Гонки на маршрутных такси

– Вот-вот! – продавливал свою идею Васнецов. – Скажи мне, кто твой друг…

– И я скажу тебе, – оборвал его Репин, – что ты опять версию за уши притягиваешь! Лунца и двумя Шаховыми не заменить!

– Попробуем заменить одним.

– Заменяй, – холодно прищурился Репин, закладывая руки за спину. – Заменяй, Михаил Викторович. Только одно помни. Если твоя замена не пройдёт… – он размеренными шагами приблизился к переставшему улыбаться подчинённому. – Я заменю… – скулы Ефима Ильича задвигались. – Я заткну все дырки операции «Находка» тобой. И ты из ферзя-важняка превратишься в маленькую пешку в далёком городе Мухосранске. Подумай об этом, полковник Васнецов. Пока полковник.

«Уже подумал», – молча выдержал взгляд начальника следователь.

***

Заплаканная, опустошённая, убитая горем, Аннушка Килькина безвольно сидела в машине рядом с Семёном Борисовичем Штатским. Её рыжая голова покоилась на плече следователя.

Семён Борисович примчался в кафе, где отдыхали Шахов и Шульц, сразу после звонка одного из своих агентов, наблюдавших за журналистом. Такая удача Штатскому не могла привидеться и в самом радужном сне! Наконец-то, опасный организатор массовых беспорядков будет разоблачён! Да-да, именно организатор массовых беспорядков. После столь тяжёлой работы по поиску бандита-невидимки Штатский намеревался инкриминировать Шахову-Ферзю не злостное хулиганство, а политический террор. Ну, не простой же хулиган водил за нос одного из опытнейших сыщиков города! И почему Штатский сразу не догадался сопоставить фотографии Шахова и Ферзя, почему не поручил эту, в общем-то, несложную работу экспертам? А Мишенька Шахов – молодец: такого немощного, больного из себя строил, и не курит он, и только кипячёную водичку пьёт, и невинной жертвой преступлений всё время оказывается… Артист! Настоящий артист! Но теперь свидетельские показания Аннушки быстро выведут эту «кошку-мышку-невидимку» на чистую воду и смоют его чистоплюйский грим.

Штатский нежно погладил Аннушку по рыжим волосам:

– Ну не расстраивайся так, всё позади!

Аннушка, глядя перед собой невидящим взором, молчала. Лишь изредка её фигура сотрясалась от беззвучных всхлипываний – последствий минувшей истерики.

После того, как охранники кафе оттащили её от Ботана-Ферзя и водворили на кухню, с Килькиной случился настоящий припадок. Она упала на пол, плакала, кричала, билась головой, и администратор ресторана хотел даже вызвать ей скорую психиатрическую помощь. От помещения в психбольницу Аннушку спасло появление Семёна Борисовича Штатского. Удостоверение следователя МВД моментально сняло все вопросы, и Аннушка вместо койки буйного отделения оказалось на мягком сидении служебной «Волги». Впрочем, Килькина относилась ко всему происходящему вокруг неё с полным равнодушием. Ферзь! Мужчина её мечты, её жизни, Миша Ферзь, не просто изменял ей с другими чувихами. Ферзь обманывал Аннушку по полному беспределу: он косил под отвратительного, мерзкого, убогого ботана-лоха! Хуже этого мог быть только закос под пидора! Впрочем, строящий из себя ботана Миша Ферзь выглядел не лучше. То, что Аннушка всегда презирала в мужчинах (да и не считала она ботаников за мужчин), вдруг самым неожиданным образом вскрылось в человеке, которого она самозабвенно полюбила телом и душой. Но теперь после всего увиденного она не чувствовала своего тела, а раздавленную, растоптанную душу терзали невыносимые муки. Ферзь – ботан!! Пережить такое Аннушка Килькина была не в силах, и её организм, повинуясь инстинкту самосохранения, просто отключил функцию восприятия окружающей действительности.

Способствовало такому отключению и то, что Семён Борисович Штатский велел водителю на обратном пути не торопиться, и Аннушку то ли вводило в забытьё, то ли усыпляло плавное покачивание машины, едущей по вечерним городским улицам.

Как водителю был ясен маршрут, так и следователю Штатскому почти до мельчайших деталей были очевидны дальнейшие процессуальные действия. Он снимает показания с Аннушки Килькиной, поручает экспертам изобличить Шахова по фотографиям Ферзя, затем… Об аресте журналиста Штатский думал, как об уже свершившемся действии. Он мог задержать Михаила прямо в зале ресторана, но делать этого не стал: Семён Борисович решил приготовить Ферзю-Шахову впечатляющий сюрприз. Он арестует зарвавшегося афериста в момент его журналистского торжества! Когда закончивший гонку вместе с самим Михаэлем Шумандером репортёр победоносно выйдет из машины, первым с блестящей работой его поздравит… следователь Штатский. Он просто защёлкнет на запястьях Шахова наручники. Ферзь должен оценить такой эффектный пассаж. А когда с Мишенькой поработают гримёры, которые быстро перевоплотят его мнимо интеллигентное лицо в истинно бандитскую рожу, а потом сразу же пойдут опознания и очные ставки с обманутыми подельниками… Мц! Семён Борисович даже причмокнул губами, предвкушая спектакль, безропотным зрителем которого станет Шахов-Ферзь.

