Полукровка.Тень на свету. Книга первая

– Спасибо, – она спрятала записку в карман и шагнула к потайному ходу.

– Ты еще вернешься? – он остановил ее уже на пороге, печально вглядываясь в скрытое маской лицо.

– Да. Обещаю.

Он молча кивнул, отпуская ее, и Эллия, чувствуя неясную тревогу, окунулась в темноту, скрывшую ее от устремленного вслед взгляда.

По затихшему до утра ночному городу скользила безмолвная тень…

Дом, к которому направлялась Анде, находился на самом краю жилой части Самарина, в глухих трущобах, где даже стража избегала появляться лишний раз, справедливо опасаясь за свою жизнь. Ветхий, слегка покосившийся, с прохудившейся крышей, он стоял в окружении таких же жалких лачуг, где жили беднейшие жители столицы, немалая часть которых промышляла ночным ремеслом.

Эллия неслышно забралась внутрь через приоткрытое окно и, притворив его за собой, осторожно шагнула в сторону, растворившись в темноте комнаты. Лунного света, падающего сквозь неплотно задёрнутые шторы, хватило, чтобы разглядеть неподвижную, накрытую темным покрывалом фигуру на узкой кровати в углу. Комната сильно пропахла нечистотами, но хуже всего оказалась сладковатая вонь гниющей плоти, заставившая девушку задержать дыхание.

«Не успела», – полоснувшая отчаяньем мысль вырвала невольный стон разочарования. Прислушиваясь к тишине, нарушаемой лишь привычными слуху ночными шорохами, Эля постояла еще немного и, уже не таясь, повернулась в сторону окна. Распахнув створки, девушка уже была готова вновь раствориться в ночи, но слабый оклик заставил ее застыть на месте.

– Кто здесь? Маниус, это ты? Где ты пропадал? – в темноте раздался тихий скрежет, и на ночном столике зажглась лампа, тускло осветив грязную комнату.

Обернувшись, Эллия посмотрела на приподнявшегося на локте мужчину. Нечесаные сальные волосы спутанными прядями падали на замызганную подушку, на болезненно худом лице лихорадочно горели глаза, пересохшие губы потрескались… Будь на его месте другой, Эля испытала бы жалость, но это был Барлаф. Разительно изменившийся, но все-таки он.

Девушка равнодушно смотрела, как он тянется к стоящему рядом ведру с мутноватой водой и жадно глотает воду из треснутого деревянного ковша.

– Барлаф, – она подождала, когда он напьется, и сделала шаг к кровати, задев пошатнувшийся стол. На пол, звеня, полетела какая-то посуда, но девушка не обратила внимания, не сводя горящего взора с того, кто должен был умереть семь лет назад.

– Ты не Маниус, – полувопросительно прохрипел «братец», – кто ты?

Откинув капюшон, Эля сняла маску и бросила ее на пыльный стол. Приблизившись к постели, она встала так, чтобы тусклый свет лампы осветил ее лицо. Барлаф отшатнулся:

– Ты?! – его лицо стремительно побелело. – Откуда ты взялась?

– Смотрю, ты меня узнал, братец, – последнее слово Эля выплюнула, как сгусток яда.

– Зачем ты пришла?! Тебе мало того, что ты со мной сделала? – он рывком откинул одеяло, открыв неподвижные, синюшного оттенка худые ноги с атрофированными мышцами. – Из-за тебя, тварь, я парализован! Долгих семь лет… семь хурсовых лет я не могу пошевелить даже пальцем!

– Ты сам во всем виноват, – в бесстрастном голосе Эллии не было ни малейшего оттенка бушевавших внутри чувств.

– Так ты пришла поиздеваться надо мной?!

– Нет, я пришла отомстить, – по ее губам скользнула легкая гримаса насмешливой улыбки.

– Думаешь, я боюсь смерти? – горько усмехнулся мужчина, откидываясь на подушку. – Я жду ее как избавления от мук! Посмотри на меня, я гнию заживо. Что ты можешь еще сделать, чтобы доставить мне бо?льшие муки?

– Ты заслужил такую участь, – она с трудом сдержала судорожный вдох, когда яркие видения того утра промелькнули в памяти. – Где Харум?

– Отец? – удивился Барлаф. Лихорадочный румянец вновь окрасил его скулы, резко контрастируя с бледным лицом. – Он давно уже бросил меня. Я не знаю, где он.

– Ты лжешь! – ярость в голосе Эллии заставил мужчину вздрогнуть.

– Ты думаешь, я стану защищать его, после того как он бросил меня подыхать в этих трущобах? – съязвил он. – Я не видел его больше года.

