Один из «покемонов» посмотрел на Шона. Их взгляды встретились.
– Третий, надо уничтожить.
«Покемон» ринулся вперед, а Шон, отбросив в сторону ненужный теперь Макаров, развернулся и кинулся бежать, задыхаясь от страха и бессильной злобы, не разбирая дороги, продираясь сквозь ветви, бурелом и овраги, напролом.
Глава 47. Нагорный. Дорога иного сорта.
Многие ситуации кажутся нам безвыходными,
потому что, на самом деле, ищем мы не выход, а вход.
Игорь Чекомазов.
Потом все происходило, как в замедленной киноленте. Бандит в форме гаишника все еще падал на асфальт, а я уже отбежал от двери и направил оружие в сторону леса. И через долю секунды только осознал, что вместе с прапорщиком уже нашпиговал пулями бегущего в нашу сторону со стороны леса верзилу, размахивавшего пистолетом.
Верзила запнулся и покатился в траву.
– Тела забираем. Никаких следов! – распорядился прапорщик.
С левой стороны из кустов выбежал еще один. Боец слева аккуратно принял его и уложил носом в асфальт. Я оглядывался по сторонам, выставив перед собой оружие, пытаясь определить, есть ли еще кто-то. За спиной раздался выстрел. Похоже, уже прикончили того, кто прибежал слева.
Вдруг сверху, в кронах, раздалось какое-то шуршание, и уже, не разбирая, кто там или что, я выпустил на звук короткую очередь. Похоже, выстрелил не только я один. В унисон со моей очередью прозвучала еще одна.
С сосны на мох свалился человек, он начал что-то хрипеть, а рядом с ним упало что-то тяжелое. Прапорщик подлетел к нему, выставив перед собой ствол и крикнул мне на ходу:
– Третий, там еще один! Третий, надо уничтожить.
Я ничего не понял, но буквально через долю секунды мой взгляд сфокусировался, и я увидел темный силуэт среди кустов. Он словно материализовался прямо передо мной, и сверху – венчающее эту тень бледное лицо и полные ужаса глаза. В руке у тени я заметил пистолет, и готов был уже нырнуть в траву, обойма моя, скорее всего, закончилась, и настало время ее поменять.
Но, буквально в тот же миг, ствол полетел в сторону, а тень бросилась наутек. Я ринулся за ним. Бежать было тяжело. Убегавший был одет в темное, он, то и дело, терялся из виду. Потом я его засек. Он передвигался рывками, то и дело останавливаясь. Видно было, что он выбился из сил. Я решил сильно не геройствовать и побежал за ним вполсилы.
Потом лес кончился, началось ржаное поле. Я вновь потерял беглеца из виду, но вскоре заметил, что он лежит у дороги ничком, обессиленный.
Подойдя ближе, я увидел, как он часто дышит, обняв руками землю.
– Что, дышишь? – произнес я, направив на него ствол.
Он, повернув голову на бок, смотрел куда-то вдаль. Глаза его ничего не выражали.
В шлемофоне заквакал голос прапорщика:
– Никаких разговоров! Вали его! Контрольный в голову! И задай пеленг, мы к тебе уже идем.
Я сорвал с себя шлемофон и отшвырнул в сторону. Свежий ветер приятно трепал взмокшие волосы.
– Что, страшно?! – прорычал я, наклонившись к лежавшему на земле парню.
Лицо его ничего не выражало. Наверное, смирился со своей участью или перегорел. Прикрыл глаза.
– А ТЕМ НЕ СТРАШНО БЫЛО?! – взревел я и с размаху саданул его ногой в ребра.
Здоровый… Верзила попытался подняться, перевернулся и, сев на землю, начал пятиться от меня назад.
Я, не снимая перчатки, левой рукой влепил ему оплеуху.
– КОТОРЫХ ВЫ ТОПИЛИ?!
Потом еще одну и еще. Он завалился навзничь.
– ЖГЛИ?! СТРЕЛЯЛИ?!
Еще раз ногой.
– Думал, это все никогда не кончится?
А ведь он такой же, как и все мы. Обыкновенный человек. Такой же, как я, Майк. Игрушка в руках каких-то обстоятельств. Марионетка…
Он копошился на земле, пытаясь стать на четвереньки.
– Давай, кончай уже… Делай свое дело… – прохрипел он.
Я подошел к нему, схватил за шиворот и помог подняться, Резким движением я привлек его к себе, прижав к горлу ствол Стечкина, который до сих пор находился в моей правой руке. А затем, громко харкнув, я смачно плюнул ему в рожу…
– Вали – коротко сказал я ему. Я слегка толкнул его вперед, не спуская оружия.
– Чего? – непонимающе спросил он, утираясь рукавом.
– Вали! – повторил я – я хочу, чтобы ты жил. И быстрее, а то передумаю…
Он вдруг опомнился и, ковыляя, побежал прямо через поле.
Нет, это не жалость.
Я подошел к лежащему неподалеку шлемофону и поднял его.
Это не жалость. Просто… Память об этом не должна исчезнуть. Она должна жить… Зачем превращать бандита в мученика. Пускай живет и помнит.
Из шлемофона доносилось гневное квакание прапорщика.
Я подошел к речке и кинул шлемофон в воду. Он проплыл пару метров, а потом, качнувшись, набрал воды и, издав последний возмущенный квак, ушел под воду.
Я знал, что я делаю.
Когда-то один малоизвестный поэт, которого звали Игорь Чекомазов, написал ответ самому Бродскому.
Я до сих пор его помню наизусть. Каждое слово…
Я шел вдоль берега и сам себе начал тихо его напевать.