– Чё стоишь? – заорала на Ферзя Аннушка, поразив очередную цель. – Беги, б…, оказывай своей мочалке неотложную сексуальную помощь!
Она замахнулась на Михаила пустой бутылкой, Михаил поставил блок, но руку разбушевавшейся официантки уже перехватывал подоспевший охранник. Скрутив Аннушку, он поволок её в направлении кухни. Второй вышибала помогал фрау Шульц принять вертикальное положение.
– Тебе хана, Ферзь! – орала Килькина, не обращая внимания на происходящее с ней. – Ты реально на срок попадаешь!.. Тебе пятерик при лучших раскладах ломится!.. Гуляй, Мишенька, последние денёчки!.. Е..и баб, пока не закрыли!..
Михаил Шахов смотрел на неё, как смертельно обиженный человек тонкой душевной организации. При этом он успел засечь, как один из соглядатаев, встав со своего места, спешно направился вслед за охранником и его пленницей. Второй (он, видимо, пас журналиста) остался на «посту».
– Мы очень сожалеем, – рядом с Шаховым появился метрдотель, маленький и лысый мужчина во фраке с бабочкой. – Наше кафе готово компенсировать нанесённый Вам ущерб. Вы можете сделать бесплатный заказ в любой день, кроме пятницы, субботы и воскресенья, с 12-ти до 18-ти часов, при условии, что сумма заказа не превысит…
– И каждый раз нас будут обслуживать таким вот образом?! – возмущённо перебил его Миша. – Нет уж! Увольте!
– Официантка, нанёсшая Вам ущерб, уволена, – тут же переключился на другую пластинку метрдотель. – С неё будет взыскана стоимость Вашего ужина…
– Уваааааааа… Кха-кха… Увааааааа.... – прервала спич метрдотеля Барбара.
Усаженная охранником на стул, она выдавала съеденные блюда обратно, не заботясь об их точном попадании в тарелку. Несколько гостей кафе, с интересом наблюдавших сценку между посетителями и официанткой, брезгливо встали и поспешили покинуть зал.
– Как видите, мы возвращаем съеденный ужин, – пафосно возгласил Шахов. – Так что его стоимость компенсацией являться не может.
– Misha… И-ик!
Изнурённая алкогольным отравлением и экстремальными впечатлениями вечера, Барбара возлежала на заднем сидении такси. Её растрёпанная голова покоилась на коленях у Михаила.
– Fe-еrs… – она сделала попытку приподняться и дотронуться до щеки Шахова.
– Лежи, отдыхай, тебе нельзя двигаться, – ласковым тоном медбрата отодвинул её руку журналист.
– Я люблю тебя… – устало выдохнула Барби, обдав Мишу запахом блевотины.
– Я тебя тоже очень люблю, – стараясь не дышать носом, заверил её Шахов.
Пылкие чувства к Барбаре смешивались в сознании Михаила с мыслями об Аннушке Килькиной, которая, скорей всего, повествовала сейчас следователю Штатскому о своей встрече с Ферзём.
«А что собственно у них против меня есть? – оптимистично подумал Шахов. – Я сидел в кафе с дамой, никого пальцем не тронул, а меня какая-то маньячка оскорбила, пивом облила… А всё потому, что не любит гражданка Килькина интеллигенцию, и готова на неё любой поклёп возвести – из тихого ботаника гопника сделать! Да я же здесь опять потерпевший, по ходу, – вспомнив любимое выражение Аннушки, Михаил улыбнулся. – Жаль, что полирнуть не успели! – он вздохнул. – Хотя…»
– Остановите, пожалуйста, у ближайшего продуктового магазина, – обратился Шахов к водителю. – Барби, я выйду пива купить? – спросил он по-английски у спутницы.
– O, nein! – простонала немка. – Не пей, пожалуйста, при мне никакого алкоголя, а то я от одного спиртового запаха снова начну… blevat, – выговорила она новое для неё русское слово.
– Нет, blevat не надо, – Миша нежно погладил женщину по спутанным, мокрым от пива волосам. – Магазин отменяется, – объявил он водителю, аккуратно оборачиваясь назад.
