Лев Толстой в зеркале психологии

– Почему?

– Рассказывать может только тот, кто знает достоверно, и тот, кто жив.

– Понятно. Иногда в человеке есть потенции, которые он мог бы употребить во благо людям, и употребляет, но оказывается, что внутренняя суть зачастую уходит от него.

– В таком положении оказался отец Сергий, когда он несколько недель жил с одной неотступною мыслью: хорошо ли он делал, подчиняясь тому положению, в которое он не столько сам стал, сколько поставили его архимандрит и игумен. Началось это после выздоровления четырнадцатилетнего мальчика. С тех пор, с каждым месяцем, неделей, днем Сергий чувствовал, как уничтожалась его внутренняя жизнь и заменялась внешней. Точно его выворачивали наружу. Сергий видел, что он был средством привлечения посетителей и жертвователей к монастырю, и что потому монастырские власти обставляли его такими условиями, в которых бы он мог быть наиболее полезен. Ему, например, не давали возможности трудиться. Для его удобства устроили дни, в которые он принимал. По мере того как он отдавался этой жизни, он чувствовал, как внутреннее переходило во внешнее, как иссякал в нем источник воды живой, как то, что он делал, он делал все больше и больше для людей, а не для Бога.

– Он страдал от этого?

– «Насколько то, что я делаю, для Бога и насколько для людей?» – вот вопрос, который постоянно мучил его, и на который он никогда не то что не мог, но не решался ответить себе. Он чувствовал в глубине души, что дьявол подменил всю его деятельность для Бога деятельностью для людей. Он чувствовал это по тому, что если раньше ему тяжело было, когда его отрывали от его уединения, то сейчас ему стало тяжело уединение. Он тяготился посетителями, уставал от них, но в глубине души радовался им, радовался тем восхвалениям, которыми окружали его.

– Но это не мешало людям принимать его помощь.

– Его считали угодником, таким, чья молитва исполнялась. Он отрекался от этого, но он в глубине души сам считал себя таким. И ему вдруг стало совестно своего тщеславия, и он стал опять молиться Богу: «Господи, царю небесный, утешителю, душе истины, приди и вселися в ны, и очисти ны от скверны, и спаси, блаже, души наши. Очисти от скверны славы людской, обуревающей меня», – повторил он и вспомнил, сколько раз он молился об этом и как тщетны были до сих пор в этом отношении его молитвы. Молитва его делала чудеса для других, но для себя он не мог выпросить у Бога освобождения от этой ничтожной страсти.

– Почему то, что он предлагал другим, не помогало ему самому?

– Есть разница – просить для других и просить для себя. К себе он был строг. Он спросил себя: любит ли он кого, любит ли Софью Ивановну, отца Серапиона, испытал ли он чувство любви ко всем этим лицам, бывшим у него нынче, к этому ученому юноше, с которым он так поучительно беседовал, заботясь только о том, чтобы показать ему свой ум и неотсталость от образования. Ему приятна, нужна любовь от них, но к ним любви он не чувствовал. Не было у него теперь любви, не было и смирения, не было и чистоты.

– Отцу Сергию во сне было послание найти свою старую знакомую, которая помогла бы ему.

– Так и вышло.

Он подумал: «Так вот что значил мой сон. Пашенька именно то, что я должен был быть и чем я не был. Я жил для людей под предлогом Бога, она живет для Бога, воображая, что она живет для людей. Да, одно доброе дело, чашка воды, поданная без мыслей о награде, дороже облагодетельствованных мною для людей. Но ведь была доля искреннего желания служить Богу?» — спрашивал он себя, и ответ был: «Да, но все это было загажено, заросло славой людской. Да, нет Бога для того, кто жил, как я, для славы людской. Буду искать его».

– Как он справился с соблазном?

– Перестал ждать благодарности. Если удавалось ему послужить людям или советом, или грамотой, или уговором ссорящихся, он не видел благодарности, потому что уходил. И понемногу Бог стал проявляться в нем.

