Дневник школьника уездного города N

«Ты меня игноришь???»

«Нет. Просто занят», – написал я.

«Миша вот находит время отвечать, а ты нет…»

Я, наверное, минут десять пялился на сообщение. До меня не сразу дошел смысл этих слов, а потом я вдруг прозрел… Это же очевидно! Как я раньше не догадался… Хотя нет – я подозревал… Или мне теперь кажется, что подозревал? Я сопоставил «а» и «б»– все те странности с Мишей в последнее время… Концы сходились, но презумпция невиновности требовала не оглашать скоропостижных выводов.

– Слушай, Дим… – обратился я к соседу по парте.

Но он не хотел сознаваться. Он мотал головой из стороны в сторону, будто хлопающий ушами слон, – мычал, словно засунул хобот себе в одно тесное место, и топал ногами под столом. Но я его уломал. Я с принципиальной настойчивостью слово за словом вытянул у него признание, как австрийские полицейские у сербских террористов в тысяча девятьсот четырнадцатом, – он сдал своего «подельника» с потрохами. Только я не хотел войны. Я вообще пожалел, что затеял всю эту возню. Зачем? Что мне теперь делать с этой всплывшей на поверхность, как труп утопленника, информаций. Дима подтвердил мою догадку. Презумпция невиновности треснула под тяжестью свидетельских показаний.

Оказывается, Миша с восьмого класса влюблен в Сашу.

2 марта 2020. Понедельник

Вчера наступил первый день весны. Как крик петуха на рассвете или как луч солнца после сорока дней дождя, он символизировал возрождение и новую жизнь, и хотя последние снега погибли еще месяц назад, а несколько теплых дней – даже недель – уже радовали нас своим появлением, красная цифра первого месяца весны все равно воспринимается по-особенному.

К тому же первое марта совпало с окончанием масленичной недели. Жители нашего маленького городка повываливали из своих затрепанных хрущевок, где они в духоте просидели всю зиму с короткими вылазками до работы на завод, в супермаркет, на рынок или в больницу – и сразу обратно в коморку к телевизору и интернету…

Теперь, когда не только южная погода, но и Григорианский календарь официально утвердили, что зиме конец, хочется выползти на волю, вдохнуть полные легкие воздуха (вперемешку с дымом заводов) и закричать что-то типа «эге-ге-ге!» Короче, снова хочется жить. Это чувствуется в прохожих – они хоть и слабо, но улыбаются, а это не привычно для них, им спокойнее быть грустными. По крайней мере мне так кажется.

Мы с одноклассниками тоже выбрались погулять. Аня предложила посмотреть, как в парке Старого города будут сжигать чучело, а я подумал: отличная идея. Чучело в оранжевом сарафане и с кокошником стояло на невысоком помосте в нескольких метрах от деревьев. Вокруг него столпилась куча зевак. Периметр парка оцепили пожарные машины. Чучело улыбалось нарисованной жутковатой улыбкой. Влад еще пошутил, что она похожа на куклу Чаки. Ощущение фильма ужасов или средневекового аутодафе действительно не покидало.

Мы ходили кругами, ждали, когда чучело предадут огню. Узкие тропинки не давали идти всем вместе бок о бок, и мы, разбившись по двое – Аня и Арина, я и Дима, Витя и Влад – фланировали между деревьев в импровизированной колонне. Саша пока не выздоровела. Точнее, ей уже гораздо лучше, но голос все еще охрипший – мы недолго поболтали вчера вечером перед сном. В основном, правда, говорила она, а я слушал и параллельно серфил по интернету в поисках какого-нибудь интересного фильма. Не пришел сегодня и Миша. Почему – неизвестно. Меня терзали непристойные подозрения, но я гнал их прочь…

Когда мы после очередного круга вывернули в центр парка к чучелу, где собирался гуляющий народ, наша колонна распалась. Как-то само собой получилось, что Арина затесалась между говорливым Владом и молчаливым Витей (я их еще ни разу не видел порознь, будто они были непохожими внешне близнецами), и они шли на пару шагов впереди нас: меня, Ани и Димы.

Дима в последнее время хвостиком таскался за Ариной. Мне кажется, все, у кого есть глаза, давно заметили, что он к ней неровно дышит. Вот и сейчас он порывался вклиниться между Владом и Ариной, но те не обращали на него внимания, отчего он выглядел нелепо, комично и даже немножечко жалко. Влад увлеченно рассказывал о кубанском казачестве. Арина кивала, охала и ахала, и в ответ любезно делилась впечатлениями о своей этнической родине. Им не было дела до Димы.

