Вербицкий: Тебе что ли, легче будет, если я буду молчать?.. Ну, пожалуйста. Молчу.
Осип (негромко); Взял.
Бандерес (негромко): Пас.
Осип: Перебор.
В помещении раздается тихий стон.
Вербицкий: Что это? (Оглядываясь). Это опять ты, Розенберг?
Розенберг: Кто-то, кажется, обещал молчать.
Вербицкий: Ты что, не слышишь?.. Кто-то стонет.
Николсен: Кажется, я тоже слышал.
Стон повторяется.
Вербицкий: Господи, да это же пастор!.. (Вскочив со стула). Он жив!
Розенберг: Господин следователь сказал, что нет.
Следователь: Ну-ка, ну-ка… (Подойдя к лежащему). Господин пастор… Вы меня слышите?
Пастор негромко стонет.
Вербицкий: Слышите? Он жив!
Следователь: Господин пастор!..
Пастор стонет
(Стягивая с лица Пастора простыню). Похоже, что в самом деле…
Николсен: Вот это номер!
Брут (слабо): Не может быть… (Поднявшись со стула, подходит к лежащему.) Дай мне стул, Розенберг…
Розенберг быстро подвигает Бруту стул. Тот почти падает на него. Пастор стонет.
Следователь: Дайте-ка, я проверю пульс.
Бандерес (продолжая играть): Ничего себе пистон… Выходит, ты промазал, Брут?
Брут (слабым голосом): Уйди к черту, идиот…
Бандерес: С такого расстояния не попадет только слепой.
Вербицкий: Бандерес!.. Попридержи, пожалуйста, свой язык.
Бандерес: А что я такое сказал? (Осипу). Ты видел?.. Промазать с такого расстояния…
Осип: Бывает. (Швыряя на стол карту). Пас.
Теперь до конца 27 эпизода, Бандерес и Осип будут играть в карты, негромко перебрасываясь карточными терминами "пас", "принял", "перебор", "пропустил" и прочее.
Следователь: Пульс вполне сносный.
Розенберг: А вы что нам говорили пять минут назад?
Следователь: Я не доктор, господин Розенберг. (Понизив голос). Скажите лучше спасибо, что он вообще жив, этот ваш пастор, который зачем-то разгуливает по ночам, завернувшись в простыню! (Пастору). Как вы себя чувствуете, святой отец?.. (Зовет). Господин пастор… (Неумело машет перед лицом лежащего рукой).
Пастор (хрипло): Где я?
Розенберг (в полголоса): Можно смело поручиться, что не в Раю.
Вербицкий: Розенберг!.. (Пастору). Вы снова с нами, святой отец. В кругу друзей…
Розенберг (вполголоса): Чертов лицемер.
Неожиданно громко всхлипнув, Брут плачет, вытирая слезы рукой.
Розенберг: Что это с тобой, Брутик?.. Слава Богу, все позади, никто не умер, все живы… Ну, перестань, перестань…
Брут: Сейчас пройдет… (Плачет).
Николсен: Это он от радости. Такое случается.
Пастор: Кто это плачет?
Розенберг: Это наш Брутик плачет.
Пастор: Брутик? (Протягиваяруку). Помогите мне сесть.
Вербицкий и Следователь помогают Пастору подняться и сесть на пол.
(Медленно стягивая с себя простыню). Все так и плывет… Не могу утверждать с уверенностью, но кажется, мне привиделась молния Господня, которая ударила меня в грудь… Что это было?
Розенберг: Ничего особенного, святой отец. Просто нашему Брутику вздумалось открыть охоту на служителей культа, и тут вы ему как раз и попались под горячую руку… Бах! Прямо из револьвера.
Вербицкий: Розенберг!
Пастор: Выходит, это была не молния Господня?
Розенберг: Ну, это с какой стороны посмотреть.
Пастор: Но зачем? Зачем?