13.09

Она ближе или осталась на месте? Что она делала в чертовой куче? Каковы на вкус ее губы?

– Тебя зовут Анна?! – с остервенением спросил я.

Ее накачали наркотиками, вот она и предлагает кому ни попадя свое тело, образцовая шлюха, бедная девочка, соблазнительная малышка, несчастное дитя, рваное платье, кожа под ветхой тканью, стоп-стоп-стоп, эти губы, боже мой, эти губы!..

– Послушай, – захрипел я, пытаясь отлепить свое тело от кирпичей. – Просто ответь мне. Скажи «да» или «нет». Ты Анна? Твое имя Анна?

Застыл, боясь пропустить ответ. Где она? Рядом?

Она рядом?!

Свет вспорол темноту, принялся лихорадочно шарить по стенам, по куче тряпья, по голым изящным ногам, вновь по кирпичной стене, по ржавым всклокоченным волосам, по тонким пальцам и этим губам…

Паника не давала разуму проявить себя. Я видел лицо девушки, видел ее тело в рваном платье, но ничего больше. Ее образ заполнил сознание; стало плевать на ее имя, на то, что здесь делает и почему хочет меня. Круг света зафиксировал точеную женскую фигуру, извлек ее из темноты. И тут я осознал, что лихорадочно сравниваю незнакомку и… Софию! Наваждением передо мной предстали они обе: вот моя жена, а вот эта девушка. И я по пунктам разбираю каждую черточку лиц, каждый изгиб их тел… Показалось вдруг, что фигура стала ближе. Фигура пугала, сильно, по-животному необъяснимо. Я вскинул вверх руку, сжимающую фонарь, и яркая точка ударила в малахитовые глаза незнакомки.

– Стой на месте!

На лице ее не отразилось ни единой эмоции, ни единого признака боли.

– … постигни свою силу, Человек, не обрати ее себе во вред, так может быть лишь от любви к другому. Мир может спаян лишь железом, лишь и кровью, а мы попробуем спаять его любовью, а там посмотрим, что прочней…

Полные губы оставались сомкнутыми. Голос возник откуда-то из воздуха. С запозданием понял, что голос этот принадлежал мужчине. Тембр был сухим, неестественным, пропущенным через некое устройство. Кто-то решил добавить драматургии в наше представление, проявить, наконец, себя, сказать свое веское слово. Явился новый персонаж, возможно, самый главный в этой истории.

– Эй?.. – воскликнул я, уводя яркую точку с лица девушки под потолок. Повезло: почти тут же стали видны миниатюрная сфера видеокамеры и прямоугольник спикера, которые не замечал раньше. Ну, конечно. Все, что здесь происходило, сейчас и ранее, было видно и слышно кому-то очень любопытному.

– Прошу простить за вольность, – затрещал воздух под потолком. – Разумеется, это не совсем этично с моей стороны, но что поделать, так хочется иногда прикоснуться к прекрасному и совсем немного изменить его. Современники в выигрыше, а классики… Что ж, они просто не узнают об этом.

Лицо девушки по-прежнему оставалось невозмутимым, в чертах его застыла блаженная нега. Поэтические изыскания невидимого нам мужчины совершенно ее не тронули.

– Да ничего страшного, – разлепил я изрядно высохшие губы, собирая волю в кулак, тем не менее, не вполне улавливая смысл слов, прозвучавших из спикеров под потолком. – Вопросы безопасности не всегда деликатны, я понимаю.

– Безопасности? – треснуло сверху. – Да нет же. Я говорю о Тютчеве.

Я растерянно посмотрел на девушку, ища в ее силуэте неясную поддержку: но поза, фигура, взгляд были словно насмешкой над человеческой природой; ни движения мускул, ни эмоций; подобно скале, дикой и невыразимо прекрасной, девушка эта замерла в нескольких шагах от меня. Я все еще не знал ее имени, не знал, что надлежит делать дальше. Ощущение фантастической нелепости не покидало меня, преследовало с тех пор, как раздался звонок посреди ночи.

За спиной возникло движение. С коротким щелчком отворилась невидимая дверь. Я ощутил на себе взгляд чьих-то внимательных глаз. С потолка хрустнуло:

– Прошу сохранять спокойствие. Не откажите в удовольствии побеседовать с вами.

Прежде чем я успел хоть что-то ответить, в спину мне уперся некий тупой предмет, и другой голос, знакомый уже баритон, произнес сухо:

– Не дергайся. Погаси фонарь и передай его мне. Просто медленно подними руку.

Я надавил на кнопку и все, что было вокруг, исчезло. Порыв «дернуться» возник на секунду и тут же угас. Что я противопоставлю этому панку с разноцветными зенками в кромешной тьме? Он без сомнения вооружен, крепче и опытнее, это его территория. Вступать в открытый конфликт с местными последняя глупость. Задача была и есть найти девушку по имени Анна, уговорить ее покинуть трущобы. Кто стоит напротив в кромешной тьме: нужная мне «заблудшая душа» или же просто случайная падшая женщина? Но ведь священник точно сказал: «она там будет одна такая…».

– Фонарь, – баритон перешел в угрожающий бас. Едва я поднял правую руку над головой, невидимый панк выхватил небольшую вещицу коротким выверенным движением. Он сделал шаг или два назад; давление сквозь ткань пальто исчезло.

– Выходи. Иди на мой голос. И не дури.

