательно, ладно?
С этого дня Мириам всё чаще задумывалась о том, что же за человек ходит к ним в дом и какую цену он платит за то, чтобы в храмах пели ему «многая лета». Она даже сходила – в первый раз в жизни – на праздничную службу в Святую Софию. Там было людно, и она едва смогла увидеть императора. Но больше всего поражало то, что люди достаточно равнодушно, казалось, относятся к этому потрясающему храму, к императорскому выходу и пению хоров. Многие переговаривались вполголоса – особенно в нартексе и дальних углах.
«Они привыкли, их это не трогает, – думала Мириам. – Похоже, василевс все-таки обычный человек. Только совсем другой, непонятный».
Но все же что-то необычное она тогда почувствовала и даже пришла потом в этот храм рано-рано, перед утреней, когда там было тихо и пустынно. Ее захватило это неведомое прежде ощущение – ощущение присутствия Бога, который не жил на небе, не разгуливал по цветущему раю где-то на востоке. Он был здесь, с ней, хотя в эти минуты никто не читал Ему молитв и не пел гимнов… Спустя месяц она попросила императора подарить ей Евангелие. Тот немного удивился, но просьбу исполнил. Правда сказал ей, что папа знает и не против этой книги, не надо от него скрывать такие вещи.
Да, Омер не возражал: хоть и нахмурился поначалу, однако промолчал. Возможно, был слишком занят или просто не чувствовал себя в состоянии вести религиозные беседы. Даже когда Мириам сказала ему некоторое время спустя, что хотела бы креститься, он не взорвался гневом, только посмотрел вдаль, вздохнул и проговорил тихо:
– Наверное, у тебя такой путь… Но мы с тобой потом поговорим об этом, когда тебе исполнится шестнадцать, ладно?
Омер не хотел, чтобы дочь, уж если она решила сменить веру, делала это в столь раннем возрасте. Правда, Мириам в свои тринадцать выглядела довольно взрослой, но что сказали бы знакомые, родственники и компаньоны, как христиане, так и мусульмане? Никос отправил дочку в церковь, чтобы сделать приятное императору? Нет, невозможно!
Набравшись духа, Омер так все и объяснил девочке, и она поняла его, кивнула печально. Константин, узнав о разговоре, успокоил ее: ничего страшного, такая отсрочка даже вполне традиционна, – чем несказанно обрадовал Мириам.
– Походи пока на службы, присмотрись, почитай книги, – уверенно проговорил император и, немного подумав, посоветовал обратиться к Сергие-Вакхову игумену: – Подружись с ним, он тебя тайно огласит и понемногу научит вере. А всяким глупостям не научит.
Самым значительным последствием решения Мириам стало то, что ее отдали в обычную христианскую гимназию. Учиться дома, конечно, было спокойнее, но ведь этому тихому и замкнутому ребенку рано или поздно предстояло выйти в большой мир – а в том, что мир для Мириам теперь не ограничится семейным кругом, никто не сомневался. К гимназии она привыкла быстро – стала веселее, подвижнее. Время до назначенного отцом срока пролетело почти незаметно.
Восприемником Марии от купели стал синкелл Иоанн. По совершении таинства он усадил ее – прямо в белоснежной длинной рубашке, с еще влажными волосами, – на скамью и долго беседовал о дальнейшей жизни.
– Главное, пойми, – объяснял игумен, – нужно думать о царствии Божием внутри нас, а не о том, кто и что о тебе скажет или подумает. Вообще говоря, людей, которые на самом деле хотят жить по-христиански, а не играть в благочестие, не так-то просто отличить по внешнему виду и поведению.
– Да? А вот девочки в школе? – живо заинтересовалась Мария. – Они такие? Они ведь и смеются все время, и красятся, и… в храм, кажется, никогда не ходят?
– Не знаю, может быть, среди них и есть те, у кого Бог внутри, спрятан от любопытных, – ответил Иоанн. – Но, строго говоря, ведь нам с тобой это знать совсем не обязательно.
Они договорились, что, если не случится ничего особенного, Мария обязательно будет приходить для бесед два раза в год – Великим Постом и Успенским.
– Для начала этого хватит, – промолвил Иоанн, внимательно глядя в глаза крестнице, – а дальше будет видно.
Но… когда Мари исполнилось восемнадцать, отец в августе увез ее в морской круиз, потом был Ипподром… Словом, летнюю встречу она пропустила. А затем в суете пропустила и весеннюю. Изредка встречая Мари во Дворце, синкелл издали ласково ей улыбался или даже, подходя, говорил ободряющие слова. Девушке бывало стыдно в эти минуты за ее «беспутную жизнь», но она уже ничего не могла с собой поделать. Жизненная круговерть подхватила ее и понесла… Правда, в круговерти этой не случалось особых падений, но почти совсем не осталось и того христианства, о котором мечтала маленькая Мириам. И все же она совершенно точно знала: настанет время – и она обязательно придет опять к игумену Иоанну, сядет с ним во дворе на теплую скамейку, расскажет все-все про свою жизнь и попросит совета…
Мари, правда, иногда казалось, что на первой исповеди нужно было рассказать Иоанну и про чувство к императору. Только как же в этом признаться?!.. Да и разве любовь это грех, чтобы в ней исповедоваться?