За такси, в котором находились Миша и Барбара, следовал ничем не приметный «Форд Фокус». Шахов зафиксировал этот автомобиль ещё у ресторана. «Пасёте? Ну-ну…», – едва заметно усмехнулся Ферзь.
– Я позвоню маме, – сообщил он Барбаре и достал мобильный телефон.
***
Открывать купальный сезон ещё не следовало. Майская вода была до ужаса холодной, но после всего пережитого она казалась Алику парным молоком. Доплыв до середины озера, Лунц перевернулся на спину и, стараясь лежать неслышно, приподнял голову. Похоже, за ним никто не плыл. Ныряя, а, фактически, сползая в озеро, Алик ожидал выстрелов, погони, а потому долгое время плыл под водой, изредка выныривая, чтобы хватануть воздуха. От пиджака и ботинок, тянувших его ко дну, шеф-редактор избавился сразу. Плыть стало легче, но дыхание всё равно сбивалось, и Лунц почувствовал, что без отдыха ему не обойтись. Алик погрузил затылок в воду и смотрел на синее небо, в котором безветренно висели одинокие тучки, подёрнутые заходящим солнцем. Коллекционер подумал о том, что он мог и не увидеть этого заката, что сегодняшний день по счастливой случайности не стал для него последним.
Ещё час назад Алик Лунц очнулся… на том свете. Потусторонний мир, на первый взгляд, оказался не таким покойным, как о нём думали живые. Прибывшего на тот свет Лунца покачивало, трясло, временами даже подбрасывало и било об основание и крышку… гроба. В гробу было темно и тесно, что, впрочем, понятно любому живущему на Земле и хоть раз видевшему этот футляр для человеческого тела. Но вот почему Алик испытывал чувство духоты? С общепринятой точки зрения, мёртвые в свежем, да и вообще ни в каком воздухе не нуждаются, а потому душно им не может быть ни при каких обстоятельствах. Ещё у Лунца страшно, как после тяжёлой пьянки, болела голова, и его немного мутило. Эти ощущения тоже смущали «умершего» Алика. Неужели ему уготован лёгкий ад, так называемый – ад-лайт, где не варят в котлах, не поджаривают на сковородках, а обрекают незначительного грешника на вечные мучения в виде похмельного синдрома или чего-нибудь подобного? Стоило Лунцу подумать о такой форме загробного наказания, как ему тут же захотелось курить. Ну, вот ещё никотиновым голодом терзать будут. И ведь ни закурить, ни бросить на веки вечные!
Гроб с размышляющим телом Алика Лунца ещё раз основательно тряхнуло, и подброшенный «покойник» вдруг различил звуки, похожие на шум движущегося автомобиля. Лунц попытался вспомнить все известные ему мифологические сюжеты о перемещении людей в царстве мёртвых, но его память не нашла в своих анналах ни одного фрагмента, где бы мертвецы, ожидающие Божьего Суда, перемещались на автомобиле. Голливуд какой-то! А может, в Голливуде ничего и не выдумывают, может, они всего лишь транслируют действительность небесной канцелярии, но в гордыне своей не ведают, что являются обыкновенным зеркалом неподвластного их воображению загробного бытия.
Но даже голливудские герои, перемещающиеся в мир иной, плавно парили по небесным дорогам, а покойного Алика Лунца швыряло, как на самом обычном российском просёлке. Откуда в воздухе, а возможно, и в безвоздушном пространстве взялись ухабы? А ну как здесь тоже две беды – дураки и дороги?
Мысль о первой беде, присущей его земному Отечеству, бросила Алика в холодный пот (реакция для мертвецов, надо сказать, тоже несвойственная). А ну как черти дров наломают? Последнее предположение обрело для Лунца вполне конкретный образ в виде существ с копытами, рогами и длинным хвостом, занимающихся подкладыванием березовых дров под чугунные котлы со смолой. Требовать от них справедливого и законного отношения к себе, по крайней мере, странно. Скорее всего, они склонны к загробному беспределу. Вот Божий Суд ещё не состоялся, а Лунц уже испытывает адские муки, хотя и в режиме «лайт». Надо мучить – мучайте, но только по приговору Высшего Суда!
