Кара Булганака. Роман

– Место нам досталось, конечно, очень необычное, – задумывается Елкин, – в плане скрытности понятно и все надежно. И снаряды не пробивают, и нас не разглядишь и не найдешь, как ни старайся…

Но сами условия обитания здесь… Холод, пронизывающий до костей, в шинелях мерзнем! Тьма как болото утягивающее, брошенные подземные выработки, растянутые на десятки километров! Как будем контролировать такую громадную площадь? Нас не так много…

– Страхом… – улыбается Светлосанов, – Фашисты не знают, сколько нас и где мы конкретно находимся. Тьма и каменный лабиринт наши союзники, а не враги!

Мы как призраки, будем появляться, и растворяться во мраке. И где мы возникнем в следующий раз, предугадать невозможно. А по площади катакомб поставим посты на пересечении главных узлов галерей… И пусть попробуют нас взять! Мы везде – за каждым неприметным камнем, в каждой скользящей тени, в каждом темном углу… Им никаких сил не хватит! Простое оружие здесь уже бесполезно. Тут другая схватка разворачивается…

– Лейтенант прав, Михаил Викентьевич! – замечает Гогитидзе, – Людям непросто будет в таких подземных условиях. Это не казарма и не окоп, где вся привычно и понятно. Солнца нет. Воздух спертый, тяжелый… Холод опять же, постоянная темнота. Здесь особый подход нужен. Не каждый к этому готов! Я буду с солдатами лично беседовать. Укреплять и оттачивать их дух и волю! Чтоб выдержали все подземные испытания.

– Все правильно. Дело говоришь, Валериан Сафронович! – поддерживает Светлосанов, – Без внутренней силы и убежденности любое оружие – хлипкая деревяшка или железка. Сердца надо зажигать, чтоб полыхали как ночной пожар!

– Не сомневайся, командир! – воодушевляется Гогитидзе, – Зажжем… Будут так гореть, что в этой тьме катакомб станет светло как днем! Кровь в жилах будет огнем неистовым полыхать, глаза молниями сверкать, воля как горы к небесам поднимется! Победа будет за нами!

– Мы все ушли сюда, – добавляет Гегечкори, – в каменную пропасть осознанно… Сделав свой выбор! И других вариантов для нас больше нет. Кто хотел – тот сбежал к проливу, как трусливый шакал… А мы будем сражаться, сколько сил хватит!

– Я уверен в нашем дивизионе, – заключает Гогитидзе, – но свою комиссарскую работу буду проводить еще интенсивней и глубже… Каждый может оступиться или поддаться слабости. Наш бой непростой и тяжелый. Я должен быть рядом.

– А насчет огня… – усмехается Елкин, – Мы тут уже пошалили слегка! Ночью, ближе к утру, когда немец дрыхнет, выкатили наших красавиц спаренных пулеметных, добавили ракет, сигналок – их целые ящики остались и задали жару! Пулеметные очереди как змеи прошивают всю степь… Ракеты вспыхивают везде – небо полыхает, как будто целый полк в тылу у фрицев высадился! Мы еще сирены – с десяток ручных «ревунов» включили, вот так потеха началась! Акустика в скалах знатная. Натурально атака с воздуха! Вот получился праздник и фантастическая иллюминация! Нашим бывшим царицам такое и не снилось! Фейерверк неописуемый! Фашист в окопах аж подпрыгнул… Ополоумел! Понять не может, что к чему. Умора! Настоящее Светопредставление… Пока они челюстями щелкали, наблюдая воздушные узоры, и выискивая в темноте неба наши самолеты, мы с флангов зашли и знатно их потрепали! Пока мы в окопах пехоту долбили, их прожектора небо режут туда-сюда, зенитки просто захлебывались, расстреливая пустое пространство. А мы их во мраке ночном тихо давим, как паразитов несносных. Славно прогулялись!

А потом, только мы скрылись, они вдогонку свою какофонию минометную включили! Будто землетрясение началось! А нас уже не достать. Они только вход обвалили и все…

– Кончились у них спокойные дни! – довольно сияет Гогитидзе, – Спать мы им теперь точно не дадим! Они это уже уяснили – сами уже на взводе… По ночам палят с перепугу от каждого шороха или просто от нервов. Знают, псы нацистские, чем для них южная ночь может обернуться!

– Что ж, отлично! – резюмирует Светлосанов, – То, о чем я и говорил, они уже нас боятся! Дальше – больше. Стянут войска. Пойдут еще раз на штурм, понесут потери. Что нам и нужно!

Каждый бой здесь – это облегчение положение на фронте. Фашистских сволочей надо бить везде, во всех уголках земли, в лоб, в спину – куда угодно, главное бить!

Тогда и общее дело быстрей пойдет и Победа не за горами будет!

– Вроде европейцы, претендуют на культурную нацию, -усмехается Гегечкори, – а элементарных вещей не понимают. Бесполезно с нами воевать! Как можно победить горы и Солнце? А мы сейчас, как и они, за Жизнь боремся! Как предки наши! И Правда на нашей стороне!

А все лживое и темное, хищное и алчное обречено на позорную Смерть!

– Мы этой войны не хотели, – гневно произносит Елкин, – гансы сами напросились, все здесь и останутся! У них другой дороги, кроме черной пропасти, нет!

– Вот мы ее здесь и организуем, – подмигивает Светлосанов, – в лучшем виде! Так нам нужно еще подумать…

В коридоре внезапно раздается шум. Инстинктивно, все тянутся к оружию. Из густой темноты выныривает сержант Егоркин, весь неузнаваемо в белой известковой пыли.

