Дом Иова. Пьесы для чтения

Брут (сквозь зубы): Скотина. (Повернувшись, возвращается за стойку бара).

Эпизод 27

Розенберг: Ушел?

Брут: Как видишь. (Швыряет простыню за стойку, негромко, сквозь зубы). Скотина…

Николсен: Жаль, господин Брут, вы не слышали, как господин пастор рассказал нам про хохочущие Небеса.

Брут (поставив на стойку огромный стакан): А вы больше слушайте все эти глупости, господин корреспондент. (Наливая себе полный стакан виски). Если бы вы жили здесь, то слушали бы этот бред не реже одного раза в неделю, как слушаем его мы. (Медленно пьет, вызывая восхищение Николсена).

Небольшая пауза.

Николсен: О-о…

Вербицкий (укоризненно): Брут!..

Брут (ставя на стойку пустой стакан): Плевать.

Вербицкий: Скажи это своей печени.

Николсен: Да вы просто герой, господин Брут!

Брут: Глупости, господин корреспондент… По-вашему, если человек выпивает полпинты виски, чтобы поправить свое настроение, то он уже герой?.. А я думаю, что герой – это тот, кто плевать хотел на все эти выдумки про призраков и про хохочущие Небеса, потому что он хорошо знает, что надо доверять не церковным крысам, а своим собственным глазам, которые видят все так, как есть, в чем, черт возьми, можно легко убедиться, стоит только открыть их и посмотреть вокруг… (Выходя из-за стойки). А разве нет? (Показывая пальцем). Вон, Розенберг. А вон Гонзалес. Вон море. А там – бильярдная, белые шары и зеленое сукно… Все просто, все понятно, все достоверно. Чтобы быть героем, надо только научиться говорит «нет» своим собственным фантазиям, чтобы самому случайно не поверить в какую-нибудь глупость, вроде того, например, что Иерусалим самый красивый город в мире…

Розенберг (не отрываясь от шахматной доски): Кто это тебе сказал?

Брут: Зибельман, когда мы прощались… Старый козел расписывал этот Иерусалим так, словно построил его собственными руками. А откуда мне знать, есть ли он действительно или все это одни только выдумки, и никакого Иерусалима на самом деле нет, и никогда не было?.. Тем более что я могу спросить – зачем мне вообще забивать себе голову этим Иерусалимом, если до него не добраться даже в самом глубоком сне?.. Зачем он мне, если независимо от того, есть он или нет, я все равно буду каждый день смотреть не на него, а на это море и на этот булыжник, который положен почти триста лет назад и сомневаться в котором у меня, слава Богу, нет никаких оснований?..

С улицы вновь раздается вой собаки.

(Злобно). Грязная тварь!.. Бутылку первоклассного коньяка тому, кто утопит эту чертову шавку!

Розенберг: Оставь, собачку в покое, Брут. Она воет, потому что ей одиноко.

Брут: Так пойди и составь ей компанию!

Николсен (негромко, Бруту): Вы это серьезно?.. Насчет коньяка?

Следователь (поднимаясь из-за своего стола, решительно): Знаете что, господин Брут?.. Налейте-ка мне, пожалуйста, тоже чего-нибудь согревающего.

Брут возвращается за стойку.

Розенберг: И мне тоже.

Николсен: С вашего позволения и мне, господин Брут.

Брут наливает.

Вербицкий (оторвавшись от газеты): Между прочим, в Японии одна женщина родила четверых близнецов… Четыре близнеца – и все японцы. Представляю, какой шум они подняли… (Бруту). Налей-ка мне тоже чего-нибудь покрепче.

Брут: Вы что, сговорились? (Наливает).

Короткая пауза.

Следователь: Не хотелось бы вас огорчать, господа, но, похоже, что призрак вашего горячо любимого Дональда так и не появился.

Брут: Мы заметили.

Следователь: Тогда будьте здоровы. (Пьет, после чего возвращается за свой столик).

Небольшая пауза.

Бандерес (швыряя на стол карты): Все, все, все… Когда я с тобой играю, то мне кажется, что я сижу тут совершенно голый и даже без трусов… Пойду лучше погоняю шары. (Уходит в бильярдную).

Пожав плечами, Осип тасует и раскладывает карты.

Одновременно на верхней площадке лестницы появляется Тереза. Медленно спускается вниз. Пауза.

Эпизод 28

Тереза (спустившись): Все, как и прежде… Господин Вербицкий, господин Розенберг, господин следователь....

Розенберг: Добрый вечер, мадемуазель.

Тереза (подходя): Добрый вечер, господин Розенберг… Не притворяйтесь, что вы не помните, что мы здоровались с вами сегодня уже четыре раза… (Бруту). Все хорошо, папа?.. Надеюсь, ты больше никого не застрелил?

Брут: Было бы лучше, если бы застрелил.

Тереза: Какой ты у нас сегодня нервный, просто ужас… А вот мне приснился сейчас смешной сон…. (Смеется). Господи, какая ерунда!.. Мне приснилось, что господин Вербицкий прочитал в своей газете, что какая-то женщина в Японии родила четверых близнецов, а господин следователь сказал, что родить четырех японских близнецов – это дело чести каждого патриота, который любит свою родину…

Следователь: Я уверен, что я ничего подобного не говорил, мадемуазель.

Тереза: Нет, вы говорили, но только во сне.

Розенберг: И давно вы видите вещие сны, мадемуазель?

Тереза: По-вашему, этот сон вещий?

Розенберг: Самым натуральным образом. (Вербицкому). Покажи-ка мадемуазель газету, Вербицкий.

Вербицкий (протягивая Терезе газету): Вот здесь.

Короткая пауза. Тереза читает заметку.

Тереза (отдавая газету): Как странно.

Розенберг: Не правда ли, мадемуазель?.. А я всегда говорил – что бы там не утверждала наука, мы все равно живем в мире, полном загадок… Возьмите хотя бы меня… Вот уже несколько дней у меня в голове вертятся какие-то глупые стихи, которые я не только никогда не учил, но даже никогда не читал…Неплохо, правда?.. Однажды утром ты просыпаешься и вдруг находишь в собственной голове какие-то сомнительные вирши, о которых не знаешь даже, как они туда попали. Но при этом они распирают тебя изнутри и требуют, чтобы ты немедленно открыл рот и прочитал их так, словно ты только на это и годишься.