Упавший лист взлетел на ветку. Хроники отравленного времени

Да и в долгу не останется…

Критика замутненного разума

А потом начался наш путь. Длинный, далекий, полный различного рода неожиданностей.

Около трех часов дня за нами приехала «буханка». На сборы мне времени понадобилось совсем немного. Я расположился на деревянной скамье в кузове и стал ждать остальных. Через какое-то время со своими скромными пожитками появились мои спутники. Когда все уселись, в дверях появились рыжие усы дяди Феди.

– Так – сказал он, посмотрев на нас.

– Один, два, три – сказал он, считая нас по головам.

Затем он порылся в папке, которая была у него в руках достал оттуда большой конверт и передал его Изе.

А затем дядя Федя всех нас отправил. Он пожелал счастливой дороги, дверь «буханки» с лязгом закрылась, взвизгнул двигатель, и мы тронулись в путь.

– Что это там? – спросил я у Изи, кивнув на конверт, который он прятал у себя в чемодане.

– Билеты, рабочие путевки, всякая официальная дребедень – нехотя ответил Изя.

– А когда деньги платить? – поинтересовался я, похлопав себя по карману.

– Платить не надо – ответил Изя, справившись, наконец с застежками своего чемодана – Молодежная программа. Наследие комсомола.

– Потом с зарплаты спишут –добавил он, заметив в моих глазах искорку сомнения.

– Молодежная? – переспросил я, глянув на Степана. Тот меня понял. Младше тридцати среди нас никого не было.

– Молодежи сейчас это не надо – вздохнул Степан – вот и берет Федор всех подряд.

– Какое время, такая и молодежь – добавил Изя – Еще скажите спасибо, что без наркоманов. В прошлом отряде, говорят, был один… Всю каюту заблевал. Из-за этого урода чуть всех с рейса не сняли..,

– Это точно – сказал Степан.

Дорога обещала быть очень длинной, я расположился поудобнее и попытался задремать. Правда, сделать это было практически невозможно: время от времени «буханка» подпрыгивала на каком-нибудь ухабе, и я вскакивал, хватаясь за все, за что только можно было ухватиться, чтобы не расшибить себе голову…

На рассвете нас высадили на Комсомольской площади, и мы, не торопясь, побрели в сторону Ярославского вокзала. Когда мы добрались до платформы, там уже объявили посадку на наш поезд. Изя извлек из портфеля билеты, которые тут же и предъявил стоявшей у вагона проводнице, и мы зашли в полупустой вагон.

Когда поезд тронулся, у меня было лишь одно желание – поспать.

Изя и Степа разлеглись на нижних полках – им тоже пришлось не сладко, и я, недолго думая, взял постельное белье, наскоро приготовил себе постель, забрался на верхнюю и моментально уснул.

Два дня пролетели довольно быстро: сон, короткие вылазки за водой и едой, ходьба по коридору, короткие, не отягощенные особым смыслом разговоры с своими товарищами, потом опять сон.

Изя и Степан то трепались за жизнь, то по очереди читали друг другу вслух справочник: медленно с расстановкой, то о чем-то спорили.

На утро третьего дня я проснулся на рассвете и неожиданно почувствовал себя бодрым. Спать не хотелось совершенно, я слез с полки. На нижних полках раскинулись спящие Изя и Степа, и я осторожно вышел из купе в коридор вагона, чтобы никому не мешать.

В коридоре было свежо и пусто. Я встал у окна. Там, снаружи вагона проносилась туманная лесостепь. Совершенно неожиданно для себя я почувствовал, что стал отдохнувшим и счастливым. Теперь можно было начинать жизнь сначала. Все, что происходило со мной раньше – работа в школе, драки, разборки, даже прапорщик – все казалось каким-то затянувшимся дурным сном. Теперь были только несущийся сонный поезд и манящая неизвестность впереди. Я не ощущал ни усталости, ни скуки, и с интересом смотрел на открывающиеся за окном виды.

Потом, когда прошел час или полтора, пассажиры стали просыпаться, началось хождение с полотенцами и стаканами, и я вернулся в купе. Там Изя со Степой уже проснулись и опять о чем-то спорили.

– Вот скажи мне, Степан, зачем ты туда едешь. Что ты там забыл? – слегка повысив голос, говорил Изя.

– У меня дома жена и трое детей остались. Я бы и не ехал никуда, но их надо одеть, обуть, накормить… – довольно спокойно отвечал Степан.

– А я вот, Степочка, был влиятельнейшим человеком. У меня было все! Дом, какой у меня был дом… Да тебе, Степан, такой даже и не снился. Нашим советским людям такие дома даже в кино не показывали… Но пришлось все бросить. Спасибо Федору, помог, выручил в трудную минуту по старой дружбе. Если б не он… Ехал бы я сейчас совсем другим поездом… И по другому маршруту.

– Я, конечно же, мог бы и не ехать… по крайней мере мог бы попасть куда-нибудь туда, где потеплее. – продолжал рассуждать Изя – Но, там таких, как я, каждый второй, если не каждый первый. А там, куда мы сейчас едем, таких, как я, нету, и искать там меня точно никто не будет.

Изя, говоря об этом, ел чайной ложечкой абрикосовое варенье из небольшой банки. Затем он повернулся, и заметил меня:

– А, как вас там, Александр! Я зверски извиняюсь, но хотел спросить. Вот вы зачем туда едете?

– Да знаете, никакой романтики, одна бытовуха. Бандитов подставил, пару человек пришлось убить…

Изя вздрогнул, чайная ложечка упала на пол. Степа скромно кашлянул и отвернулся к окну.

«Не люблю болтунов» – подумал я.

– Да шучу, конечно. Шучу. Просто приелось мне вот так скучно жить, дом-работа, работа-дом. Хочу подвига. Я бы на БАМ поехал, но сейчас, там, к сожалению, уже ничего не строят.

Потом поезд остановился на очередной станции и в коридоре послышался нарастающий шум, плавно переходящий в скандал.

Я выглянул из купе и увидел, как к нам, пытаясь обогнуть мощную проводницу, желает присоединиться тощий, бледный, с копной вьющихся волос на голове, молодой человек в очках, в халате и в тапочках.

Проводница не сдавалась… Она медленно, но уверенно теснила молодого человека к выходу, угрожая ему все ребра пересчитать, а потом сдать в милицию.

Молодой человек что-то очень эмоционально пытался объяснить. Он кричал про билет, про рабочую поездку, про Норильский комбинат. И до меня наконец дошло…

– Изя, кажется, там нашего поэта обижают – сказал я через плечо.

Изя встал, достаточно бесцеремонно отодвинул меня в сторону и пошел в коридор. Я пошел за ним.

– Вы поэт? – спросил Изя, подойдя по ближе.

– Поэт – ответил тот.

– Документики попрошу – сказал Изя настойчиво, с недоверием глядя на странного поэта.

Проводница ослабила хватку, но была готова в любой момент продолжить с новой силой.

– Минуточку – сказал я проводнице и отвел Изю на пару шагов в сторону.

Поэт растерянно смотрел на нас. Я мог бы побиться об заклад, что документов у него не было.

– Какая разница, наш это поэт или не наш?! – прошипел я ему в ухо.

– Что вы мне этим хотите сказать, Александр-р? – с легкой интонацией угрозы ответил он. Даже свойственная ему легкая картавость пропала.