Грешница, путь во тьму

В последнее время их священник много времени посвящал россказням о ведьмах и дьяволе, устрашая местный, доверчивый люд. Говорил о том, что черные курицы, собаки и кошки, а особенно козлы, могут быть приспешниками злых сил.

Говорил о том, что их обязанность, как честных людей, сообщить о чужом колдовстве, если они стали его свидетелем. Говорил, что не сделай они этого на их городишко надвинется кара божья в виде болезней.

Приводил в пример, как двадцать лет назад, половину жителей города выкосила волна болезни. Маргарита всегда сердито хмурилась и поджимала губы, когда мужчина упоминал об этом.

Сжимала кулаки до побелевших костяшек, а взгляд становился пуст.

Эта эпидемия унесла с этого света её любовь и для неё было болезненно-оскорбительно, что священник говорит об этом с такой легкостью. Будто все те погибшие люди заслужили этого, за то, что не рассказали о колдовстве и какой-то затаившейся ведьме.

Он был женихом Маргариты. Молодой и добрый парень, которого она любила сколько себя помнит. И любит до сих пор. Но им так и не удалось повенчаться и стать мужем и женой.

Вместо первой брачной ночи Маргарита меняла ему компрессы, пытаясь сбить жар. Слушала его лихорадочное бормотание и смотрела, как любовь всей её жизни сгорает свечой.

Она сделала все, что было в её силах. Обратилась к лекарю, тот вспорол вену, сказав, что кровопускание может помочь. Оно не помогло.

Тогда Маргарита стучала в двери палача. Наплевав на то, что её, если увидят, сочтут оскверненной. Единственное, что имело значение, что местный палач, как и многие другие палачи, был хорошим целителем.

Он оглядел её жениха и похлопал её по плечу. Его брови страдальчески нахмурились. Тогдашний палач, не смотря на множество унесённых жизней, не был лишен сострадания.

Сказал правду. Помочь парню может лишь Господь Бог или же дьявол.

Господь не помог.

Маргарита читала молитвы день и ночь, но любовь всей её жизни истлела. И стала одной из множества холмиков земли на местном переполненном кладбище. Вместо любимого человека теперь она смотрела на ровные буквы на надгробии.

Сколько же было таких же, как и она, обреченных на муки из-за унесенной болезнью родных и любимых?

– Лукавый пытается искусить нас! – торжественно тянул священник, закатывая глаза, как-то помешано-одержимо глядя в полоток.

Маргарита перевела печальный взгляд на своих воспитанниц.

Эдита нашептывала Розе что-то, хихикая. Роза прятала лицо в ладонях, пыталась прикрыть порозовевшие щеки рукавом платья. Тупила взгляд, смущенно пыхтя.

Лишь из-за того, что Маргарита слишком хорошо знала Эдиту, она заметила короткий, взволнованный взгляд, который она бросила на скамью, что стояла ближе к алтарю.

Именно на той скамье сидели те, к сословию которых теперь принадлежала Эдита.

Богато одетые, укутанные в шелка и любимцы их пастора. Они всегда сидели как можно ближе. А на лицах горделивость и уверенность. Будто уверены в том, что звонкое имя и фамилия, благородный род или же состояние за пазухой, защищает их от гнева Господнего.

Во взгляде Эдиты была настороженность, тоска с примесью страха и злости.

Она быстро отвела взгляд, будто боялась, что её заметят за этим. На долю секунды поджала губы в горечи, а после вновь заулыбалась, прошептав что-то Розе. Лишь в глазах осталась примесь тоски и несчастья.

Когда проповедь закончилась люди медленно принялись выплывать из здания церкви. Кто-то подходил к пастору, глядел снизу вверх, как на нечто великое и непогрешимое. Улыбались подхалимски и раздаривали приглашения на ужин, ланч или же прием.

Генрих тоже подошел, раскланялся, закивал, нахваливая очередную проповедь. Хотя слова немного менялись, но суть всегда оставалась прежней. Всегда пастор старался внушить в их души и головы страх.

– Дитя мое, – шепнула Маргарита Эдите на ухо, взяв её под локоть.

Девушка дернулась, широко распахнула глаза, как-то испуганно шарахнувшись. Резко повернулось, так, что казалось чудом, что не сломала тонкую, белесую шейку. Лишь узнав с каким-то опозданием свою воспитательницу улыбнулась, в её глазах засверкали звезды радости.