Мы с Аней делали вид, будто ничего не замечаем. Она все время повторяла: «Когда же они начнут?» – имея в виду сожжение чучела. А я нарочито громко поддакивал: «Да-да! Что же они тянут?» Хотя меня ни капли не волновало дурацкое чучело. Я старался не смотреть на семенящего рядом Диму, из-за чего шел, повернувшись лицом к Ане. Получалось, будто я пялюсь на нее – мы все время встречались глазами, с ее большими удивленными глазам, – я даже сумел рассмотреть прозрачную пленку линз на зрачках.

До сожжения чучела, к несчастью, не дошло – толпа растрясла ограду, кто-то непонятно зачем схватил пучок соломы из-под сарафана, кто-то потянул за подол, будто хотел сорвать одежду, – и чучело под ликующие крики толпы повалилось набок. Ограда рухнула. Люди полезли на помост. Над головами взвился растерзанный сарафан. Словно брызги, в разные стороны полетела солома.

– Че происходит? – пробормотал Витя.

Ему никто не ответил. Ошарашенные, мы стояли поодаль от происходящего и завороженно смотрели, как менты пытались утихомирить толпу.

Все стихло само собой. Разодранное соломенное тело осталось лежать на краю помоста. Люди спокойно расходились по своим делам. Некоторые с детьми. Разочарованные несостоявшейся казнью чучела, мы не знали, что делать дальше. Мы будто потеряли цель встречи и теперь переминались с ноги на ногу, а постепенно редеющая толпа нестройными потоками обтекала наш маленький кружок.

– Может, пойдем в Центральный парк? Там блины раздают, – робко высказался Дима.

Никто не выдвинул идеи лучше. Мы еще с полчаса спорили, идти ли пешком или ехать на автобусе. Решили ехать. На остановке Аня вдруг заявила, что ей в другую сторону.

– Как это? – не понял я.

Она постучала указательным пальцем с накрашенным ногтем по циферблату маленьких наручных часов марки Кельвин Кляйн и пожала плечами, типа ничего не может поделать – наше время истекло.

– Мне пора бежать, – сказала она.

– Так скоро? – спросил я.

– Извините, что так получилось… Меня просто ждут…

– Кто?!

Наверное, мой вопрос выглядел неприличным. По крайней мере сейчас мне это видится ясным, но тогда он выскочил сам собой.

Корнилова ушла, а мы поехали к центральному парку. Автобус размеренно покачивался – мы хватались за поручни на поворотах. Я вдруг почувствовал бессмысленность дальнейшей прогулки. Влад шутил – Арина и Витя смеялись. Дима наслаждался тем, что дышал одним с Ариной воздухом. От нечего делать я пристал к Арине с вопросом: «Куда все-таки ушла Аня?»

– Она встречается со своим парнем, – беспечно отмахнулась Арина.

Меня на мгновение оглушило, будто кто-то невидимый тихонько подкрался сзади и с силой хлопнул по ушам: барабанные перепонки лопнули, ушные раковины залило кровью, она хлынула в мозг, дальше – конвульсии, судороги и скоропостижная смерть… Потом этот кто-то будто понял, что ошибся – оглушил не того – вставил барабанные перепонки обратно, стер кровоподтеки, откачал и вернул к жизни. Мир вновь обрел звуки.

– Как это встречается? – пролепетал я.

– Ну как вы с Сашкой, – ответила Арина.

У меня чуть не отнялись ноги. Я ведь и забыл, что мы с Сашей вроде как встречаемся.

Автобус выплюнул нас напротив ДК Химиков. Мы перешли через дорогу, естественно, проигнорировав пешеходный переход в десяти метрах от остановки, пересекли площадь с клумбами, откуда уже торчали тонкие стебли цветов, и двинулись прямо по центральной аллее мимо аттракционов, палаток с блинами, колеса обозрения – к самому центру, где толпа зевак, повиснув на заборчиках вокруг гигантской сковороды, ждала, когда им на лопате подадут блины.

Я упал на пустую скамейку за спинами ребят. Они тянули шеи – хотели смотреть на кормежку. Мимо текли люди: пары держались за руки, дети тянули взрослых за штанины, кто-то жевал блины, кто-то махал маленькими игрушечными чучелами – все они радовались весне.

Я подумал, если вдруг исчезну, никто и не заметит. Пробегавшая мимо девочка, мотнув головой, случайно хлестнула меня косой, будто влепила пощечину. На щеке осталось легкое жжение. Тогда я поднялся со скамейки, и, протискиваясь сквозь толпу, направился к маячившему в конце аллеи выходу из парка. Я решил уйти по-английски.

