Мозаика

Убийственные вещи.

Логика – убийственная вещь.

Раньше, когда он был инспектором, а не карателем, Гиноза иногда задумывался, как поведут себя его подчиненные, если показатели его психопаспорта достигнут критического уровня и последующее лечение ничем не поможет?

Когами. Скорей всего, он не стал бы ничего говорить. Они уже давно утратили способность говорить с друг другом и никакие обстоятельства ничего бы не изменили. На своего бывшего друга и бывшего начальника, Когами смотрел бы как на пустое место и Гиноза отвечал бы ему тем же. И, пожалуй, это был еще лучший вариант, по сравнению с другими. Например, с Когари.

Когари бы точно молчать не стал. Он никогда не упускал возможности сказать хотя бы пару слов, а тут возможность предоставилась и была до крайности соблазнительной. "Ой, Гино, ты, наверное, очень переживаешь? Ты же так старался быть хорошим инспектором! Ладно, не волнуйся так. В конце концов, родных у тебя нет и за их психопаспорта ты можешь не беспокоиться. Хочешь встретимся вечером? Посидим, выпьем." В ответ Гиноза просто бы послал его подальше и Когари тогда бы обиделся. И стал жаловаться на его склочный нрав Масаоке. А Масаока…

Масаока, наверное, как и Когами, тоже предпочел бы промолчать. С ним Гиноза тоже играл в молчанку, но все же эта игра отличалась от того молчания, что установилось между когда-то близкими друзьями. Возможно, потому что Масаока никогда не был его другом. Он вообще был ему никем, даже когда называл себя его отцом. И если бы психопаспорт Гинозы стал похож на его собственный, Масаока воспринял бы это со своим всегдашним безразличием. Впрочем, более чем вероятно, он стал бы относиться к нему лучше. Как к коллеге.

Яей? Вот она бы ему посочувствовала. Но в отличии от Когари, Яей не стала бы говорить о своем сочувствии вслух. Просто была бы рядом. А это так много, когда хоть кто-то есть рядом. Понимающий, сочувствующий и готовый помочь.

Так он думал раньше.

Но жизнь всегда вносит свои коррективы.

Когами исчез. Когари тоже пропал без вести на последнем задании и предположительно уже мертв. Масаока погиб, спасая его жизнь. А что касается Яей… Она не испытывает ни малейшего сочувствия к бывшему инспектору, который отвечал за своих подчиненных и не смог их уберечь.

Да, логика убийственная вещь.

Но жизнь еще убийственее.

Поступать правильно.

Час уже поздний, но спать не хочется. И, если уж на то пошло, то в последнее время ему вообще не хочется: ничего и никого. Разумеется, не желание влияет на цвет его психопаспорта, но к счастью или к сожалению, он уже не следователь и по этому поводу переживать не намерен.

– Гиноза-сан… Вы не спите?

– Нет.

– Я могу войти?

– Нет.

За дверью становится тихо. Но не надолго.

– Нам надо поговорить, Гиноза-сан. Позвольте мне войти.

– Хорошо. Заходите, госпожа следователь.

Дверь распахивается и Аканэ входит в комнату. Гиноза пытается сесть поудобнее, но при этом старательно избегает смотреть на свою… М-М… Гостью.

– Гиноза-сан, врач сообщил мне, что у вас снова изменились показатели психопаспорта.

– И что с того?

– Вы понимаете, что это значит?

– Конечно, понимаю, госпожа следователь.

– И вы… Ничего не намерены делать?

– А что я могу делать? – теперь он смотрит на нее. Не то удивленно, не то… Зло?

Аканэ отворачивается и отходит к окну. Сейчас она выглядит не так, как обычно. На ней узкая, короткая юбка, жакет, какой-то немыслимой расцветки и рубашка, отливающая золотом. "Скорей всего встречается с кем-то в городе", – думает Гиноза и от этой мысли у него почему-то болезненно перехватывает дыхание.

– В прошлый раз, когда вы ничего не сделали, Гиноза-сан, это плохо кончилось.

– В какой – прошлый раз?

– Два года назад. – она оборачивается к нему.

– Что?

– Почему вы тогда отказались от курса лечения? У вас была возможность остаться в обществе, но вы отказались… Почему?

Гиноза отводит глаза.

– Какой смысл говорить об этом сейчас? – говорит он нарочито равнодушным тоном. – Сколько уже времени прошло!

– Не так уж и много. – Аканэ смотрит на него. – И, похоже, сейчас вы поступаете так же.

– Я поступаю так, как считаю нужным. – он все же берет себя в руки. – Два года назад я принял решение, которое было единственно правильным. Я не мог тогда все бросить и уйти, только для того, что бы сохранить приемлемый уровень своего психопаспорта. В такой ситуации вы поступили бы так же. Верно?

– Да.

Какое-то время они молчат. Аканэ, по прежнему, стоит у окна, а он, по прежнему, сидит, вцепившись двумя руками в подлокотник дивана.

– Я понимаю, тогда это было единственным решением, – наконец произносит она. – Но – сейчас?

– Что – сейчас? Я – каратель и, само собой, уровень моего психопаспорта постоянно меняется. И, разумеется, не в лучшую сторону.

– Вы должны пройти курс лечения.

– Да, конечно, когда врач сочтет это необходимым. – он встает. – Я, полагаю, мы закончили? А то время позднее и вас ждут… в другом месте.

– Меня никто не ждет. – она подходит к нему.

– Но…

– Я пришла к вам.

Гиноза отступает на шаг.

– Вы не должны… Вы не можете… Это не… правильно.

– Не надо. – теперь Аканэ отводит взгляд и он впервые видит, как на ее лице проступает румянец. – Я поступаю так, как считаю нужным. А значит – я поступаю правильно… Гино.