Дом Иова. Пьесы для чтения

Вербицкий (из-за газеты): Лично я, например, ничего выдавить из себя не пытаюсь.

Осип: Неправда… Любой человек, если он не окончательная скотина, всегда хочет что-то сказать и при этом, что-то очень важное.

Вербицкий (Розенбергу): Кажется, это он опять про меня.

Осип: Может, это и в самом деле смешно, господин Вербицкий, но у меня в последнее время такое чувство, как будто нас специально собрали тут на несколько часов, для того, чтобы мы смогли, наконец, открыть рот и сказать что-нибудь стоящее, что-нибудь важное, пока еще не погас свет и нас не попросили убираться отсюда восвояси, как это бывает в нашем парке, когда сторож выгоняет посетителей, потому что пришло время закрываться…

Вербицкий: Я и не знал, что ты умеешь так красиво говорить, Осип… Если бы только не эти твои ужасные фантазии, про которые не знаешь, что и думать.

Осип: По-вашему, это фантазии? (Быстро поднявшись, идет к вешалке и достает из кармана своей куртки сумочку для документов). Тогда вам, наверное, будет интересно посмотреть вот на это… (Достает из сумочки небольшую бумажку). Пожалуйста.

Вербицкий: Что это?

Осип: Театральный билет… Я нашел его в прошлом году на берегу моря… А вот еще один… Ряд десятый, место девятнадцать.

Розенберг: Но у нас, слава Богу, нет никакого театра. (Подходит ближе). Любопытно… Наверное, это намусорил кто-нибудь из туристов.

Вербицкий: Наверняка.

Осип: По-вашему, туристы таскают с собой прошлогодние театральные билеты?.. (Достает из сумочки гардеробный номерок). А это, по-вашему, тоже фантазии?

Вербицкий: Что это?

Осип: Гардеробный номерок. Номер сто. (Достает еще один номерок). А этот номер восемьдесят два… Вы где-нибудь видели у нас гардеробные номерки?

Вербицкий молча вертит в руках номерки, потом передает и Розенбергу. Короткая пауза.

А как вам понравится вот это? (Достает из сумочки сложенную бумажку). Это театральная программка. Тут правда, ничего не разберешь, но зато посмотрите на число. 25 декабря… Много у нас тут бывает туристов на Рождество и Новый год?..

Электричество мигает.

(Сквозь зубы) Чертова подстанция… Между прочим, я нашел за последний год три номерка, два театральных бинокля, несколько программок… Обрывок какой-то партитуры. И еще две контрамарки на откидные места.

Розенберг: Сочувствую.

Вербицкий: Интересно, а почему, например, я никогда и ничего такого не нахожу?.. (Почти сердито). А я могу вам объяснить, почему… Потому что я прихожу домой, ставлю чайник, включаю телевизор, а за окном садится солнце, и ветер шевелит занавески, и никто в целом свете не докажет мне, что я играю в каком-то дурацком спектакле, потому что все мы прекрасно знаем, что если мы где и играем, то только в пьесе, которую написал известный драматург по имени Господь Бог, а не какой-нибудь провинциальный неудачник, который собирался осчастливить человечество, а в результате не смог заработать себе даже на приличные штаны!

Осип: Да вы счастливый человек, господин Вербицкий… А вот когда прихожу домой я, то меня начинает колотить страх, что сейчас в темноте начнут медленно загораться лампы, и я услышу шум закрывающегося занавеса и первые аплодисменты…

Электричество мигает.

Иногда я просыпаюсь ночью от того, что слышу звонок, который торопит зрителей занимать свои места и тогда я думаю спросонок, что перед тем, как выйти на сцену, мне неплохо было бы хотя бы сполоснуть лицо… А иногда вечером, когда ветер стихает, я могу поклясться, что где-то недалеко раздаются аплодисменты; знаете, иногда даже целая буря аплодисментов, которые с каждым разом становятся все громче… Вы никогда ничего такого не слышали, господин Розенберг?

Розенберг: Конечно, все это совершеннейшая чепуха, но должен признаться, что иногда, когда я прогуливаюсь по пляжу, мне тоже кажется, что я слышу что-то очень похожее на то, о чем ты говоришь.

Вербицкий: Я всегда говорил, что сумасшествие заразительно.

Розенберг: Кроме того, я тоже нашел однажды гардеробный номерок… (Расстегивая рубашку и доставая висящий на цепочке номерок). Видите?.. Я ношу его на шее черт знает зачем, как будто это какой-то талисман, который сможет мне помочь в трудную минуту… Вот. Номер пятнадцать…

Мигает и потом перестает мигать электричество.

Следователь (оторвавшись от своих бумаг): Вы меня извините, господа, но у меня почему-то сложилось такое впечатление, что вы здесь все немного тронулись умом. У вас, наверное, климат к этому располагает.

Небольшая пауза.

Розенберг (задумчиво): А может и климат…

Короткая пауза

Эпизод 22

Бандерес (появляясь в дверях): Партия!

Брут (появляясь вслед за Бандересом): Партия!.. Если кого-то это может утешить, то я проиграл Бандересу три литра пива.

Розенберг: И как же ты теперь это переживешь?

Брут: Стоически.

Николсен (появляясь из бильярдной): Господин Брут сражался как лев… Но обстоятельства оказались сильнее. (Садится за свободный столик).

Свет мигает.

Брут: Чертова подстанция.

Осип (Бандересу, тасуя карты): Сыграем?

Бандерес: С тобой? (Смеется). Хочешь, чтобы я ушел отсюда голым?.. (Садится напротив Осипа). Ладно, раздавай.

Осип раздает карты. Пауза, в завершение которой свет мигает и гаснет. Сцена погружается в темноту.

Бандерес: Ну, что это такое…

Брут: Господи, опять…Александра!.. Неси свечи… (Кричит). Александра! (Глухо). Чертова подстанция…

Розенберг (глядя в окно): Фонари тоже не горят.

Вербицкий: Надо звонить.

Брут: Телефон не работает.

Вербицкий: Говорят, есть такие телефоны, которые работают без всяких проводов.

Брут: И такие машины, которые ездят без колес. (Кричит). Александра!..

Появляется Александра с двумя горящими свечами.

Брут: Давай сюда. (Взяв у Александры огонь, зажигает от него свечу на стойке бара, затем еще одну на столе). Зажги еще вон те, на столе…