Она улыбалась, как деревенские девушки. В её улыбке не было той мягкой обольстительности, что были в улыбках знатных дам. Эдита была настолько яркой и эмоциональной, что не могла удержать это в себе. Её мысли и эмоции были как птицы, а тело – клетка.

– Мисс Фрэмптон, – слегка опустив голову в подобии поклона, шепнула Эдита, бросив взгляд за её плечо, пытаясь увидеть не подсушивает ли кто-нибудь их разговор.

– Мы не виделись так долго, может почтишь меня своим вниманием? Не найдётся у тебя времени, чтобы выпить чашку чая со своей старой гувернанткой?

– Не наговаривайте на себя. Вы все ещё молоды, – по-детски возмущенно возразила девушка. – Вы же знаете, я всегда найду время для вас.

– Хорошо, – мягко ответила.

Повела девушка за локоть к выходу из церкви. Миссис Эшби оборачивалась периодически, бросала через плечо взволнованные взгляды. Практически не говорила, отвлекаясь на свои мысли. Отвечала как-то невпопад и едва не угодила под повозку. Лошадь заржала, а девушка отскочила и после минуты удивления, громко рассмеялась.

Лишь когда они завернули несколько раз, уходя все дальше и дальше от церкви и нового дома Эдиты, девушка расслабилась. С блаженством рассматривала знакомые с детства грязные улицы. Наслаждалась криками торговок на рынке и спертым воздухом гниющих фруктов и овощей.

Они бродили меж прилавков, а продавщицы, вытирая грязные руки об передники, весело зазывали, расхваливая свои фрукты и овощи.

Эдита ловко лавировала меж людей, привыкшая к этим толпам с самого детства. Бросила несколько монет старушке-попрошайке, не отвлекаясь от разговора с Маргаритой.

– Мария, – радостно рассказывала Эдита о своей новой служанке, – милая девушка. Мне кажется она влюблена в нашего садовника. Он тоже милый парень, но уж больно красив. В таких влюбляться опасно. Можешь остаться с разбитым сердцем.

– Что же ты только о ком-то другом? – поджав губы, горестно спросила Маргаритка. – Не могу вытянуть с тебя ни словечка о себе. Как же твое сердце? Не разбито ли оно? Не трепещет ли любовью? Хорошо ли к тебе относится мистер Эшби?

Эдита неловко заломила себе пальцы, опустив взгляд.

А после уверенно задрала подбородок, Маргарита едва заметно улыбнулась, заметив знакомую манеру. Эдита всегда была откровенна в своих суждениях, ничего не боялась. Воспитательница опасалась, что брак может уничтожить её сильный нрав и сделает из борца по духу безвольную домашнюю пташку, что может лишь печально вздыхать сидя за вязанием, глядя в окно.

– Как полюбить мне того, кто навещает меня лишь ночами? Как полюбить мне человека от которого не слышала ни одного доброго слова?

Мисс Фрэмптон печально вздохнула, отошла немного в сторону, чтобы проезжающая медленно мимо повозка не испачкала её грязью. Кучер бил плеткой одну, старую клячу, которая слабо и медленно передвигала копытами и даже не пыталась взбрыкнуть. Лишь иногда била себя хвостом по копытам и тяжело фыркала, едва таща тележку с двумя разодетыми и нарумяненными дамами.

– Ничего не поделать, дитя мое. Твоя жизнь теперь намертво сплетена с его жизнью.

– И что мне делать? – недовольно фыркнула Эдита.

– Попытайся найти в нем что-то хорошее. Что-то хорошее всегда есть в человеке, всегда есть что-то за что можно полюбить.

Они не говорили о причинах.

Маргарита завела Эдиту в дом через заднюю дверь. Ей обычно пользовались слуги, вынося мусор, чтобы их не увидели за таким постыдным занятием.

Маргарита поднималась по ступенькам первой, за ней Эдита. Она придерживала подол платья, слегка приподнимая его. Он шуршал об ступеньки.

В их доме были старые, неровные, скрипучие ступеньки. Женщины крались по ним, как воры на второй этаж.

Маргарита открыла дверь в свою комнату. Та была деревянная и пошарпанная, выделяющая на фоне серых, немного неровных стен. Осталась в коридоре, пропуская Эдиту в комнату, боязливо оглядываясь.

Лишь стоило миссис Эшби зайти в комнату, задевая подолом дверной проем, как Фрэмптон, ещё раз оглядевшись по сторонам, шмыгнула в комнату и плотно закрыла за собой дверь.