Дневник школьника уездного города N

– Все хорошо, мам! Я уже ложусь спать. Завтра рано вставать.

Мама, спохватившись, что ей тоже вставать в первую смену ушла. Я почти сразу уснул.

Сегодня она снова пыталась выведать, все ли у меня в порядке. Я отвечал примерно так же, как вчера. Только добавлял «не парься». Потом она сказала, что они с папой «очень хотели ребеночка, и бог подарил им меня».

Но я уже не загонялся по этому вопросу. В конце концов, какая разница?

20 февраля 2020. Четверг

Сегодня будет коротко. Просто оставлю здесь некоторые свои размышления.

По случайному совпадению – а совпадения бывают только случайными, иначе придется поверить в судьбу, высшие силы, фатализм, все эти дающие осечку пистолеты, и прочую мистическую херню, без которой можно и обойтись – в общем, случайным образом мы опять прогуливали биологию. В школе сделали большую ошибку, когда одновременно объявили о замене учительницы и пропаже классного журнала. Естественно, половина класса сбежала с уроков. Наше шахматное противостояние с Димой снова отложилось, хотя с прошлого раза мы успели провести одну партию, которую я опять проиграл, но на этот раз дрался как лев.

Сначала мы все вместе побродили по набережной. Долго висели на перилах и, вяло болтая, смотрели, как мерное течение Кубани толкало холодные воды на видневшуюся вдалеке плотину. Это монументальное сооружение, гений человеческой мысли, вымоченный в поте ударной стройки тридцатых-сороковых годов, расчленял реку на две части, пуская по артерии канала спасительную влагу для засушливых степных районов.

Дима предложил прогуляться к плотине. Я поддержал его. Оттуда по-над берегом канала я мог пешком дойти до дома за какие-нибудь полчаса. Остальные колебались: плотина далеко – на краю города, откуда ходит всего один автобус, но теплая погода – стояло плюс двенадцать, и мы, распахивая куртки, своими рубашками, свитерами и блузками ловили солнечные лучи – уговаривала склониться к прогулке. Саша заупрямилась. С ней согласился Миша, и маятник общественного мнения качнулся в противоположную от нас с Димой сторону.

После набережной мы пошли в парк. Постепенно один за одним одноклассники отваливались от общей компании: кто-то спешил к репетитору, кто-то домой делать уроки, кто-то в спортивную секцию – пока не остались я, Саша, Оля и Миша. Мы сели на лавочку, болтали ногами и разговаривали о фильмах. Миша, активно размахивая руками, доказывал, что Хит Леджер сыграл Джокера лучше, чем Хоакин Феникс. Я возражал, что это разные Джокеры и сравнивать их нельзя. Оля заявила, что не любит таких фильмов. Саша – тоже. Мы переменили тему.

Потом мы направились к автобусным остановкам за площадью перед ДК Химиков. Солнце скатилось к горизонту – пришло время расходиться. Мы с Сашей, держась за руки, шли позади Миши и Оли. Они некоторое время молчали. Мы тоже. Потом слабо донеслись неразборчивый голос Оли и Мишины немногословные ответы. Он изредка оборачивался на нас, будто хотел убедиться, что мы не убежали. Резко подул холодный ветер – проскользнул в наши распахнутые куртки, острыми невидимыми иголками пробежал по коже. Саша, спасаясь от него, прижалась ко мне. Я приобнял ее за плечи, и внезапно она спросила:

– Мы будем вместе всю жизнь?

Не задумываясь, я ответил:

– Да.

Честно говоря, я тогда не придал особого значения ни Сашиному вопросу, ни своему ответу. Только вечером, когда я размышлял, надо ли что-нибудь из сегодняшних событий записать в дневник, этот момент привлек мое внимание. Я подумал: был ли я искренен? Или интуитивно сказал то, что Саша хотела услышать?

Вся жизнь – это ведь чертовски много. Скорее всего, там дальше, по ту сторону реки Стикс нет никакого трехголового пса или апостола Петра, а значит, жизнь – единственное, что у нас есть. Неужели Саша на полном серьезе хочет потратить ее на меня?