– Он что-то говорил о том, куда намерен отправиться?

– Нет… я не помню…

Кинжал легко выскользнул из ножен, издав тихий скрежет, отозвавшийся в голове Барлафа похоронным звоном. Несмотря на все заверения, глаза мужчины расширились от ужаса при виде остро отточенного лезвия.

– Я помогу освежить тебе память, – Эля вплотную приблизилась к постели и наклонилась над искаженным от страха лицом.

– Не трогай меня, хурсово отродье! – его голос сорвался на визг.

Не обращая внимания на режущие слух звуки, Эллия схватила Барлафа за горло, прижимая к подушке, и медленно провела кончиком кинжала по его щеке, рисуя кровавый узор. Резкая вспышка боли заставила его ослабнувшее за долгую болезнь тело бессильно биться в руках девушки в напрасной попытке вырваться из ее рук. Сдавленный крик разбился о стены, не потревожив ночную тишину улицы.

– Не вспомнил? – от вкрадчивого голоса Эли Барлаф затрясся. – Нет? Как жаль. Видимо, твоя память нуждается в дополнительном стимуле, – чертя кровавую дорожку на второй щеке, наигранно-разочаровано протянула она.

Скрюченные пальцы «братца» бессильно скребли по ее запястью в попытке оторвать душащую его руку, но Эллия с легкостью удерживала его, нанося все новые узоры на залитое кровью лицо.

– Я могу долго растягивать удовольствие, – прошептала она, склонившись к самому уху. Ее слова с трудом пробились в замутненное болью сознание Барлафа, и, когда Эля в очередной раз приблизила кинжал к рассеченной коже, он еле слышно прохрипел:

– Остановись… Я не знаю, где отец, – он кое-как облизал пересохшие губы. – Он просто ушел. Все, что я слышал, – это название таверны, в которой он пропадал, – по его щекам, смешиваясь с кровью, текли слезы жалости к себе. – «Бешеный кабан». Это все.

Выпрямившись, Эля с насмешкой посмотрела на жалкое подобие мужчины перед собой и, вытерев кинжал о грязное одеяло, с лязгом задвинула его в ножны:

– Трус! Недолго же ты выдержал! – презрение в голосе Эллии заставило Барлафа вздрогнуть.

Отряхнув маску от пыли, девушка надела ее и, бросив последний взгляд на лежащего мужчину, распахнула окно.

– Стой! Не оставляй меня, я не хочу умирать! – скулеж, полный мольбы, ударился ей в спину. – Ты не можешь меня так оставить! Я твой брат!

– Брат?! – Эля резко обернулась, сузившимися от ярости глазами глядя в изуродованное лицо. – Брат?! Ты не вспоминал об этом, когда Харум избивал меня! – она сделала шаг к постели. – Ты не вспоминал об этом, когда я умирала после твоих побоев, – еще шаг, – и когда пытался изнасиловать, ты тоже не вспомнил, что ты – мой брат! А сейчас просишь меня о помощи?! Ты?!

Сжавшись от обжигающего гнева в словах Эллии, Барлаф выкрикнул:

– Ты пыталась меня убить! Из-за тебя, проклятая полукровка, я оказался здесь! Ты обязана помочь мне!

– Обязана? – ее голос превратился в шипение. – Что ж, я тебе помогу.

Неуловимым движением вырвав из ножен кинжал, Эля метнулась к постели и перерезала Барлафу горло. Издав булькающий звук, он с ужасом смотрел в ее глаза, пока из бьющегося в агонии тела капля за каплей вытекала жизнь.

Вытерев брызнувшую на лицо кровь, девушка медленно отвела взгляд и, решительно повернувшись спиной к затихшему телу, бесшумно растворилась в ночи.

Почти к рассвету Эллия вернулась в дом Орандо. Он все так же сидел в кресле, не сдвинувшись с места, а его глаза были прикованы к потайному ходу. При виде живой и невредимой девушки из его груди вырвался вздох облегчения:

– Наконец-то! Я беспокоился о тебе.

– Я же обещала, что буду осторожна, – бросив маску на стол, Эля села в кресло и потянулась к бутылке с любимым клатте.

– Тебя давно не было в столице, многое изменилось. Но я рад, что все в порядке. Что ты собираешься делать дальше?

– Я все еще не нашла Харума, продолжу поиски, – наливая розоватый напиток, пожала она плечами. Бутылка громко звякнула о край бокала, расплескивая клатте и привлекая внимание Ловкача к дрожащим рукам девушки.