Брут (мрачно): Кредит закрывается.
Бандерес: Ты что, смеешься?.. Это еще почему?
Брут: Потому. (Скрывается за стойкой и почти сразу появляется вновь). Если бы ты видел счета, которые я сегодня получил, то не спрашивал бы.
Бандерес: А при чем здесь счета, Брут? Я ведь прошу у тебя только бутылочку кальвадоса, а не счета.
Николсен и Розенберг негромко хихикают.
Брут (повышая голос): Кредит закрыт.
Вербицкий: Когда у нашего Брута случаются приступы жадности, это значит надо ждать перемены погоды.
Брут молча показывает ему большой палец руки.
(Морщась). Фу, Брут… И где вы только набрались этих прискорбных манер? (Прячется от Брута за открытой газетой).
Розенберг: Налей ему, Брут. Он хорошо сегодня играл.
Николсен: Не то слово.
Какое-то время Брут молча смотрит на Розенберга, затем повернувшись, снимает с полки бутылку кальвадоса и так же молча ставит ее на стойку бара вместе со стаканом.
Бандерес: Кредит возвращается.
Брут: Проваливай.
Бандерес (взяв бутылку и стакан, идет и садится за дальний столик, проходя мимо Осипа): Пойдем, выпьем.
Осип (раскладывая карты): Потом.
Брут: Вы еще меня вспомните, когда меня закроют за неуплату аренды, и вы будете сидеть в грязной забегаловке старого Перегринуса и давиться дешевым портвейном, который он разбавляет водопроводной водой!.. (Подошедшему Николсену). Что вам, господин Николсен?
Николсен: Пока вас еще не закрыли, налейте мне немного виски, господин Брут. (Поспешно). За наличные, разумеется. (Бросает на поверхность стойки несколько монет).
Брут молча наливает.
Спасибо. (Взяв стакан, медленно идет по сцене и затем останавливается у окна, глядя на догорающий закат). Солнце село.
Пауза.
(Отвернувшись от окна). Вы даже представить себе не можете, господа, как вам повезло, что вы живете здесь, вдали от большего города… Ни машин, ни полиции, ни галдящих толп. Когда я встаю утром и вижу над городом черное облако смога и слышу, как внизу гудят и громыхают тысячи машин, то мне кажется, что я попал в ад. А тут у вас море, песок, солнце… (Отойдя от окна, вновь медленно идет по сцене).
Пауза.
(Остановившись возле висящей на стене шарманки). Какая прелесть!.. Смотрю, и все никак не могу налюбоваться… Вы позволите, господин Брут?
Брут: Если вы еще держитесь на ногах и не роняете на пол вещи, то сделайте одолжение.
Николсен (поставив на стол стакан и аккуратносняв шарманку со стены): Какая прекрасная работа… (Рассматривая шарманку). Могу поспорить, что она расписана настоящим мастером… Звери, ангелы, люди… Между прочим, в позапрошлом году я был в музее шарманок во Франкфурте и могу засвидетельствовать, что ваша шарманка ничуть не хуже тех, которые я там видел. К тому же она очень старая, сколько я могу судить. Может быть, она даже ровесница Моцарта. Кто знает. Вы не думали об этом, господин Брут? (Вешает шарманку на плечо).
Брут: Знающие люди говорили мне, что она стоит кучу денег.
Николсен: Можете даже не сомневаться. Целую кучу… Откуда она у вас?
Брут: Вы не поверите. Кто-то взял и оставил ее в позапрошлом году на подоконнике. Наверное, кто-нибудь из туристов.
Николсен: Невероятно… И вы не пробовали разыскать ее хозяина?
Брут: Если я начну разыскивать всех ротозеев, которые оставляют у меня свои вещи, у меня не останется времени ни на что другое.
Розенберг: Между прочим, наш пастор умудрился раскопать про эту шарманку кое-что любопытное. Какую-то смешную легенду, из которой следует, что конец света начнется тогда, когда эта шарманка заиграет сама по себе, то есть без помощи человеческих рук…(Быстро достает из заднего кармана брюк кипу и надевает ее). Конечно, это только легенда и притом не слишком точная, потому что все евреи знают, что конец света начнется тогда, когда Машиах заиграет на своей флейте, а вовсе не на какой-то глупой шарманке, которая висит где-то на краю света, в каком-то никому не известном кафе, у которого нет даже своего имени. Но, тем не менее, эта история кажется мне довольно любопытной… (Снимая кипу и вновь пряча ее в задний карман). Впрочем, все подробности вы можете узнать у самого господина пастора.
Николсен: Я непременно так и сделаю, господин Розенберг. (Осторожно поворачивает ручку шарманки).
Шарманка играет. Пауза.
Николсен: Даю руку на отсечение, что это Моцарт.
Брут: Возможно.
Николсен: Я почти уверен. Только не могу вспомнить, что именно. (Напевая, играет).
Эпизод 6
По винтовой лестнице спускается Тереза.
Тереза: Кто это тут играет на нашей шарманке?.. Это вы, господин Николсен?
Николсен: Это я, мадемуазель. (Играет).
Тереза (спустившись): Вот твои счета, папа. (Николсену). У вас хорошо получается.
Николсен (играя): Я стараюсь, мадемуазель.
Брут (листая счета): Все в порядке?
Тереза: (глядя на Осипа, занятого картами). Да, папа.
Брут: Ты уверена?
Тереза (продолжая смотреть на Осипа, негромко): Да, папа… (Осипу). Ты принес мне книги?
Осип молча показывает на стопку книг, лежащую на стойке.
(Дотронувшись до стопки, но не взяв ее в руки). Спасибо.
Николсен (перестав играть, снимает с плеча шарманку и вешает ее на стену): Бесподобно. (Садится за один из свободных столиков и достает блокнот).