А я? Я все-таки сказал правду? Если да, то… А если нет?…

21 февраля 2020. Пятница

Я тут подумал: ведь когда-то и мать с отцом встречались, гуляли вместе, целовались, потом появился я – может, по залету, может, по любви. Теперь отца нет. Точнее, он, наверное, есть, но где-то там, далеко от нас с мамой.

Не помню, чтобы спрашивал, почему он ушел. Если только в детстве, в далекие счастливые времена, которые не отпечатываются на пленке воспоминаний. В моем омуте памяти, где хаотично разбросаны свидетельства о тех или иных событиях, осталось только два ярких образа об отце. Я даже не могу назвать их полноценными воспоминаниями. В одном из них он вытаскивает меня из речки, когда я на полном ходу влетел в нее на велосипеде. Потом мы долго сохли на берегу: отец по пояс голый, я в одних трусах. Мама с круглыми от страха глазами суетилась вокруг. Отец стоял спокойный, загородив реку широкими плечами.

Мама рассказывала, что в детстве я действительно падал в речку, и отец доставал меня. Но так ли все было, как я помню? Не знаю… Возможно, детское воображение добавило деталей, а годы смешали их в моей памяти с реальными событиями.

Второе воспоминание ненастоящее. В нем отец эффектно уходит вдаль, навстречу поднимающемуся солнцу. Лучи будто обступают его фигуру, так что я вижу только темный, медленно растворяющийся в воздухе силуэт. Видимо, в моем сознании наложилась картинка Брюса Уиллиса из «Армагеддона» с уходом отца из семьи, и я несколько лет верил, что отец улетел в Космос спасать мир от конца света. Мама сначала не пыталась разубедить меня, потом разубеждать стало не нужно. По мере взросления версия с космонавтом становилась все менее убедительной – я заменил ее на другую, в которой отец был тайным агентом, жил в секретном государственном бункере и не мог с нами связаться. А потом, в самый пик переходного возраста, я как-то внезапно осознал правду. Она всегда сидела во мне, глубоко и надежно упрятанная, закопанная под толстым слоем бессознательного. Нужен был только пинок… Отец просто ушел.

Поэтому когда появился отчим – а он был таким добрым, внимательным, обходительным – мы, казалось, снова зажили счастливо. Помню, он звал меня: «Эй, ковбой!». И я расплывался в улыбке – так мне это нравилось. И мама словно вернулась в молодые годы. Но идиллия продолжалась недолго. Кто же знал, что он окажется мразью? Кто знал, что потом случатся вся эта херня: скандалы, мамины слезы, пакеты с клеем под кроватью, разодранное до крови ухо, суд, новый замок на дверях, два года в четырех стенах, единственные друзья – книги… Мама, наконец, поняла, кого привела к нам в дом… А он…Он уходить не хотел. И тогда появился второй – Владимир Владимирович Чернов.

Чернов помог избавиться от предыдущего отчима и постепенно занял его место. Я находился в прострации, почти не поднимал головы – не мог смотреть людям в глаза. Может, поэтому не сразу заметил, как он начал оставаться у нас на ночь.

К нему я относился с недоверием. Он ко мне – настороженно. Конечно, он знал, что я натворил, и, может, даже побаивался. Мы жили в параллельных мирах – не пересекались и не разговаривали. Он вроде как поддерживал маму. После всего пережитого ей потихоньку становилось лучше. Она слезла с антидепрессантов. Вновь забрезжила надежда на будущее. Мой новый отчим пытался навести мосты. Я продолжал его игнорить.

Я больше не верил взрослым. В одночасье для меня рассыпался весь их авторитет, когда до этого на мои предупреждения и отчаянные мольбы, мать отвечала: «Кирюш, не говори глупости. Он хороший человек». Я понял, что они ничего не знают. Они только делают вид, что понимают, как устроен мир, и как правильно жить, и все такое. А на самом деле они ни хрена не знают. Иначе как объяснить, что до самого последнего момента мать не замечала очевидных вещей.

Видимо, поэтому я до сих пор не выношу занудных проповедей нынешнего отчима. Хотя он и правда хороший человек, очень скучный, тягомотный до невозможности, но хороший.

