– Именно. Только не от вас.
– Спасибо.
– Потому-то я, честно сказать, и просил вас прибыть сегодня. Я хочу кое-что продемонстрировать: вам, пожалуй, не мешает это знать. – Фаллада открыл ящик письменного стола и вынул оттуда небольшую жестяную коробку. Сняв крышку, поставил ее на стол. – Что это, по-вашему?
Карлсен, наклонившись, стал разглядывать. Какие-то малюсенькие красные шарики, размером с булавочную головку.
– Какие-нибудь подслушивающие устройства?
– Надо же, с первой попытки! – Фаллада рассмеялся. – Только с такими, я думаю, вы встречаетесь впервые. – Закрыв жестянку, он сунул ее себе в карман. – Ну что, вперед?
Небольшим коридорчиком они прошли в соседнюю комнату, и Фаллада включил свет. Тоже лаборатория, только размером поменьше. На длинных скамьях стояли клетки и аквариумы. В клетках жили кролики, хомяки и белые крысы. В аквариумах плавали серебристые карасики, угри, покоились осьминоги.
– То, что я собираюсь сейчас вам открыть, не известно никому за стенами этого заведения. Я знаю, что могу положиться на вашу ответственность. – Фаллада остановился перед клеткой с двумя кроликами. – Перед вами самец и самка. У самки сейчас период гона. – Протянув руку, Фаллада щелкнул выключателем. Сверху зеленоватым светом засветился монитор. Фаллада нажал на соседнюю кнопку, и по экрану поползли волнистые черные линии, напоминающие синусоиду прыгающего мяча.
– Это показатель «лямбда» самца. – Фаллада нажал на вторую кнопку; появилась еще одна линия, белая. Ее амплитуда вскоре перекрыла черную.
– Это показатель самки.
– Я не совсем понимаю. Что она показывает?
– Жизненное поле кроликов. Те красненькие шарики – микроскопические измерители «лямбды». Они не только измеряют интенсивность лямбда-поля у животных, но и пускают радиосигнал, который подхватывается и отображается на этом экране. Что, на ваш взгляд, можно сказать об этих двух сигналах?
Карлсен вгляделся в волнистые линии.
– Они, похоже, идут более-менее параллельно…
– Точно. Наблюдается эдакий любопытный контрапункт, вот здесь и здесь. – Фаллада указал, где. – Помните высказывание: «Два сердца бьются, как одно»? Оказывается, это не такое уж пустое двустишье.
– Давайте-ка еще разок, чтобы не было недопонимания, – предложил Карлсен. – Вы вживили эти малюсенькие красные «жучки» кроликам возле сердца, и теперь мы наблюдаем их сердцебиение, так?
– Нет-нет. Не сердцебиение, а пульсацию их жизненной силы. Эти зверьки, если можно так выразиться, живут сейчас душа в душу. Они могут чувствовать настроение друг друга.
– Телепатия?
– Да, в каком-то смысле. Теперь приглядитесь к этой крольчихе. – Он подошел к соседней клетке, где одиноко сидящий зверек с флегматичным видом грыз капустный лист. Фаллада включил над клеткой монитор. Появилась линия, но взлетов у синусоиды было меньше, да и те какие-то вялые. – Эта крольчиха предоставлена сама себе, и ей, вероятно, скучно.
– Иными словами, показатель «лямбда» у них возрастает соразмерно половому влечению?
– Совершенно верно. Вот вы спросили, возле сердца ли вживлены им измерители. Нет, они вживлены возле половых органов.
– Интересно! Фаллада улыбнулся.
– И даже более, чем вам кажется. Понимаете, – сказал он, выключая монитор, – при половом возбуждении у кроликов не только повышается жизненный тонус, но, как видите, начинают взаимодействовать их жизненные поля. И еще одна интересная деталь. В данный момент, как видите, у самца поле слабее, чем у самки. Это потому, что у самки гон. Но когда самец влезает на самку, его жизненное поле становится сильнее, чем у нее. И вершина синусоиды у самки как бы повинуется синусоиде самца, вместо того, чтобы наоборот. – Фаллада положил ладонь на руку Карлсену. – А теперь я покажу вам кое-что еще.
Он прошел в конец комнаты к скамье, сплошь уставленной аквариумами. Постучал по стенке одного из них. С каменистого дна всплыл небольшой осьминог – сантиметров пятидесяти в длину, и грациозно заскользил к поверхности, чуть кружась, словно завиток дыма.
– Если приглядеться внимательно, – указал Фаллада, – можно заметить место, куда вживлен измеритель. – Он включил над аквариумом монитор; появившаяся линия вилась неспешно, округло, без резких взлетов, наблюдаемых у кролика. Фаллада подвинулся к соседнему аквариуму.
