Упавший лист взлетел на ветку. Хроники отравленного времени

– Ну если так, то пусть подождет. Я сейчас, только тапки найду.

За дверями послышалась возня. Воспользовавшись паузой, я спросил у прапорщика:

– Что еще за отряд? Воевать что ли?

– Да нет, Саша, не воевать. Работать, Саша, на Север. Присоединяйся. Людей посмотришь, себя покажешь. Один хрен выбора у тебя нет… Слушай, а я, наверное, пойду я, а? Дядя Федя сейчас обниматься полезет. Ох не люблю я этого… Да и мне работать еще – и прапорщик, уже направился было мимо пасущихся гусей…

– Ах да, дай ключи от своей квартиры, я там приберусь немного – пройдя несколько шагов, обернулся он.

Я отдал ему ключи, и он, ускорив шаг, пошел дальше. Уже почти скрывшись из виду, он обернулся и, помахав мне рукой, крикнул: «Давай, удачи! Свидимся еще!». А потом он исчез из моей жизни на добрый десяток лет.

Тем временем, возня за дверями стала громче. Как я мог предполагать, тапки уже нашлись. Ключ повернулся в замке, дверь отворилась, и мне явился сам хозяин тапок, легендарный дядя Федя.

– А где же этот, Лопоухий? Уже сбежал? – разочарованно произнес он. Говорил дядя Федя с заметным вологодским акцентом.

Оказался дядя Федя крупным седым мужчиной с рыжими густыми усами. Одет он был в серые шорты и майку-алкоголичку. На ногах у него были черные сланцы, по-видимому это и были те самые тапки, обутые поверх белых гольфов, длиной почти до колена.

– Работать побежал – как бы между делом ответил я, вспомнив, как неожиданно, наобум, ретировался прапорщик.

Дядя Федя крякнул от досады:

– Эх, работничек…

Затем он достал из кармана своих шорт блокнот и шариковую ручку.

– Как величать? – спросил он, приготовившись записывать.

Я молча протянул ему паспорт, не имея никакого желания по буквам диктовать ему свою фамилию. Дядя Федя смерил меня коротким взглядом, в котором можно было прочесть смешанное чувство удивления и досады, аккуратно взял мой паспорт, и небрежно пролистав его, сделал несколько записей. Затем, вернув мне паспорт, он захлопнул свой блокнот и с некоторой долей торжественности произнес:

– Ну что же, добро пожаловать в отряд «Искатель».

– И что ищут? – саркастически спросил я, пытаясь скрыть волнения.

– Это по-разному… Кто что. А вот находят – это кому как повезет – небрежно кинул дядя Федя и, открыв старую скрипучую дверь, жестом пригласил меня зайти внутрь дома.

– Пока отбой. Приедут за вами после обеда. Дорога длинная – так что лучше отдыхать – произнес он, когда мы оказались внутри, запирая дверь на ключ.

Потом дядя Федя привел меня в большую комнату. В ней было много света – с каждой стороны по три окна. Посреди комнаты стояли четыре обыкновенные металлические кровати с обыкновенными полосатыми матрацами на панцирной сетке. На одной из них возлежал солидный мужчина в халате, довольно интеллигентного вида. Двумя пальцами придерживая очки в золоченой оправе, он читал довольно увесистую книгу. Далее, ближе к окну, стоял еще один мужчина, лет пятидесяти, худощавый, невысокого роста, в поношенном спортивном костюме. Он внимательно смотрел за кастрюлей, стоящей на электрической плите. Из кастрюли валил густой пар.

Когда мы с дядей Федей вошли в комнату, читавший книгу мужчина в халате посмотрел на нас поверх очков, и, смерив меня взглядом с головы до ног, иронично произнес:

– Я-таки тебя поздравляю, Степа! Вашего полку прибыло.

Стоявший у кастрюли обернулся и ответил:

– Да, Изечка, теперь ты у нас будешь в меньшинстве.

Изечка закрыл книгу, и, поднявшись, подошел ко мне и протянул руку:

– Будем знакомы. Кравец. Изя Кравец.

Я с большой неохотой представился. Услышав мою фамилию, Изя как-то недовольно причмокнул, потом снова сел на своей кровати и обратился к дяде Феде:

– Слушай, Федор! А что, больше до Фабрики у нас никого не будет?! Так втроем и поедем?

– Будет! – громогласно ответил тот – Подберем еще одного по дороге.

– А он русский или еврей? – поинтересовался Изя.

– Не русский, и не еврей… Стихи пишет – огрызнулся Федор.

– Украинец, что ли? Какая у него национальность? Ты, вообще паспорт его смотрел? – все никак не мог успокоиться Изя.

– А мне ваша национальность до одного места – ответил дядя Федя – По мне, так хоть папуас. Я вас не в Политбюро беру.

Изя вздохнул и снова прилег на кровати.

Дядя Федя вышел.

Тем временем я бросил свою сумку возле одной из пустующих кроватей, снял ботинки и прилег. Теперь, оказавшись в относительно спокойном месте, я понял, насколько был измотан, и вскоре погрузился в неглубокий сон.

Прошло примерно полчаса, хотя мне показалось, что я проспал всего несколько секунд, и меня разбудил Степан.

Он в очень простых выражениях, достаточно дружелюбно пригласил позавтракать.

Есть мне не сильно хотелось, но я все же заставил себя подняться – пора уже было приобретать привычку ценить простые вещи. Я подошел к стоящему в углу рукомойнику и как следует, с фырканьем и высмаркиванием, умылся. Когда я подошел к столу, Степа раскладывал по тарелкам вареную картошку. Изя в каком-то возбужденном состоянии ходил туда-сюда по комнате, сжимая в руках свою книгу, и о чем-то думал.

– Что он там все читает, Талмуд, что ли? – спросил я у Степана.

– Это моя книга – скромно ответил он.

Изя перестал ходить, уселся за стол, взял в руки вилку и стал дробить картофелину на мелкие кусочки. Потом он насадил один из них на вилку и, приподняв ее острием вверх, посмотрел сначала на меня, а потом на Степу, и многозначительно произнес:

– Хм, стихи пишет… Может и русский… нам, евреям, все-таки ближе проза.

И он погладил ладонью лежавшую рядом с ним на столе книгу, на корешке которой я успел прочитать название, нанесенное золочеными буквами:

СПРАВОЧНИК

МЕТАЛЛУРГА

Глава 24. Горыныч. Не мести ради…

Если ты дурак, то и мысли у тебя дурацкие

Научное доказательство закона вселенского равновесия.

Горыныч сидел на кровати, скрестив ноги. Он держал в руках белый пластиковый мячик для настольного тенниса. Резкое движение – и мячик полетел в стену. Цок – мячик отскочил от стены и полетел обратно. Еще одно ловкое движение – и мячик снова в руках.