В конце концов, я собрался с мыслями.
«Это храбрый воин. Он изображен, стоящим с оружием в полной готовности к бою. Взгляд его устремлен вдаль на неизвестного врага. Он спокоен, но готов ко всему. Не имеет значение количество и сила его врагов. Он не имеет к ним ни капли жалости. Он всегда готов принять бой»
Всегда готов принять бой… Готов принять бой… Бой.
А потом начались проблемы. Точнее одна большая проблема, которая длится и по сей день.
Как-то на занятиях по рукопашному бою мне прилетел тяжелый удар в голову, и я потерял сознание. Точнее, мне так показалось, что я потерял сознание.
Очнулся я в луже ледяной воды. Вокруг меня стояли мои товарищи с весьма озабоченным видом. У Кобылкина дергался глаз. Прапорщик, бледный как полотно, держал в руках пустое ведро.
С тех пор этот мужик с топором спит где-то глубоко внутри моего подсознания, и всякий раз, когда мне грозит серьезная опасность, он просыпается и моими же руками начинает творить жуткие вещи…
***
– Да, первый раз ты нас сильно… – прапорщик уже разливал по кружкам чай, заваренный в эмалированной кружке – …озадачил. Помнишь хоть что было?
Я помотал головой.
– Эх… Рассказывал я тебе! Да что там? Тебя ж тогда колотило, как ненормального. Я тебе стакан водки тогда дал – ты его залпом оприходовал… Я-то помню!
– Да у меня сейчас другие проблемы. У меня там бандюки умершие в квартире лежат, завтра уже вонять начнут.
Прапорщик присвистнул.
– Хочу знать подробности. – кратко отрезал он.
Подробности, так подробности, мне не жалко. И я рассказал ему все: и про сына-недоумка, и про мое несудьбоносное решение, про засаду, про Лысого в моей квартире, как меня били, даже можно сказать, убивали в моей собственной квартире, как я потерял сознание, вернее думал, что потерял, и как потом очнулся и обнаружил себя на полу с окровавленным топором в руке рядом с другими – изуродованными, ровненько лежащими в лужах собственной крови.
Потом меня снова колотило. Да, именно колотило… Рассудок возвращался, и я приходил в неописуемый ужас от всего произошедшего и метался по квартире, не находя себе места, а потом валился на пол и безучастно лежал, глядя в потолок. Метался и снова лежал… Метался и лежал… К рассвету я уже взял себя в руки, собрал все самое необходимое, и отправился искать прапорщика – только он знал о моей проблеме, и только он мог помочь. На самом деле, идти мне больше было не к кому.
– Ай-яй-яй, Саша… – произнес он, когда я закончил – Вот зря ты так… Из-за бумажек ввязался в такую историю. Ты в следующий раз лучше ко мне приходи. У меня такую сумму самые нерасторопные за три дня зарабатывают…
Глава 22. Горыныч. Cops are humans too.
Мы подвергаемся действию психических микробов и находимся в опасности быть психически зараженными.
В.М. Бехтерев
Утро Горыныч встретил в отделении милиции. Сразу после убийства в клубе их с Егором увезли для дачи показаний. С ними занимались двое дежурных офицеров – лейтенант и майор.
Горыныч давал показания лейтенанту. Тот, узнав, что убитая девушка пришла в клуб вместе с ним, поначалу воодушевился и стал задавать много вопросов. Когда выяснилось, что Горыныч не знает даже ее фамилии, ничего не видел, да и вообще, в то самое время блевал в туалете, он как-то скис и стал вяло спрашивать обстоятельства, предшествовавшие убийству.
С Егором ситуация была поинтереснее. Он в момент убийства находился достаточно близко от жертвы, как выяснилось, многое видел и многое запомнил, а поэтому мог многое рассказать. Это он и пытался делать, оказавшись в руках майора, который ни на миг не отпускал свою профессиональную хватку, пытаясь выудить из свидетеля все, что только можно. Егор перегружал свой рассказ излишними подробностями, и это, вместе с его манерой говорить, заставляло майора нервничать.
Горыныч чувствовал, что его потряхивает. Он считал себя человеком с крепкими нервами, но таких отмашек жизнь ему еще не устраивала.
– Прошу прощения, можно я закурю? – спросил он у лейтенанта.
– Понимаете, у нас вообще-то нельзя. –ответил тот – Но, учитывая ваше психологическое состояние, курите… Только станьте вон там возле окна, и курите в форточку.
Горыныч подошел к окну, на ходу доставая сигарету.
В это время Егор что-то рассказывал майору и не скупился на подробности:
– … и в-вот он в-выдергивает нож, б-ба-альшой такой – и он показывает ладонями сантиметров двадцать – а от-туда ц-целый ф-фонтан…
– Вот вы все говорите: он, а кто это он? – недружелюбно прервал его майор – Опишите.
– Ну к-кто – он? П-псих этот… У него еще в-волосы в-вот так – и Егор погладил себя ладонью по голове, словно зачесывал волосы назад.
Горыныч вздрогнул и посмотрел на Егора.
– … он весь свой к-костюм к-кровью заб-брызгал. Б-белоснежный так-кой… – продолжал Егор – Но ему все по б-барабану. П-псих, одно с-слово.
– Да хватит уже одно и то же рассказывать. – прервал его на полуслове Горыныч.
Он кинул окурок в форточку, и подошел к майору.
Майор оторвался от записей и вопросительно посмотрел на Горыныча.
– Давайте фоторобот составлять. Я его тоже видел…
– А вот это интересно… И где же?
– Ну там, возле уборной. Жалко, я не в форме был. – вздохнул Горыныч – А то бы он от меня…
Лейтенант бодро вскочил со своего места:
– Товарищ майор, так что. я за проектором?
Майор почесал затылок:
– Да нет, подожди, пожалуй, Ивашкин, не торопись. Есть у меня идейка получше. Кажется, я знаю, кто это мог быть…
Майор вышел из кабинета, и через некоторое время вернулся с несколькими толстыми папками, некоторое время он в них что-то искал, а затем уверенно произнес:
– Ивашкин, выведи-ка свидетелей из кабинета. Мне надо приготовится.
Ивашкин подошел к Егору и вежливо произнес:
– Прошу!
Горыныч, не дожидаясь, пока Ивашкин доберется до него, поместил свое тело в вертикальное положение, и двинулся на выход. Он слышал, как у него за спиной Егор препирался с Ивашкиным.
Оказавшись на коридоре, Горыныч плюхнулся на лавку. Егора наконец вывели, и он стал рядом, опершись о стенку. Ивашкин стал рядом с кабинетом. Он подмигнул и гордо произнес:
– Товарищ майор у нас голова! Он уже понял, что к чему…