На днях я снова пристал к маме со «странными» вопросами. Отчим дотошно, со всеми мельчайшими подробностями, объяснял мне, как правильно чистить картошку, как сам он вынужден был методом проб и ошибок постигать это нелегкое мастерство в армии, как мне оно пригодится, когда я уеду учиться в универ. Когда он ушел в другую комнату, у меня внутри все кипело от раздражения. Сорок минут он впаривал про чистку картошки. Сорок долбанных минут! Я не выдержал и огорошил мать:

– Как ты можешь любить его? Он же невыносим…

– Кирилл! – возмутилась она, и принялась объяснять, как я невежлив.

– Мам, ну серьезно. Я не могу вынести его больше пяти минут.

Мама расстроилась, а я почувствовал себя неблагодарной свиньей.

– Ну ладно, мам, я не хотел тебя обидеть, – сказал я.

– Ничего, – ответила она и отвернулась.

Она попыталась скрытно смахнуть скользнувшую по щеке тонкую каплю, но я заметил.

– Ох, Кирилл… Ты скоро уедешь… Я опят одна… Тяжело…

Не договорив, она вышла из комнаты. Не знаю, что такого обидного я сказал. Вообще, почему в последнее время меня потянуло на какие-то дурацкие вопросы? В прошлый раз пытался выяснить, запланированный ли я ребенок, а теперь вот это.

На всякий случай я потом еще раз извинился перед мамой. Она сказала, что все в порядке.

23 февраля 2020. Воскресенье

Как-то в детстве мы с Лешей и Костей облюбовали одно место для игры в догонялки – полуразвалившуюся, но работающую котельную. Мы перемахивали через хлипкий забор, бегали по внутреннему двору и лазили по крыше. Мы не боялись, что нас поймают – сторож, горбатый высохший старичок, всегда пьяный спал в своей каморке. Но однажды шифер под Лешей треснул, крыша провалилась, и тот с грохотом рухнул прямо в каморку, на заставленный пустыми бутылками стол рядом со спящим на кровати сторожем. Не знаю, что в тот момент почудилось сторожу – может, его накрыла «белочка», и он принял Лешу за черта, а может, с пьяных глаз решил, будто его грабят, хотя воровать там было нечего, но он схватил длинную чугунную кочергу и бросился на Лешу. Тот, словно пробка из шампанского, вылетел обратно на крышу (одному богу известно, как ему удалось взобраться чуть ли не по голой стене). Мы с Костей стояли там же, на крыше, надрывали животы от хохота, пока не увидели Лешины глаза и выползающего из дырки, словно мертвец из могилы, сторожа с кочергой.

Сейчас у меня похожее чувство, как тогда у Леши. Глаза вытаращено пялятся в экран. Сердце бьется в грудную клетку. Чертовски страшно… Будто, как тогда, поймали, за, казалось бы, невинной шалостью, а последствия… Черт… Последствия могут быть ужасные.

Хотя на самом деле я уже немного успокоился. Сердце пыталось разбиться о ребра только в первые минуты. К вечеру шок прошел. Иначе я бы не смог настучать все эти слова на клавиатуре. Попробую рассказать по порядку.

Сегодняшний день я посвятил Саше. Не то, чтобы мы все время гуляли, держась за ручки, целовались и все такое. Нет, мы просто на десять минут договорились встретиться возле торгового центра в обед, а потом я весь оставшийся день прокручивал нашу встречу снова и снова, пытаясь проанализировать ее со всех сторон.

Саша загадочно написала: «У меня для тебя кое-что есть». Ее сюрпризом оказался подарок на двадцать третье февраля в виде амулета-подковы.

– Он приносит удачу! – заявила Саша, вешая его на мою шею.

Меня сковало ужасом. Первая мысль, стрелой просвистев в голове, чуть не вышибла мне мозги. «Неужели она прочитала мой блог?!» Я решил, будто она хочет подколоть меня, как я – Эдика, когда примерно так же я впаривал ему ту чушь про удачу… Он не мог проговориться – я точно знаю. Значит, она каким-то образом узнала о блоге и прочитала запись про забор.

– Ты рад?! – весело воскликнула Саша и залилась смехом.

Холодные пальцы страха поползли вдоль позвоночника вверх к затылку – волосы на голове зашевелились. Из моих одеревенелых уст вырвался нервный смешок. Получилось, как будто я передразниваю ее. Она нахмурилась.

– Ты не рад?

– Очень рад! Очень рад! – поспешно выпалил я.