Между тем Мари ощущала, как впадает все в большую зависимость от этого человека. Видеть его хоть издали, говорить с ним, хотя бы и по заданию редакции – впрочем, второе случалось почти так же редко, как визиты августейшего в дом Никосов, – составляло теперь ее самую большую радость и главную тайну. И сколько ни старалась Мари отвлечься мыслями о работе, учебе, о своих стихах и рассказах, наконец, о платьях и флирте, – было ясно, что все это не очень важно, потому что… Потому что таких людей, как Константин, на ее пути не встречалось. Он казался девушке самым сильным, самым красивым, самым могущественным, самым умным и самым утонченным. И так ли далеко это было от истины? Кто еще мог так верно судить о поэзии, о музыке, о папиных картинах? Император, впрочем, и окружал себя людьми под стать: чего стоил один только отец Иоанн!.. А Мари – девушка из еще недавно бедной турецкой семьи, невысокая жгучая брюнетка с наивным детским овалом чуть полноватого подбородка, – разве могла претендовать даже на его близкую дружбу? Отец, правда, тоже совсем не похож на своего друга – а вот дружат же! Хотя эта дружба была особой: Омер и Константин получали друг от друга именно то, чего обоим недоставало в жизни. Державный мог позволить себе быть с другом если не слабым, то небезупречным, причем именно тогда, когда это больше всего требовалось. А вот Мари хотела бы видеть императора каждый день, каждый день говорить с ним и слушать его – но она-то, она что могла дать ему?! Смешно и совершенно безнадежно! Зато как она бывала счастлива, когда являлась в длинной строгой юбке во Дворец на интервью или сидела дома за праздничным столом, во главе которого сидел он, и могла бросать на него быстрые взгляды! Отец однажды пошутил во время очередного застолья, что если бы Мари не крестилась, а он сам не был таким вольнодумцем, то сидела бы она сейчас за столом в чадре – и это еще в лучшем случае! А девушке подумалось, что в этом была бы определенная прелесть: ты здесь, но тебя никто не видит, и даже можно смотреть на кого хочется…
Когда Мари задумывалась о своей непростой судьбе, ей хотелось быть вздорной и невоспитанной, строить глазки, писать эпиграммы, блистать нарядами и громко хохотать – только бы забыть про эту щемящую тоску, которая так не шла к ее веселому нраву. Поэтому она предпочитала не размышлять долго о неприятных и грустных вещах. «Я обсужу всё это когда-нибудь с отцом Иоанном, – думала она. – Когда-нибудь потом… не сейчас».
* * *
От кого: «Лаура Враччи» <laura-vracci@graphe. koin>
Кому: «Луиджи Враччи» <luigivracci@graphe. koin>
Отправлено: Воскресенье, 15 августа 2010 23:56
Тема: Re: мы на месте
–
Привет!
Мне гораздо лучше! Думаю, за пару дней я совсем приду в норму.
Рада, что у вас все в порядке! Мама сейчас мне позвонила и завтра передаст тебе привет :) Зовет меня, когда я приду в себя, сразу же лететь туда к вам, но мне что-то лень, тяжела я на подъем. Лучше буду смотреть на вас по ТВ, по крайней мере Ипподром точно будут показывать все заезды! Дядя Марко собирается смотреть вместе со мной :)
Пиши-пиши, я ужасно люблю письменное общение! Оно какое-то чистое, без отвлечение на все постороннее, и сосредоточиться помогает. Сначала письмо напишешь, а там, глядишь и еще что-нибудь напишешь… хоть абзац в диссер :)) А по телефону как поболтаешь, так потом хочется то ли кофе выпить, то ли кино посмотреть… :)
Насчет женитьбы не знаю, что и сказать. Я сама огорошена! Подозреваю, «культурный слой» тут и правда совсем не главное соображение. Но в конце концов не потащат же тебя под венец силой! Ну, а вдруг ты все-таки сумеешь спасти порт? Обязательно пойди туда, посмотри, что там делается!
