Мы все из глины

* * *

Буйный все-таки поселился у Витьки. Андреев застал их в тот момент, когда они сплоченно выгружали глину из телеги. Но они его не заметили.

– Как думаешь, что здесь творится? – спросил Буйный.

Витька пожал плечами.

– Не молчи как дурак! – взбесился Буйный и залепил ему леща.

– Да откуда мне знать? – жалостливо прогнусавил Витька, потирая покрасневшую щеку.

– Новенькие не прибывают. Нас давно не собирали на холме. Чего они добиваются? Мы тут одни останемся?

– Поживем – увидим, – выдавил из себя Витька.

– Смотри, как мало места, – не успокаивался Буйный. – Мне страшно, я не понимаю, что происходит. – Так и помрем здесь, даже жрец не вспомнит.

– Как думаешь, вернется ли этот, как там его? Тот, в чьем доме ты живешь, – спросил Буйный.

– Откуда мне знать?

– Что ты вообще знаешь? – взбесился Буйный и толкнул Витьку на телегу.

– Буйный, держи себя в руках, – попытался вмешаться Андреев, но его никто не видел и не слышал.

– Не указывай мне, сопляк.

– Меняться нам надо. Я слышал, где-то там есть плодородная земля, там люди живут не зная бед. У них есть все, что они пожелают. Вот бы нам туда! Но как я не знаю. Может быть, мы здесь, потому что мы плохие, поэтому и живем хреново?

– Не говори ерунду. Все люди одинаковые. Все скоты. Попомни мое слово, сынок.

От обращения «сынок» Витьке стало не по себе, в памяти снова воскрес и был убит его отец. Голова его стала будто раздуваться, как воздушный шар. Чтобы уменьшить напряжение, он неожиданно для себя крикнул:

– Никакой я тебе не сынок!

– Конечно, нет. Был бы у меня такой, как ты, убил бы, – рассмеялся Буйный, оголив редеющие ряды зубов.

– Я серьезно спрашиваю. Ты хочешь жить хорошо?

– Хочу!

– Так давай уйдем отсюда.

– Некуда нам идти отсюда. Не выживем. Посмотри, пустыня вокруг.

Витька посмотрел вокруг, коричневому пейзажу не было конца. Как отсюда бежать? Куда? «Буйный прав. Не выживем», – опечалился Витька, но все равно хранил какую-то странную надежду. Воображение рисовало зеленые сады, дивных птиц и сочные фрукты. А голова в таком месте непременно ясная и легкая. И нет никакой памяти о дурном прошлом. Размечтавшись, Витька вдруг осознал, что он не хочет потерять воспоминания. Хочет помнить свою прошлую жизнь, отца и преступление. Но ведь тогда и голова не может быть легкой, а с тяжелой головой как жить на благодатной земле? Внутри себя Витька уже делал выбор и не знал, как поступить – предать память или счастье.

– Ты бы хотел забыть свое прошлое? – спросил он Буйного.

– Конечно! Что за идиотский вопрос?

Вот тогда Витька, скорее, из-за юношеского чувства протеста понял, что ничего забывать не хочет. Он останется здесь, среди глины, и, как герой, примет эту тяжелую ношу.

– Я хочу все помнить, – гордо заявил он.

Буйный неодобрительно цыкнул и снова принялся за работу.

– Раз хочешь помнить – работай давай, – сказал Буйный.

Андреев, во время их разговора стоявший неподвижно, вдруг ударил Буйного в бок. Тот потер его, но не понял, в чем дело. Андреев еще раз замахнулся, но оказалось, что он уже стоит возле зябликовского дома. Как он тут оказался, непонятно. Он зашел без стука и бесшумно встал за спинами своих приятелей. По телевизору крутили фильм про отшельника, который сидел в своей пещере и ждал просветления, а вместо чтения мантр вспоминал всю свою жизнь.

– Предупредил бы о своем присутствии! – прикрикнул с испуга Зябликов.

– И без того сидим трясемся, не знаем, к чему готовиться, – добавил Дождев, не отрываясь от своего блокнота.

– Я вот по делу пришел. Записывай, – продолжил Андреев и пересказал слова Реднека.

– Ничего себе! – ахнули до этого молчавшие братья. – Давайте ждать звонка из предвыборной комиссии.

Все достали из карманов мобильники, с опаской поглядывая на них. Пропущенных звонков ни у кого не было. Облегчение, но и волнение, с другой-то стороны. Еще не звонили, а когда позвонят?

– Какие новшества в ритуальных услугах? Не узнавали? – спросил Андреев братьев. Те отрицательно кивнули.

– Надо бы узнать, – с умным видом продолжил Андреев.

– И сколько нам ждать? Может, про нас забыли? – занервничал Зябликов.

– Это же хорошо, если про нас забыли, – успокаивал Дождев.

– Я считаю, ничего хорошего в этом нет, – мрачно сказал Андреев.

По телевизору продолжался фильм. Отшельник вышел из пещеры и пошел в люди. Он рассказывал о своем духовном опыте. Чтобы достойно прожить жизнь, надо вспоминать, говорил он. И люди поверили и пошли за ним. Память превратилась в религию. Люди бесконечно перебирали свое прошлое, анализировали, пытались через воспоминания исправить себя, достичь совершенства. Появился новый Учитель. Ему стали поклоняться наравне с христианскими и мусульманскими святыми, Буддами и всеми прочими.

Повисла тишина. Каждый думал одновременно обо всем и ни о чем. Зябликов размышлял о том, насколько была хороша его прежняя жизнь, которую он не ценил. Тогда все было понятно: живи – счастливо доживай свою старость. Братья думали о своих ритуальных делах. Что с ними теперь? Дождев судорожно вспоминал: все ли записал, а то, что записал, соответствовало ли действительности, и как с этим жить дальше. Андреев, переминаясь с ноги на ногу, постоял, подумал, хотел что-то сказать, но так и не вспомнил, что именно.

– Ладно, пойду я, свидимся. А вы узнайте, как обстоят дела в вашем бизнесе, – напоследок сказал Андреев братьям.

Как только он вышел, телевизор задрожал, будто началось землетрясение. Экран пошел рябью. После мерцания на экране появилась брюнетка средних лет в деловом костюме. На макушке, как гриб, сидел большой круглый пучок. Черты лица были правильными и тем непримечательными. Привлекала лишь большая грудь, которая, казалось, порвет белую накрахмаленную рубашку. Дождев даже приоткрыл рот, подумав, что был бы он моложе, то накинулся бы на эту кралю с ухаживаниями.

– Вы готовы? – строго посмотрела она поверх своих очков в золотистой оправе.

Те потеряли дар речи.

– Понимаю, вы волнуетесь. Вы готовы выбрать нового духовного лидера? – уточнила женщина. – Как только я к вам обращусь, вы назовете цифру одного из агитационных роликов, которые увидите еще раз.

– Зябликов!

– Номер три!