Внезапно я ощутил чье-то легкое, но настойчивое прикосновение в области паха. Так проверяют зрелость плодов на сливовом дереве. От неожиданности я покрылся мерзким холодным потом.

– Я хочу тебя.

Тихий женский голос обволок бархатной негой, пропел прямо в лицо. Я остолбенел, и где-то в темноте громко расхохотался панк, скидывая с себя образ хладнокровного профессионала:

– Ахахаха! Прелестно, сука, просто прелестно! Ха-ха-ха! Каков мачо! У Анны за этим не заржавеет!

– Анна? – прошептал я громко. Судорожно, на ощупь, будто слепой, растопырив обе пятерни, протянул вперед руки и тут же почувствовал тяжесть девичьего тела, его упругую реальность. Отпрянул, сорвал перчатки с обеих рук, вновь прикоснулся – обнаженной кожей к плоти, спрятанной под рваной тканью платья; плоть живая, горячая, зовущая к себе, неотвратимая. В голове запульсировал тяжелый шум, сквозь который донесся обрывок чьей-то фразы:

– …слов не понимаешь?!

Бам! – в меня врезался поезд: я отлетел на несколько метров, каким-то чудом сохраняя равновесие, припал на колено, оцарапывая о каменный грубый пол ладони; сквозь тянущую боль все еще ощущался жар ее тела.

– Бабу живую не видел?! Еще раз до нее дотронешься, переломаю все твои сальные пальцы, понял меня?!

Посмотрел в темноту, туда, откуда отлетел только что. На миг показалось, что могу различить там два чернильно-синих пятна. Но и они различали меня, и, ручаюсь, им я был виден так же хорошо, как при свете дня.

– Погоди-ка… Что это у тебя? Кольцо?..

Одно из пятен дернулось, слилось со вторым, исчезло. Я вскочил на ноги так быстро как мог, но, к моему изумлению, темнота схватила меня за правую руку, потрясая ей точно захваченным вражеским флагом, торжествующе и с остервенением.

– Да ты кто вообще такой?

Бас рявкнул в самое ухо, пол ушел из-под ног, тело мое поволокли прочь; рука была зажата в тиски, заведена за спину.

– Ну-ка. Давай вниз.

Заскрипели доски. Мы действительно стали спускаться. Проклятый панк не ослаблял хватку, заставляя меня сгорбленной химерой быстро-быстро перебирать ногами. Где-то позади нас осталась девушка по имени Анна, полная услужливой похоти и обольщения.

…Разум ее опьянен ядом, тело развращено грехом, а душа…

На миг перестал видеть саму темноту, а еще через миг различил вертикальные полосы зеленоватого света; полосы расширились, превращаясь в сплошное неяркое зарево. Меня подтолкнули вперед, на этот раз как будто даже вежливо, вроде как приглашая, выпуская, наконец, онемевшую руку из плена. Навстречу ринулся поток причудливого серо-зеленого тумана, пронизанный сладковатым запахом марихуаны, терпким амбре алкоголя и густой вонью животного. Смесь атаковала меня, и я пошатнулся в новых декорациях. Мы оказались в просторном зале, облицованном графитовыми матовыми плитами, испещренные влажными подтеками и брызгами. Под угольным потолком проносились яркие зеленые лучи лазера, разрезающие мутную атмосферу. В центре медленно вращался зеркальный диско-шар, кидая во все стороны разноцветные сполохи. Посреди зала громоздилась круглая невысокая сцена, из центра которой к самому потолку устремлялся блестящий металлический шест-пилон, за сценой чернели внушающих размеров колонки. Настоящим украшением этого места оказалась шикарная барная стойка с высокими табуретами; поодаль замерла пара бильярдных столов для игры в пирамиду[22 - Пирамида (т.н. «Русский бильярд») – разновидность лузного бильярда; сформирована как отдельная разновидность бильярда примерно с 18 века в России и здесь же получила наибольшее распространение] с включенным над полотнами сочного зеленого цвета освещением, и огромных размеров кровать в виде сердца; по периметру в углах потолка притаились глазки видеокамер. Всюду витал густой дым вперемешку с медленно трассирующими змейками наркотического тумана. Все это меньше всего напоминало притон нечестивых панков; скорее место это было похоже на элитарный ночной клуб с правом входа по членским картам.

Панк появился передо мной как чертик из табакерки, окидывая презрительным, но настороженным взглядом. Безумного цвета глаза сверлили меня любопытством. В правой руке панк сжимал небольшой пистолет, отливающий вороненой тяжестью. Опасность, исходящая от него, теперь была более чем явной, не скрытая темнотой.

– Пиво будешь? – вдруг спросил он.

Я ошарашенно уставился на него и он, откровенно забавляясь моей реакцией, развязно и громко рассмеялся. Пирсинг на губах покрылся капельками слюны, превращая рот смеющегося в блестящую новогоднюю игрушку.

– Мне советовали попробовать ваш крафт, – негромко произнес я, не отводя взгляд с оружия в руке здоровяка. – Есть что-нибудь вроде имперского стаута? Сусла погуще, пены поменьше.

– Эстетствуешь? – ухмыльнулся панк. – Молодец. Имперские амбиции, значит, ну-ну.

Не убирая ухмылку с лица, он не спеша направился в сторону бара. Остановился, обронил:

– Что стоишь, догоняй.

Выразительно глянул мне в глаза, потом на оружие. Я кивнул и направился за ним.