В любом случае вряд ли свадьба, если даже она кем-то планируется, будет прямо сейчас, раз принцессе только 15. Может, и в Амирию успеешь съездить :) Но вообще-то, может, это мамик просто сделала свои далеко идущие выводы – ты же ее знаешь! А на самом деле еще неизвестно, что там за «дружбу» папа имел в виду. И всяко без тебя тебя не женят!! Так что не психуй раньше времени :)
А может, тебе еще понравится принцесса;) Я полазила по сети, но нашла о ней очень мало. И ни одного фото последних лет, представь! Только с родителями в детстве, на одной ей лет пять, а на других двух чуть побольше, и еще одно – общеклассное, четвертый класс, какой-то парень вывесил у себя в блоге, хвалится, что три года проучился с принцессой, и пишет – она «девочка с характером огого». Вот, считай, ты предупрежден :) И блондинка! :) В детстве была хорошенькой, а теперь пишут, что она не только очень красива, но и умна, знает несколько языков, в т.ч. наш, представь! А еще, оказывается, у них там императорские дочки только с 15 лет начинают появляться на официальных мероприятиях – больших балах, приемах и т. п. Так что тебе выпала честь узреть ее высочество в первый ее выход в большой свет! (Ей исполнилось 15 в июне.) В общем, изучи ее хорошенько, расскажешь мне, какие они – византийские принцессы! А то я про них пока только в книжках читала :)
Короче, жду вестей и фото!
Целую!
Лаура
* * *
Катерина медленно закрыла книгу, сунув в нее вместо закладки один из осыпавшихся с букета розовых лепестков, и положила на край стола. На бледно-голубом фоне обложки темнели знакомые силуэты холмистых берегов и парусный корабль, скользящий между ними; сверху стояло имя автора: Феодор Киннам, – а ближе к нижнему краю на фоне морской ряби название: «В сторону Босфора». Принцесса задумчиво устремила взгляд в пространство. Третья книга «Записок великого ритора» была, пожалуй, лучшей из всех, самой поэтичной по языку, тонко-ироничной и в то же время светло-пронзительной, с явственным налетом грусти, от которой щемило сердце… Умеют же люди так писать!
Принцесса улыбнулась: ее радовало, что она сумела сделать Киннаму приятное, пусть он и не подозревал о том. Ведь это она расхвалила матери две его первые книги, и та прочла их в начале лета, после чего ждала очередного Ипподрома с еще большим нетерпением, чем всегда, чтобы выразить великому ритору восторг по поводу его романов и непременно попросить третий, изданный совсем недавно, в июне. Киннам, кажется, немного растерялся, когда сегодня, прилетев из Афин и представившись ко двору, получил от августы множество похвал и, по ее просьбе, подарил ей свою новую книгу с автографом. После чего Катерина не преминула выпросить экземпляр и себе и посетовала, что новый роман «опять такой тоненький». Великий ритор улыбнулся – ох, как он улыбается! когда он улыбается, то становится таким красивым, даже дух захватывает! – и ответил:
– Лучше оставить читателя немного голодным, чем пресыщенным.
И вот, не утерпев, она засела читать, несмотря на поздний час, завтрашний ранний подъем и ожидавшийся весьма суматошный день, который окончится балом – первым большим балом в ее жизни!
Вдруг улыбка исчезла с ее губ. Прилетает этот Враччи… точнее, конечно, уже прилетел. Значит, завтра ей придется знакомиться с ним… И зачем, спрашивается?! Наверное, отцу что-то нужно от итальянского президента, и он хочет установить «теплые отношения», в том числе с ее помощью… Нужны ей эти навязанные «друзья»! Как можно искренне подружиться почти по приказу?! Ну, ладно, не по приказу, а по совету, но до Враччи ли ей сейчас, когда она будет болеть за Василия?!
– На этих бегах рядом с тобой в ложе будет сидеть Луиджи Враччи, – сказала мать нынешним утром. – Очень надеюсь, что вы с ним подружитесь.
Катерина нахмурилась. А может, ее таким образом хотят как раз отвлечь от Василия? Матери явно не очень нравится то, как Катерина восхищалась им в последнее время… Вот дура же она была, что восторгалась им в открытую!
Конечно, это же странно – так пылко симпатизировать безвестному вознице! Странно… и подозрительно? С точки зрения матери, наверное, не очень подобает для византийской принцессы… И с точки зрения отца тоже? Ведь это он решает, кто и рядом с кем будет сидеть в Кафизме.
Когда после сообщения матери растерявшаяся Катерина взглянула на него, он лишь улыбнулся и заметил:
– Это прекрасный молодой человек. Я успел хорошо узнать его в позапрошлом году, когда был на Майорке.
Катерина соображала быстро. «Прекрасный молодой человек». И красивый – принцесса видела его на папиных фото. Да еще окончил археологический институт. А отец как-то обмолвился, что был бы рад, если бы в семье появились археологи. Но дочери подавай химию, а сын… Пока не очень понятно, какое образование захочет получить Кесарий после гимназии, но сейчас он увлечен морем и книгами про пиратов. Отец Луиджи – папин давний друг. А сестра этого «прекрасного молодого человека», судя по рассказам папы, прямо-таки ангел во плоти. И вообще всё семейство Враччи – милейшие люди, просто созданные для дружбы…
Неужели родители надеются, что эта дружба, которую она должна завязать с Луиджи, может перейти в гораздо большее?!