– То есть, неважно, как люди отнесутся к тому, что им дают, будь то какая-то вещь, деньги или ценный совет?

– Да. Я говорил себе: не нужно добиваться того, чтобы они тебя поняли. Когда заводишь разговор о смерти, об уничтожении или неуничтожении, многие не понимают так же, как не понимают дети. И сколько таких людей! А ты разговариваешь с ними и огорчаешься, что они не соглашаются! Тут ужасно трудно установление такого отношения, чтобы не презирать, а любить их, как любишь животных, не требуя от них большего, чем требуешь от животных. Главное то, что многие из них сами разрушают это отношение, вступая в споры о том состоянии души, которое недоступно им. Относись к ним всегда с уважением, как к понимающим. Это тебе тяжело, больно, что они оскорбляют самое дорогое тебе. Терпи. Ты не знаешь, когда они проснутся. Может быть, сейчас, и ты, твои слова – то самое, что пробудит их.

– Наверное, они не понимают логики.

– Иногда видишь людей, которые могут служить, писать книги, производить художественные вещи, но не могут понимать самого главного: смысла жизни, и даже полагают, что этого совсем и не нужно. Какие-то духовные кастраты. И имя им легион. Я был окружен ими.

Потребность проявить, высказать то, что у человека на душе, приобщить другого к своему внутреннему миру, быть понятым, присуща героям Толстого в гипертрофированном виде. И обычное полувнимательное отношение в процессе общения заставляет их если не страдать, то, по крайней мере, обижаться. Николай Иртеньев замечает: «Должен, однако, сознаться, что мне было несколько неприятно то, что никто не обратил особенного внимания на мою кротость и добродетель».

– Качества, необходимые для разумной жизни, глубоко внутренни, они принадлежат даже не характеру, а особенностям мировосприятия. Но внешний контроль и оценка необходимы молодому человеку, потому что именно в этот период вырабатываются представления об идеале.

– Конечно, необходимы. Например, Николай Иртеньев в юности исповедуется священнику, приехавшему к ним в дом. Для Николая было важно вспомнить все грехи, чтобы освободиться от них. Он пробыл не более пяти минут в бабушкиной комнате, но вышел оттуда счастливым и, по его тогдашнему убеждению, совершенно чистым, нравственно переродившимся и новым человеком.

– И тут он совершил ошибку, думая, что простой человек, хоть и священник, в полной мере представляет Бога?

– Он забыл один грех и не покаялся в нем. Тогда он решил исповедоваться еще раз. Ему казалось, что теперь духовник, верно, думает, что такой прекрасной души молодого человека, как Николай, он никогда не встречал в жизни, да и не встретит, что даже и не бывает подобных. Николай в этом был убежден; и это убеждение произвело в нем чувство веселья такого рода, которое требовало того, чтобы кому-нибудь сообщить его.

– И когда сообщил…

– То был не понят. Поэтому пошел к причастию в каком-то странном положении торопливости мыслей и с совершенным недоверием к своим прекрасным наклонностям.

– Специфику взаимодействия внешнего и внутреннего вы увидели и в групповом поведении. Так описывается кутеж в повести «Юность»: «…в продолжение всего этого вечера я беспрестанно чувствовал, что я очень глупо делаю, притворяясь, будто бы мне очень весело»?

– Иногда человек вынужден действовать так, как требуют правила в обществе. Например, юноша, желая быть «человеком чести», требует дуэли, а сам чуть не плачет. Чем пристальнее следит за действиями человека общество, тем труднее ему оставаться самим собой.

Например, чувствуя, что он вместе с другими скачущими составляет центр, на который устремлены все глаза, Вронский в напряженном состоянии, в котором он обыкновенно становился медлителен и спокоен в движениях, подошел к своей лошади. А минутами позднее потерпел сокрушительное фиаско.