– Аннушка! – мягко заговорил следователь, продолжая водить ладонью по волосам девушки. – Ты не бойся ничего. Я скажу – и они обратно тебя на работу возьмут и ещё зарплату в два раза увеличат. А захочешь – я тебя в другое заведение устрою: хоть в ресторан, хоть в супермаркет… Ты нам так помогла! Если бы не ты, мы этого афериста-террориста ещё недели три… – Штатский глянул на едущие в соседнем ряду автомобили. – А то и целый месяц вычисляли! Рано или поздно мы бы его, конечно, разоблачили, но за это время он мог такого наворотить. А ты, считай, предотвратила особо опасное государственное…

Слово «преступление» Штатский произнести не успел. Чёрный «Cadillac Escalade», вылетевший на перекрёсток под красный свет, словно таран, сбил служебную «Волгу» с проезжей части и выбросил её на тротуар. Семён Борисович, сидевший слева, налетел на Аннушку Килькину, и через мгновение их тела слились отнюдь не в любовном экстазе.

– Что ж Вы делаете, сволочи! – заорала на всю улицу бабулька, чудом увернувшаяся от пролетевшей мимо неё «Волги». – Ах, да это же та махина преступная! – озарило её при виде джипа. – Так Вы, значит, покушение на свидетельницу? Ну, я сейчас ваши лапы мафиозные скручу! – и бабуля бросилась к «Кадиллаку». – Это они, гады, у жильца моего контрабас спёрли! Ну, я вам не Интерпол, я с вами по-свойски разделаюсь!

Проскочив к джипу между экстренно затормозивших автомобилей, старушка резко рванула пассажирскую дверь. Прямо на неё из салона вывалилось массивное тело, с бритой головы которого упал курчавый парик. Выпавший человек выглядел абсолютно целым и во всех смыслах здоровым, но, тем не менее, он был мёртв.

С водительской стороны дверь «Кадиллака» открыл случайный очевидец. Водитель совершившего аварию джипа мирно покоился на раскрывшейся подушке безопасности. Его остекленевшие глаза смотрели сквозь любопытных прохожих.

– Готовченко! – разочарованно констатировал мужчина, открывший дверь. – И подушка не спасла…

– МЧС вызывайте! – крикнула старушка людям, пытавшимся открыть «Волгу». – Да и отвалите подальше! Рвануть может!

Её голос, контрастировавший с весьма непрезентабельным видом российской пенсионерки, звучал столь убедительно, что добровольные спасатели подчинились и поспешили вернуться на тротуар. Несколько из них достали мобильные телефоны.

Старушка тоже вынула из потёртой сумочки мобильник.

– Михаил Викторович! – прокричала она в трубку, после того как набрала указательным пальцем номер. – Это Марья Филипповна Чатова, консьержка из парадной Алика Лунца. Я их задержала!.. Как кого? Бандитов этих, что с контрабасом сегодня приезжали! Тёпленькими взяла! Правда, пока Вы доедете, остынут они… Почему остынут?.. Дык в аварии разбились они на своей махине! Тут на перекрёстке в другую машину врезались… Приезжайте быстрее! Жду, – она назвала адрес и указательным пальцем другой руки нажала кнопку сброса вызова.

– Марья Филипповна, Вы точно уверены, что именно эти люди приезжали сегодня к гражданину Лунцу с контрабасом? – за неполный час, что следователь Васнецов провёл на месте аварии, на него обрушился такой шквал информации, что Михаил Викторович с трудом выстраивал схему дальнейших действий.

По мнению врачей «Скорой», и водитель, и пассажир «Кадиллака» умерли за несколько секунд до аварии, т.е. врезались они в милицейскую «Волгу» уже мёртвыми. Конечно, окончательные выводы оставались за судебно-медицинскими экспертами, но отсутствие у погибших каких бы то ни было телесных повреждений подсказывало Васнецову, что правота медиков «Скорой», вероятней всего, подтвердится.

Ни контрабаса, ни какого-либо другого музыкального инструмента в «Кадиллаке» не обнаружилось, а вот привилегированные номера джипа, как сообщили Васнецову гаишники, оказались поддельными. Небезосновательно полагая, что с такими номерами их никто не остановит, оба погибших не удосужились отяготить свои карманы ни одним документом, включая водительские права.

Третьей загадкой стал серьёзно пострадавший и находящийся в бессознательном состоянии пассажир «Волги». Вездесущая консьержка почему-то знала его по делу о наезде на какого-то журналиста радио, и на основании этого утверждала, что авария была подстроена с целью «эту важную милицейскую шишку задавить насмерть и следствие прекратить». Впрочем, вылет следовательской «Волги» на тротуар она тоже объясняла покушением на свою свидетельскую персону.