– Здесь у нас мурена, одна из самых гнусных морских тварей. Средиземноморский спрут для нее – редкий деликатес.
Карлсен близко поглядел на дьявольскую образину, маячащую меж камней: в приоткрытой пасти виднелись острые, как иглы, зубья.
– Она не кормлена несколько дней. – Фаллада включил монитор. Синусоида мурены также была вялой, но размеренное движение слева направо предполагало запас силы. – Мурену я собираюсь пустить в аквариум с осьминогом, – сказал Фаллада.
– А надо? – поморщился Карлсен. – Может, лучше на словах? Я бы понял.
Фаллада хохотнул.
– Да я бы не прочь, но тогда многое ускользнет. – Он отодвинул засовчик на металлической крышке аквариума с осьминогом. – Спруты свободолюбивы и большие мастера в искусстве удирать. Потому-то приходится их держать в закрытых емкостях.
Он вынул из-под скамьи прозрачные клещи; они напоминали каминные щипцы, только ручки были длиннее. Погрузив в аквариум с муреной, он медленно завел их над ней и внезапно сомкнул. Вода взбурлила: хищница неистово забила хвостом, силясь укусить схватившие ее невидимые челюсти.
– Как хорошо, что это не моя рука, – заметил Карлсен. Фаллада проворно вынул рыбу из воды и перекинул в аквариум с осьминогом. Мурена стрелой метнулась вниз, в зеленую воду. Фаллада молча указал на монитор.
Там виднелись обе кривые: осьминога – все еще вялая, но усиленная тревогой – и мурены – скачущая зигзагами ярости.
– Смотрите на синусоиды, – сказал Фаллада Карлсену, во все глаза глядящему в аквариум.
Минут пять все, вроде бы, шло без изменений. Мурена блуждала вслепую среди взвеси ила и растительных частиц, поднятых со дна хвостом. Осьминога же и след простыл. Карлсен успел заметить, как тот скользнул между камнями. Мурена заплыла в дальний угол аквариума, очевидно, не догадываясь о его присутствии.
– Видите, что происходит?
Карлсен вгляделся в синусоиды. В их рисунке теперь намечалось определенное сходство. Само собой напрашивалось сравнение с музыкальным контрапунктом, где синусоиды – звукоряд. Синусоида осьминога ожила: кривая теперь дергалась отрывисто, ломано.
Мурена медленно, словно прогуливаясь, проплыла по аквариуму из конца в конец. Теперь сомнения не было: в рисунке синусоид стало намечаться сходство, примерно как у «ухаживающих» кроликов.
Неожиданно мурена метнулась в сторону, к трещине в камнях. Вода в аквариуме потемнела, словно от выброса чернил. Мурена ткнулась в стекло, на миг ее холодные неподвижные глаза вылупились на Карлсена. Из челюстей у нее торчал кусок осьминожьей плоти.
Карлсен снова посмотрел на монитор. У мурены синусоида взметнулась вверх; частые пики неслись вперед, будто волны разгулявшегося моря. А вот синусоида спрута полностью изменилась: волны пошли плавные, округлые.
– Он умирает? – спросил Карлсен.
– Нет, он лишился только кончика щупальца.
– Тогда что произошло?
– Не понимаю. Похоже, он смирился со своей участью. Чувствует, что ничего не сможет его спасти. Такой рисунок, по сути, характеризует удовольствие.
– Как?! Он что, наслаждается тем, что его едят?
– Не знаю. От мурены, подозреваю, исходит некая гипнотическая сила, повелевающая ему перестать сопротивляться. Но я, конечно, могу и ошибиться. Мой главный ассистент считает, что это проявление так называемого «транса смерти». Я как-то разговаривал с туземцем, который побывал в лапах тигра-людоеда. Он рассказал, что в преддверии неминуемой смерти испытывал какой-то странный покой. Тигра застрелили, и лишь тогда до человека дошло, что тот изорвал ему почти всю руку.
Мурена между тем набросилась на добычу с новой силой. На этот раз она вцепилась в осьминога, пытаясь, оторвать его от камня; тот прирос к нему всеми щупальцами. Мурена изготовилась, повернувшись вполоборота, и кинулась снова, метя на этот раз в голову. В воде снова заклубились чернила. Кривая осьминога на мониторе неожиданно взлетела вверх, поколебалась там и… исчезла. Кривая мурены пошла частыми зигзагами триумфа.
– Это показывает, – сказал Фаллада, – что мурена очень голодна. Иначе бы она поедала спрута потихоньку, щупальце за щупальцем, растянув удовольствие, может, даже на несколько дней. – Он отвернулся от аквариума. – Но самое интересное еще впереди.
– Боже ты мой, еще что-то?