С. Г. Бочаров утверждает, что в романах Толстого сетка сюжетных взаимоотношений героев не есть прямая проекция вовне линий их внутреннего развития — последние не могут быть спроецированы, ибо они представляют особые миры со своими специфическими закономерностями, миры, бесконечно более широкие, чем внешние проявления действующих лиц, их видимая жизнь, миры, далеко не исчерпывающиеся и не покрывающиеся поступками. Связь психологического и сюжетного планов принимает характер опосредствованной, сложной, непрямой связи. Вернее, внутренние соотношения персонажей образуют особый, «внутренний» сюжет, обладающий своей собственной логикой, сюжет сплетения, пересечения, узловые точки линий которого далеко не прямо соответствуют сплетениям и пересечениям внешних судеб тех же персонажей в ходе действия.

Беседа 7. Вся красота жизни слагается из тени и света

– Характеры – ваша излюбленная психологическая тема. Вы считаете, что описание характера, его проявлений: в речи, невербальном общении, в результатах деятельности – главный признак настоящего писателя?

– Безусловно. Именно поэтому я критиковал Шекспира, что не чувствовал в его героях настоящих характеров, а только лишь типы, стороны добра и зла.

– Но вы сами предлагали множество типологий характеров?

– Предлагал. Любил я это дело.

– Что такое «характер»?

– Это особенное свойство человека в большей или меньшей степени любить одно и не любить другое. Под этим словом часто подразумевается особенность свойств каждого отдельного человека, образующаяся вследствие известных условий места и времени. Но это несправедливо. Основное свойство человека более или менее любить одно и не любить другое не происходит от пространственных и временных условий. Напротив, пространственные и временные условия действуют или не действуют на человека только потому, что человек, входя в мир, уже имеет весьма определенное свойство любить одно и не любить другое. Только от этого и происходит то, что люди, рожденные и воспитанные в совершенно одинаковых пространственных и временных условиях, представляют часто самую резкую противоположность своего внутреннего я.

– Как проявляется взаимосвязь между характером и интеллектом человека?

– По-разному. Например, есть люди с мелочными недостатками не настолько умные, чтобы их видеть. Есть такие, которые их видят, но которым недостает силы открыто в них сознаться. Есть и такие, которые их видят и сознаются в них. Эти люди не отстаивают своих недостатков и подшучивают над ними.

– Различаете ли вы людей по способностям?

– Способностям к какой-то деятельности или способностям к пониманию других людей? Например, есть люди, которые все разумное понимают быстро, всему изящному сочувствуют живо и все хорошее чувствуют, но которые в жизни не умны, не изящны и не добры. Отчего бы это? Или есть две способности: восприимчивости и воспроизведения – им недостает той способности, которую называют гением или талантом. Или, наконец, натуры слишком чистые, которые всегда слабы и апатичны, и потому их способности не развиты.

– А по старшинству?

– Есть два главных рода людей: старшие и младшие. Старшие богато одарены и ржавеют. Их любят, но они вредны – горбоносые. И есть меньшие, трудом выбивающиеся, оттого что чувствуют себя плохими, наш брат, курносые, нас не любят, но мы полезны.

– Есть ли среди ваших героев подобные типажи?

– Есть. Например, батальонный командир Болхов. Это тип бедного русского дворянского сына, выбравшего военную карьеру, как единственно возможную при своем образовании, и ставящего выше всего в мире свое офицерское звание, – тип простодушный и милый, несмотря на смешные неотъемлемые принадлежности: кисет, халат, гитару и щеточку для усов, с которыми мы привыкли воображать его.

– Отличаются ли женские и мужские склады характера?

– Конечно, причем, мужской склад характера встречается и у женщин, но очень редко, и наоборот. У людей мужского склада характера поступки вытекают из деятельности мысли и определяются ею. А у людей женского склада характера деятельность мысли направлена отчасти на достижение целей, поставленных чувством, отчасти же на оправдание поступков, вызванных чувством.

– Как определяется сила развития характеров?

– Нужно взять умственные силы человека – его числитель, и мнение его о себе – знаменатель. Чем выше дробь, тем сильнее характер.

– Но часто мы видим силу человека, имеющего огромное мнение о себе.