Алик повернул голову, и вдруг перед ним забрезжил свет. Светом в конце туннеля, о которой рассказывают пережившие клиническую смерть, данный лучик назвать было нельзя. Свет походил на вполне земной, сочившийся в щель неплотно прикрытой двери или… крышки гроба. Лунц приник к щели и увидел сумрачное пространство, обтянутое велюром. Он попытался расширить диапазон обзора, но его попытки приоткрыть крышку вызвали только лязгание каких-то замочков, по звуку похожих на чемоданные. Забыв о предстоящих вечных муках или райском блаженстве, Лунц потянулся к карману, где у него при жизни находилась зажигалка с выкидным ножом и штопором. Во время корпоративных мероприятий на «Радио Фокс» эти два приспособления неоднократно выручали всю компанию. Достать из кармана зажигалку оказалось нетрудно: рука Алика была к нему плотно прижата, и он залез туда одним движением пальцев. Намного сложнее было переместить руку с предметом к замочкам. Подтянув живот и выпрямив спину, как это делает любой мужчина при встрече на пляже с очаровательной красоткой, Лунц освободил поле деятельности для манипуляций ножиком. Он тыкал в замочек с каким-то необъяснимым чувством уверенности, и под нажимом этого, скорее, психологического давления, запор поддался. Алик сделал попытку перевернуться на бок и… гроб приоткрылся! Лунц мог хоть сейчас выходить на свободу, возвращаться к земной жизни, но вдруг он ощутил… полёт.
Ощущение полёта, появившееся у Алика, было вызвано тем, что перевозивший его «Cadillac Escalade» резко затормозил, и футляр для контрабаса с обрётшим надежду пленником скользнул по поверхности багажника в направлении спинки задних сидений. Интуиция подсказала шеф-редактору, что свою нынешнюю оболочку ему пока лучше не покидать.
Машина проехала несколько десятков метров по какому-то спуску и остановилась. Мерный шум двигателя исчез, зато вместо него раздались хлопки дверей.
Яркий свет ударил в щель футляра: багажник автомобиля открыли.
– Заканчивайте с ним и концы в воду! – сумрачно приказал очень знакомый Алику голос. – А я пойду покурю.
– Заканчивайте? – удивился в ответ ему густой внушительный бас. – Это что-то новенькое…
– Нас попросили одного человечка до озера подкинуть, – поддержал обладателя баса не менее «авторитетный» баритон. – А чтобы его убирать… Такого базара не было.
– Базар здесь держу я! – жёстко ответил голос, который оглушённый Алик, не мог вспомнить. – Делайте, что говорю.
– А не много ли ты на себя берёшь? – с едва слышной угрозой спросил бас.
– Очки для понта напялил, и уже крутого из себя строит! – опять поддержал его баритон.
– Вы не осознаёте уровень людей, на которых я работаю, – носитель очков сдаваться не собирался. – Я сейчас позвоню одному человеку, и вы сами поймёте, что препирательства со мной неуместны.
– Звони, – флегматично согласился баритон.
Несколько секунд прошли в молчании.
– Чёрт! – раздосадованно воскликнул очкастый. – Здесь мобильник не ловит: низина. На холмик подняться надо…
Алик услышал удаляющиеся шаги.
– Ты куда? – бас прозвучал чуть громче.
– Я же говорю – на холм подняться, чтобы связь была! – голос раздался с некоторого удаления, и Алик, наконец-то, его узнал.
– Он что, свалить вздумал? – тихо предположил баритон.
– Да никуда он не денется, – успокоил его бас. – Пойдём.
И двое, судя по звукам, поспешили вслед очкастому.
Лунц остался совершенно один. Осознав своё спасительное одиночество, он открыл гроб, оказавшийся футляром для контрабаса, и, щурясь от яркого света, огляделся.