Пока я толкался в людском потоке, изо всех сил боролся, чтобы на исходе первого дня весны не оказаться раздавленной и униженной втоптанной в грязь лепешкой, кто-то вытянул из кармана все деньги. Хорошо хоть оставили телефон – видимо, эта старая китайская развалюха никому не нужна. Пришлось идти домой пешком.

На душе скребли кошки, на шее будто весел якорь – он цеплялся за каждую яму в асфальте, за бордюр у края дороги, за корни деревьев, пока я срезал угол по краю парка. Откуда он взялся – не знаю. Вроде еще утром все было хорошо. Первый день весны! Солнце светило в окно. Сраные птички пели в форточку! Отчего же теперь мне было так хреново? Будто с бодуна после нескольких дней попойки.

Мысли о похмелье перетекли к алкоголю – как славно бы сейчас приложиться к бутылке. Глоток вина – как поцелуй женщины… Кто это сказал? Красиво! Черт бы побрал того, кто это придумал. Да почему мне так херово?!

Я остановился под окнами роддома. Весь асфальт и стены близлежащих домов выкрикивали слова благодарности счастливых отцов своим вторым половинкам. На краткий миг мне показалось, что в дверях роддома мелькнула фигура матери. В кармане затрещал телефон. На том конце невидимого провода Димино ухо вжималось в динамик. Он хотел знать, куда я делся. Они все «чего-то разволновались, думали, утащила толпа…» Я соврал, что мне плохо. Или не соврал? Я сказал, что хреново себя чувствую. Пусть продолжают веселиться без меня.

На «Зеленой гостинице» я забыл, что нет денег – полез в автобус. Двери за спиной съехались. От задних мест через весь салон ко мне направилась контролерша. Я притворился глухонемым. Она не поверила – теребила за рукав куртки и требовала платы. Я выскочил, как только открылись двери автобуса.

На доске с расписанием маршрутных такси под синим дорожным знаком чернело название: «Остановка №6». Я не сразу разобрал надпись. Мне казалось, будто пот струями лил со лба. Лицо горело, словно я сунулся в адский котел.

Я рухнул на холодное сидение остановки. Волосы под шапкой взмокли. «Я тронулся умом» – подумал я, потому что никакого пота не было – он мне только мерещился. «Я точно сошел с ума».

Притормозил автобус. Двери приглашающе разъехались. На ступеньках стояла кондукторша. На мгновение показалось, что у нее такое же лицо, как у предыдущей. Двери захлопнулись – колеса зашуршали. Выхлопные газы ударили в нос. Я двинулся дальше. На повороте к плотине возле криво припаркованной на обочине машины с пробитыми задними колесами навзрыд плакали две женщины. Я зачем-то остановился возле них. Голова соображала плохо. Перед глазами все плыло. «Заболел, что ли?» – подумал я. Женщины причитали, обращаясь ко мне, ломали руки – я не понимал ни слова.

Дальше вдоль дороги тянулись гаражи. За ними – редкий лес между двумя трассами. Я срезал угол по вытоптанной в кустах тропинке, обогнув бензоколонку Роснефти, хотел вернуться на дорогу – нога зацепилась за корень акации – я растянулся на холодной мокрой земле.

Рядом с тропинкой валялось бревно. Подтянувшись, я влез на него. Заляпанная грязью куртка походила на помойную тряпку. Я снял ее, попытался отряхнуться. Бесполезно. Мне было нестерпимо жарко. Я снял свитер. По джинсам тоже тянулись длинные бурые полосы грязи. Я попытался их счистить. Не получилось. Из-под бревна я достал свой телефон. Он вывалился из кармана, когда я упал.

Некоторое время я просидел на бревне, уставившись в разблокированный экран, там светились чаты Вотсапа. Зачем-то открыл переписку с Сашей. Что хотел написать – не знаю. На зеленом фоне возле иконки с фотографий значилось: «Был(-а) вчера в 20:17». Давно она не заходила в сеть. И очень давно не писала мне ни слова.

«Может, она развлекается с Мишей?», – подумал я. Эта мысль засела еще раньше, когда Миша не пришел в парк. Я игнорил ее. Потом гнал. А она мерзким червячком вгрызалась в мозг, так что сидя на дурацком бревне, едва различая экран телефона – все вокруг мутнело, а виски давило тисками, – я был на сто процентов уверен, что Саша изменяет мне с Мишей.