Мы все из глины

Мясов никак не отреагировал и не пошевелился, только тупо смотрел на конверт.

– Это задание вам надо пройти одному. Вашего близкого друга Просова мы сейчас звать не будем.

Мясов продолжал глядеть на конверт, но его глаза уже сверкали зло и недовольно. Потом он зевнул еще раз, и лицо стало, как и прежде, равнодушным и каменным.

– Мясов, вы хотите что-нибудь сказать? – раздраженно спросил Зябликов.

– Хочу, чтобы вы привели сюда Просова.

– Это невозможно.

– Я думаю, что возможно.

На этих словах Мясов оторвал глаза от конверта и стал внимательно рассматривать Зябликова. Когда их взгляды встретились, Валюша повторил свое желание. Неожиданно Зябликов встал и отправился к входной двери. Андреев опешил. Он несколько раз позвал профессора, но тот ничего не ответил. Как зомби, о которых Андреев когда-то читал в журнале, он вышел из лаборатории и через несколько минут вернулся с Просовым. Тот мило улыбнулся Андрееву и расположился на месте Зябликова, который сел почему-то рядом с Мясовым. Зябликовские глаза были пустые и стеклянные, даже Лидия Ивановна не прочитала бы в них ни одной мысли.

– Вот видите, человеку не обязательно проходить какие-то задания. И как бы на него ни пытались воздействовать, он своего добьется, – Просов обратился к Андрееву. – И если он захочет, то и вы будете плясать под его дудку. Этот парень может все.

– Это я уже понял.

– Вы быстро схватываете.

– Верните Зябликова, и мы продолжим этот увлекательный разговор.

– Признаться, я уже забыл о нем, – сказал Просов. – Валентин, расколдуй Владимира Петровича.

Мясов щелкнул пальцами. Зябликов очнулся. Выглядел он уставшим и потерянным.

– Как я здесь оказался? – первым делом спросил профессор. – А вы, Просов, что тут делаете? Я вас не вызывал!

– Считаю, Мясов превосходно справился с поставленной задачей, – улыбался Просов. – И тому есть свидетель.

– Ты был под гипнозом, Владимир Петрович, – продолжил Андреев.

Зябликов вскочил, как ошпаренный. Что за день?! То вторгаются в его мысли, то управляют им против его воли. Ему хотелось прекратить все испытания на сегодня. Он был слишком вымотан. Но профессиональная жилка возобладала. Сделав глубокий вдох, он успокоился и стал беспристрастно разбираться в ситуации.

– Давайте по порядку, – обратился он к Андрееву.

– Вы подверглись гипнозу.

– Очень хорошо. У нашего Мясова поразительная способность воздействовать на реальность. Я восхищен!

Андреев заметил, что впервые за все это время юноша улыбнулся, похвала ему явно была приятна. Он даже вступил в диалог.

– Я не знаю, как у меня это получается. Просто если я чего-то очень сильно хочу, во мне будто что-то просыпается, и это я могу направить куда угодно, – попытался объяснить Валюша.

Доступно донести то, что он чувствует, у него не получалось. Слова застревали в горле, и рассказ состоял из междометий, пауз – так он пытался объяснить свое «что-то». Осознав свое бессилие, Мясов умолк, с надеждой поглядывая на своего товарища.

– Парень не промах. Согласны?

– Мясов, вы можете идти. А вы, Просов, останьтесь и пересядьте сюда, поближе к Андрееву. Я хочу все-таки занять свое место.

Просов молча пересел. Та веселость, с которой он пришел на подмогу к Мясову, улетучилась. Он опять стал угрюмым и нервно одергивал рукава свитера.

– Для вас задание то же самое. Что написано на бумаге в конверте? – спросил Зябликов.

– Я не обладаю кожным зрением. Я могу лишь увидеть будущее.

– Интересно-интересно. Как мы это проверим?

– Совсем скоро вы будете в спешке собираться домой. Наденете шляпу набок, а плащ наизнанку. Из портфеля выпадут бумаги. У вас ничего особенного не случится этим вечером, всего лишь разобьете чашку во время ужина.

– Какое оно – это будущее для Советского Союза?

– Светлое? – неожиданно спросил Андреев.

– Так далеко пока не стоит заглядывать, – вклинился Зябликов. Но Просов не обратил внимания на его реплику.

– Боюсь вас огорчить. В 1991 году Советского Союза не станет. На смену социализму придет капитализм. Наступит странное и смутное время, когда вроде бы и нет цензуры, но она повсюду. Каждый сам за себя. Потом всем будут заправлять олигархи и чиновники, живущие за счет налогов добропорядочных граждан. А народ будет искать спасение в красивом внешнем виде и духовном наполнении. И таких учителей будет много – все они будут учить, как жить и что чувствовать. Капитализм сменится «духовным социализмом», при котором верхушка предложит так называемый наиболее правильный духовный путь. Только я вам скажу, человек не будет счастливее, напротив, это породит бунты. Общество не станет совершенным, как предполагает социализм, а наоборот, на какое-то время погрузится в пучину духовной нищеты.

Андреев не успевал записывать, но боялся прервать пламенную речь Просова. За него это сделал Зябликов, который уже устал слушать, как он выразился, поток сознания.

– Духовный социализм… Остановитесь. Мы все равно не сможем проверить то, о чем вы сейчас говорите. И не факт, что доживем до этого времени. Давайте сузим временной отрезок.

– Я вам сказал, что будет вечером. Более сказать не могу и не хочу. Вы не понимаете, я вижу все возможные варианты будущего. Они, конечно, не всегда сбываются, но очень часто. А если бы знали, сколько миров существует, но их наличие я тоже никак не могу доказать.

– Так. Что вы еще нам можете продемонстрировать? – голос Зябликова звучал тихо и устало.

– Пожалуй, ничего, – Просов пожал костлявыми плечами.

– Ладно. Тогда вы свободны.

Просов поспешил уйти.

– Чашку разобью, – пробубнил себе под нос Зябликов. – Внушает мне, но я не поддамся. Кто у нас следующий на очереди?

– Вячеслав Лихоборов.

– Веди его, и на сегодня закончим. Я уже устал. Продолжим завтра.

За Андреевым в лабораторию просеменил маленький, но весьма пухлый мужичонка. Его глазки часто моргали и не могли ни на чем надолго зацепиться взглядом. Несмотря на тучность, его движения были легкими и плавными. При виде Зябликова он широко улыбнулся. Андреев в пятый раз положил на стол конверт, уже чуть смятый посередине. Лихоборов оживился еще более. Его ноги двигались сами по себе, отстукивая что-то наподобие чечетки, руки кружили над конвертом.

– И что надо сделать? – спросил он, не отрывая взгляда от белой шершавой бумаги.

– Ах, да! Простите, вы не первый, совсем вылетело из головы, – спохватился Зябликов. – В конверте лежит письмо, и вам надо, не вскрывая конверта, сказать, что там написано. Вы поняли?

Лихоборов утвердительно кивнул и все внимание сосредоточил на конверте. Так он сидел минуту, потом вторую, третью. Зябликов уже стал поглядывать на часы, но стрелки бежали медленно.

Андреев развлекал себя тем, что рисовал в тетради нечто футуристическое. Среди высоких стеклянных домов, касающихся неба, в воздухе маневрировали летающие машины – «Копейки» и «Волги» с пропеллерами на крыше. Он настолько увлекся, что не замечал ни скучающего Зябликова, ни Лихоборова, который был одновременно сосредоточенным и отрешенным. Тишину перебивало лишь частое шарканье ручки. Зябликовское терпение лопнуло – ждать больше нечего.