– Ты откуда такой взъерошенный, Алексей? – спрашивает Гогитидзе.

– Типа шухер, товарищи, – сержант прислоняется к выступу, тяжело отдышавшись, – в смысле тревога!

– Что стряслось? – внимательно смотрит Светлосанов, – Говори скорей…

– Похоже, фрицы в штольнях…

– Вот те на! – восклицает Елкин, – Каким образом? У нас все блокировано! Сквозь стены прошли что ли?

– Хрен их знает… – сплевывает известковую крошку Алексей, – Но сидят над нами, на верхнем ярусе.

– Вот это поворот событий! На все девяносто градусов, – изумляется Гегечкори, – Это как мы их проморгали?

– Видимо, недооценили мы врага, хотя были предельно внимательны и осторожны! – хмурится Светлосанов, – Слишком самонадеянны были. Но если все-таки противник нас перехитрил, но каким образом, мы же как в коробке сидим, с закрытой крышкой? Как они могли появиться у нас незаметно после всех атак и пройти посты? Что-то тут не то…

– Каменоломни большие, – замечает комиссар, – наверняка лазы еще где-то есть… Может из местных кто скурвился, помог! Есть такие – за банку немецкой тушенки мать родную продадут, не то что, Родину! Вот и нашлись проводники, привели псов прямо к нам!

– Ты уверен, что это немцы? – Светлосанов пристально смотрит на сержанта, – Хорошо разглядел?

– Ну… не глаза в глаза конечно, – рассказывает Егоркин, – но с близкого расстояния, видел в щель… Сидят у костра, причем костер у них почти незаметный, по всем правилам разведки сделан, прикрыт, сразу и не заметишь! И с фонариками по тоннелям ходят, все что-то ищут, факелов нет, а фонарей много, что не характерно для наших отступающих частей, и лучи у них не как наши с желтизной, а белые немецкого производства. И самое главное, тут уж никаких сомнений – балакают не по-нашему! Речь чужая, это я точно разобрал! Точно они!

– Тебя не заметили? – напряженно спрашивает Елкин.

– Нет. Я осторожно, аки мышь! – улыбается сержант.

– Сколько их? – снимает со стены висящий автомат, Светлосанов, – посчитать успел?

– Темно было… Но судя по голосам, лучам фонарей и прочим приметам около 10—15 человек точно, не больше…

– Как раз количество для опытной диверсионной группы, – констатирует Гогитидзе, – надо их резать по-тихому! Пока не расползлись по каменоломням по 2—3 человека для выполнения подрывной работы любого профиля – от взрывов до устранения командного состава. У них это отлажено, как конвейер работает. Поди, еще в нашу форму одеты. Медлить нельзя, их надо давить, чем быстрее, тем лучше. Изучить местность и засаду устроить для других вражеских групп.

– Комиссар как всегда прав! – оглядывает всех Светлосанов, – Поднимайте 2 взвода – Азарова и Кобы и все туда… Далеко это?

– Нет! – оживляется Егоркин, – Самое тревожное, что совсем рядом… Не на окраине, а в расположении нашего гарнизона!

– Ничего! – успокаивает Гогитидзе, – Фриц дурак, сам пришел! Смерть уже нашел! В путь, товарищи!

На запутанно-изломанной границе между верхним и нижним ярусами катакомб, пробивается тусклый призрачный свет из одного из узких проходов… Недалеко, слившись со скалами, затаились красноармейцы Светлосанова.

– Ну, что, когда пойдем? – шепчет Гогитидзе, – А то руки настоящего дела просят… Святого Возмездия! Мы уже на одном уровне с ними. Пора, момент самый удачный, а то уйдут…

– Сейчас присмотримся, – почти оцепенело, не отводит взор от группы противника Светлосанов, – бить надо наверняка, в самый подходящее время и в десятку! Чтобы враг и понять не успел, что происходит…

– Мутно все, – чуть опускает ствол автомата Елкин, – ни черта не видно. Маячат как привидения!

– Странные они какие-то, – недоумевает Гегечкори, – на военных не очень похожи…

– С чего ты взял? – приглядывается Елкин, – Фигуры обычные и весьма увесистые!

– Осанка у них не тянет на разведку, – говорит радист, – и штурмовиков, да и вообще на какое-либо спецподразделение! Движения бестолковые, очень безалаберные, развязанные, суетливые, почти гражданские. Диверсант скользит как тень, крадется как кошка, ступает как мышь, проносится как дуновение ветра. Его захочешь – не заметишь! А эти, гляньте – увальни… шатаются как пьяные медведи!

– А ведь Дементий прав, – поворачивается к подчиненным Светлосанов, – Какие-то они не такие! Надо бы их прощупать как-то…

– А может шмальнуть по ним всем нашим народным хором, – выдвигается вперед сержант Егоркин, – и дело с концом, и никаких сомнений! Отсюда удобно… А там разберемся, кто они – «СС», «СД» или еще какая холера, но что не наши – факт! Позиция у нас, как раз что надо… В минуты всех положим до одного! Пискнуть не успеют…

– Расстрелять их всегда успеем, – размышляет Светлосанов, – наше положение действительно выгодное – они почти в тупике. Тут все-таки понять надо. Зачем они здесь. Как попали и главное кто они. Уж и вправду, больно подозрительные. В смысле не типичные военные…

– Да что там понимать, командир! – горячится Елкин, – По мне так пару гранат для начала, потом магазин разрядить от души, и повязать тех, кто останется… Лешка прав, речь то не наша!