– Они, они, господин следователь, эти самые покушатели, – бабка, словно привычный ко всему патологоанатом, без всякой боязни смотрела на трупы, лежащие на каталках «Скорой помощи». – Правда, приехамши они в балахонах были волосатых, но меня этой маскировкой шпионской с толку не собьёшь! Куда грузите? – замахала она руками на медиков, собиравшихся поместить тела в реанимационные автомобили. – Погодите, пока следствие с них отпечатки снимет!

– Ничего-ничего, – остановил очередной порыв её гражданской сознательности Михаил Викторович. – Они никуда не убегут, – он кивнул врачам, и, взяв старушку под руку, отвёл её на середину тротуара.

– Не убегут? – засомневалась бабуля. – А ежели притворяются? Эти ж бандиты хоть мертвяками, хоть кем прикинутся, лишь бы от правосудия уйти. Срока-то им немалые светят, сам, как думаешь?

– Я думаю, что их теперь ожидает Высший Суд, – сожалея о невозможности допросить мёртвых, вздохнул Васнецов. – Кстати, Вы говорили, что визитёров к Лунцу трое было?

– Трое, – подтвердила Марья Филипповна. – И чётвёртый контрабас. Один из трёх что-то наподобие дирижёра…

– А почему Вы решили, что дирижёр?

– Ну, он как бы главный переговорщик… А эти-то двое больше помалкивали, – она махнула рукой в сторону трупов, которых уже увозила «Скорая помощь». – Да и не музыканты они никакие. Даже на лабухов кабацких не тянут!

– А что за балахоны волосатые, в которые они одеты были?

– В балахоны, вроде Вашего, укутанные, а парики – на головах, – многозначительно разъяснила пенсионерка. – Дирижёр-то похлипше, с бородкой козлиной да в очках, налегке вышагивал, а мертвяки эти, ну, тогда-то ещё живые, живые и сильнющие, – лицо бабульки выразило неподдельное уважение. – Контрабас этот тяжеленный, как будто в нём десять пудов веса, тащили. И тоже лохматыми прикидывались… Париками, то есть. Но гладкорожие и зрячие молодцы.

– Десять пудов? – уточнил Васнецов.

– Не меньше, – убеждённо кивнула Марья Филипповна. – Такие здоровяки, а видно, что напрягаются… Девчонку жалко! – бабулька, жалостливо скривив рот, посмотрела на искорёженную «Волгу», из которой недавно извлекли Аннушку Килькину. – Может и преступница какая или шалава, а всё равно молоденькая ещё…

В отличие от Семёна Борисовича Штатского, невольно прикрывшего её своим телом, девушка пострадала несильно, но врачи всё равно настояли на госпитализации пострадавшей. А вот водитель служебной «Волги» погиб на месте происшествия. Похоже, он стал единственным человеком, смерть которого наступила именно в результате данного ДТП.

– С девчонкой всё будет в порядке, – сухо прокомментировал Васнецов слова свидетельницы. – А вот со следователем сложнее. Так почему Вы решили, что аварию подстроили для его убийства?

– Да потому что правды он искал! – вытянув шею в направлении лица Михаила Викторовича, начала втолковывать ему бабуля. – Эти ж ментяры того парнишку почти скрутить хотели, а вот он разбираться начал, всерьёз хотел виноватого найти. Если б не я, да не этот следователь, – скромно подчеркнула свою значимость Марья Филипповна, – не увидел бы журналистик тот свой кокс…

– Кокс? – моментально напрягся Васнецов.

– Ну, так радио его называлось… – недоумённо пожала плечами старушка. – Кокс или…

– А, может, «Фокс»? – ухватился Михаил Викторович.

– Фокс?… Ну, да, конечно, «Фокс»! – хлопнула себя по бокам Марья Филипповна. – Кокс – это ж наркота! Я вот, помню, раз ночью чатилась… Ну, бессонница у меня, да и чего старухе-то по ночам делать, разве только в Интернете посидеть. Тем более что ночью и трафики дешевле, а на пенсию, сами знаете, особо не разгуляешься…

– А имя этого журналиста Вы не запомнили? – перебил её следователь.

– Имя?.. – бабуля наморщила лоб. – Имени не помню… Да и как тут всё упомнить, когда состояние у него психологически шоковое было: как никак машиной придавило, да ещё гаишной. Гаишники сбили, менты прессуют, но, к счастью, я рядом оказалась, на помощь подоспела и правовой бессознательности разыграться не дала. А он ведь слепой совсем юноша-то… – Марья Филипповна посмотрела на Васнецова, как бы ища у того сочувствия.

– Слепой?

– Да, – кивнула бабка, припоминая что-то очень далёкое. – С палочкой ходил, с тросточкой… Очки у него такие, стёкла огромные… Да и не видел он в них, насколько я разумею, ничего… Вот ты и представь, касатик, каково оно слепому, почти что насмерть сбитому, да ещё с милицейским беспределом столкнуться?