На некоторых местах еще недавно лежали люди. На матрасе четко отпечатался скрученный силуэт. Юля посмотрела на прикроватную тумбочку, на ней лежало лезвие бритвы. В памяти замелькали сюжеты. Юля помнила это лезвие. Она находила его в разных частях госпиталя: в душевой, сортире, под матрасами и койками – и, сама не зная почему, думала, что это одно и то же лезвие. С его помощью обреченные солдаты встречали смерть.
Юля не стала подходить к бритве. Она двигалась дальше, на своих двоих, быстро и легко. Юля искала течь. Здание госпиталя было ветхим, дожди то и дело находили щель. Зимой температура в госпитале не многим отличалась от той, что была на улице. Чтобы согреть пациентов, у каждой койки стоял обогреватель, почти вплотную, что порой приводило к воспламенению. Однажды одеяло парализованного ниже пояса солдата загорелось, он откинул его руками, однако огонь успел перекинуться на больничную одежду. Когда кожа начала плавиться, перед свидетелями явилось чудо: парализованный встал, пробежал по стационару как олимпийский факел и, ударившись о стену, потух.
Следующие несколько коек были заправлены. Они дожидались новых душ. То, что Юля увидела дальше, было обычным больничным явлением. Измазанная испражнениями простыня со следами ног, словно больной пытался выкарабкаться из собственного дерьма.
Юля обернулась. Койка, с которой она встала, была у самой стены. Глухой, без двери, ведущей в главный корпус госпиталя. Стало быть, выход был с другой стороны. Юля посмотрела вперед. Если там и был выход, идти до него было час, не меньше.
В этот момент Юлей завладела эйфория. В руках почувствовалась сила. Она же была и в ногах. Забытое чувство. Хруст коленей, костяшек. Приятное, теперь оно казалось приятным, напряжение в икрах при наклоне. Юлю не пугал больничный вид. Пустые койки не представляли опасности.
Юля размялась, потянула заднюю поверхность бедра, подтянув колени к груди, переднюю, взявшись за носок. Круговые движения стопами. Все как на физкультуре. Эти уроки даром не прошли.
Выставив правую ногу вперед, Юля приготовилась к старту. Она выровняла дыхание, уперлась рукой в бедро и ждала падение капли, сигнал, чтобы рвануть.
Когда Юля оттолкнулась от пола, койки стали проноситься рядом с ней с бешеной скоростью. Юля всегда быстро бегала, была самой быстрой в классе, но даже ей казалось, что она обгоняет саму себя. Луна приближалась. Длиннющий стационар расширялся, в койках по-прежнему никого не было. Ветер развивал белокурые волосы Юли, усталость не брала ее. Юля улыбалась, дышала полной грудью, разрезая больничный воздух. Посмотрев вперед, Юля увидела дверь. Двойные створки, открывающиеся и в ту и в другую сторону, через которые пациентов перевозили на каталках. Она уже близко. Еще несколько широких шагов.
Юля представила ленточку на финишной линии. Она вот-вот коснется ее, сорвет полной счастья грудью и поднимет руки в знак победы. Койки превратились в пустые трибуны, несколько ярусов поднимались до самого потолка. Юлю уколола эта пустота, но она тут же смахнула переживания. Она бежит для себя. Побеждает для себя. Ее пациенты ушли, и Юля может все свободное время посвятить себе.
Краем глаза Юля заметила фигуру на трибунах, пробежала мимо и остановилась в метре от ленточки. Дыхание захлестывало. Несмотря на разминку, тело сопротивлялось нагрузкам. Юля пошла назад, к фигуре, скрытой в тени луны. Юля знала, что это мужчина. Он сидел, положив одну руку на колено и сгорбившись, как если бы скрестил пальцы в замок, но вторую руку Юля не могла различить.
Подойдя к фигуре вплотную, Юля все поняла. Луна вновь двинулась дальше по палате, стены вытянулись, трибуны обернулись старыми койками. Тень с лица фигуры сошла, когда та подняла голову. Это был Рома. Потрепанный вид, отросшие взъерошенные волосы, щетина. Юля не дала бы ему меньше тридцати лет. Когда они виделись последний раз? Кажется, на выпускном. Они обменялись взглядами, танцуя со своими парами вальс.
– Рома, – сказала Юля и сделала шаг вперед.
Ее голос эхом пролетел по бесконечному стационару и вернулся, ударившись в стену. Юля стояла у своей же койки, с какой поднялась некоторое время назад. Слева от нее была глухая стена, справа – ряды коек, уходивших за горизонт. Капли все еще падали. Звук не приближался, как бы близко Юля ни была к финишу, он был повсюду. И в то же время нигде.
Вернув глаза к койке, Юля не увидела Рому. Он исчез. Одеяло заправлено, будто тут и не было никого.
Юля решила во что бы то ни стало найти Рому, она вновь двинулась к выходу, осматривая койки. В этот раз она не увидела ни бритвы, ни испражнений. Койки и стены остались теми же, а вот их наполнение изменилось.
Юля остановилась, посмотрев направо. На одной из коек лежало то, что заставило кровь холодеть. Сердце сжималось и билось все тише, словно его покрывала корка льда. Температура падала. Изо рта Юли пошел пар. С глаз посыпались слезы. Падая, они замерзали на бетонном полу.
Простыня была вся в кровь. У изножья – лезвие. На сей раз не бритвы, а пилы. Острые зубья блестели сквозь кровь. В центре постели лежала изуродованная взрывом нога, практически без ступни – костяной ошметок болтался на лоскуте кожи, с аккуратным сечением выше колена. Это была ее нога.
Мышцы левой ноги свело, равновесие пошатнулось. Юля упала и ощутила чудовищную боль в правом бедре. Она осмотрела его: из перевязанной культи шла кровь. Глянув в сторону койки, Юля увидела ту течь, что не давала ей покоя все это время. Сквозь простыню, матрас и панцирную сетку койки капала кровь. Ее кровь. Пол наклонился, и лужа потекла к Юле. Она была не в силах отползти, спрятаться. Нога, вернее, то, что от нее осталось, придавливала Юлю к полу, не позволяя сдвинуться с места. Кровь коснулась ладони, впиталась в белый фартук и стала медленно подниматься к горлу, пропитывая не только ткань, но и само существо Юли.
Она стонала. Из синеющих от холода губ слышались слабые слова:
– Нет, – говорила Юля. – Нет. Нет.
Мария Петровна пыталась разбудить дочь. Та кричала во весь огрубевший за годы войны голос:
– Нет! Не-ет!
Глава 6
Вернувшись в гараж, Филин уехал, чтобы поставить машину на то место, куда ее припарковал отец. Остальные ждали его среди мешков награбленного, выставляя на пол электронику. Кофеварки, магнитофоны, чайники, электробритвы, телефоны – они хватали все, что помещалось в мешки. Почти все приборы были целые.
Атмосфера в гараже царила напряженная. Слон радостно разглядывал вещи, Газ выпил стакан спирта и ушел в небытие, Берег ходил из угла в угол. Рома прислонился к стене и все думал о случившемся. Ему изначально не понравилась эта идея – брать на дело оружие. Если ружью висит, оно рано или поздно выстрелит. В этот раз получилось слишком рано. Рому не покидало гадкое предчувствие. Он не послушал его и знал, что в боевых условиях это стоило бы ему жизни.
Через полчаса Филин вошел в гараж. Атмосфера стала еще более напряженной. Все курили прямо внутри, не желая открывать дверь, чтобы кто-то мог услышать их разговор. Дым мешался с пылью и маслом, забиваясь в ноздри.
– Почему ты не выстрелил? – спросил Филин Рому, стоя к нему вполоборота. – Ты ослушался моего приказа.
– Ты мне не командир, чтобы я выполнял твои приказы, – ответил Рома и, поднявшись, встал с Филином лицом к лицу.
Они скалились друг на друга, готовые перегрызть глотки.
Во рту Газа была сигарета. Он уснул, приоткрыв рот, и та упала на пропитанную бензином грудь. Футболка и подбородок Газа воспламенились. Парень проснулся и задергался в ужасе. Стоявший неподалеку Берег быстро среагировал и сбил пламя курткой.
– Вот черт! – только и вскрикнул Газ.
Филин посмотрел на своих людей. Сборище болванов. И как они выжили на войне?
Вернувшись к Роме, Филин выдохнул и сказал:
– Я хочу сказать: сделай мне одолжение, в следующий раз бери пистолет в механическую руку, ту, которая не дрожит.
Рома не оценил подколки. Он нашел лучшее применение своему протезу. Раздвинув пятерню, Рома схватил Филина за горло. Мертвая хватка. Как у терминатора.
Кислород перестал поступать в легкие Филина, он поднялся на носочки в надежде на глоток воздуха, когда Рома сжал сильнее. Эти двое ненавидели друг друга. Было за что.
– Хватит, мужики! – сказа Берег. – Дело сделано.
– Да, Ром, отпусти его, – поддержал Слон.
Филин багровел, словно попал в силок и повис вниз головой, маша крыльями. Если бы Рома хотел, он бы закончил начатое, но он не был убийцей. Больше нет.
– Следующего раза не будет, – сказал Рома и отпустил задыхающегося Филина. Он упал и начал откашливаться, возвращая легким упущенный кислород.
Рома приоткрыл дверь, собираясь уйти, когда Филин заговорил:
– Ты не можешь уйти.
– Еще как могу.
– Мы же клялись не бросать друг друга, – сказал Филин.
Рома закрыл дверь и остался в гараже.
– Ты первый нарушил нашу клятву, – ответил Рома. – Ты чуть нас всех не подставил. В магазине не должно было быть охранника. Ты знал, что он будет и поэтому раздал нам пушки. Ты знал, что придется стрелять.
– Нет, – сказал Филин и поднялся с колен.
– Прекрати. Даже Слон не верит твоим словам.
Слон сидел рядом с награбленным и смотрел на Филина испуганными глазами. Они были в одном выстреле от провала, и этот выстрел произошел.
– Мы прошли через многое на войне, – говорил Филин. – Ты быстро забываешь правила, Ром. Убей или будешь убит. Тот мужик направил на тебя пушку.