Проект Эрешкигаль

– Без профессионала и подсказки, могу просто зашить раны и все перевязать, – холодно озвучила я результат осмотра. – Внутренние повреждения все равно придется восстанавливать в больнице. Да и у меня тут не полевой лазарет. Нет ни операционного стола, ни инструментов. Правда, – я встала и задумчиво пошла к дому, не обращая внимания на тихий ропот за спиной.

Может, у меня и не найдется нужной аппаратуры, инструментов или лекарств. Но руки-то мои растут откуда надо и на полке хранится старенький швейный набор, которым приходится латать вещи. Вот они издержки и плюсы жизни вдали от цивилизации.

Но жемчужиной набора был и остается кетгут, прихваченный по совершенно безумной случайности и найденный на пятый месяц после прибытия в лес. Лучше б никогда не пригодился.

Забравшись на стол и встав на носочки, я достала небольшую пластиковую коробку со швейными принадлежностями, хранящуюся на дальней полке за ненадобностью использования каждый день. За нею нашлась и банка с кетгутом. До сих пор уверена, что точно знаю, кто упаковал ее в пупырку и запихал поглубже в мою сумку – сама бы и не задумалась о подобном. При необходимости обошлась бы простыми шелковыми нитками.

Во дворе послышался тихий шепот. Видать, решили устроить летучку с разбором диспозиции, пока меня нет. Дебилы, раньше думать надо было, а не когда на руках три калеки и три идиота.

А теперь, как ни крути, но у меня останется один заложник. Хоть он тут и не нужен.

Идеально, конечно, было бы связаться с базой, сообщить о происшествии и вызвать поддержку с воздуха, чтобы оперативно эвакуировать раненых. Но (каждый раз при этой мысли губы сами собой расплываются в злорадной улыбке) у них точно ничего не выйдет, даже если бы попробовали.

Оттого сейчас эти несчастные стояли под моим окном и проводили совещание, как быть дальше. Без инструкций, с ранеными на руках и со мной в качестве принимающей стороны.

Что ж, тут мы в одинаковом положении. Мне они тоже не нужны. Я их сюда не звала. Но придется проявить еще немного гостеприимства, чтобы в дальнейшем избавиться от них и снова зажить мирно, тихо, одиноко.

А эти пришли по своей воле (ну, или по приказу), и никто их тут не держит. Могут возвращаться домой, когда им захочется. В то время как мне их просто так не выпроводить.

Я спрыгнула со стола, подхватила коробку подмышку, банку в руки, чтобы ненароком не разбить, и тихо вышла из дома.

Молодцы тут же выпрямились по стойке, одновременно поглядели на меня и снова побледнели, заметив банку.

– Да ладно вам, – махнув свободной рукой, произнесла я и ловко прошлась до бедолаги. – Вас не зашивали что ли никогда?

Капканному лучше не становилось, но кровь больше не сочилась, начала сворачиваться, образуя темную корку по краю ран. Не знаю, хороший ли то был знак, но, если ничего ниоткуда не текло, значит, повреждения были не такими уж и глубокими. Видать, металл размягчился за столько-то лет. Повезло нашему пациенту несусветно.

И все же в доме не было медицинского справочника, чтобы свериться со своими умозаключениями. Так что оставалось надеяться, что простая штопка поможет им донести несчастного до ближайшего очага цивилизации. Кажется, в селе даже был медпункт с вечно пьяным фельдшером. Но говорили, что до того, как поселиться в этих краях, он неплохо справлялся со своей работой. Может, и тут чем поможет.

А пока остается делать то, что могу, чтобы потом не так стыдно было. И начну-ка я с вливания в пациента пары рюмок чистого спирта, для дезинфекции и обезболивания, так сказать.

Штопка вместе с прижиганием внутренних поражений, оставленных ржавыми зубьями в качестве сувенира, заняла времени больше, чем я ожидала. Несмотря на то, что в моих силах было только зашить дыры, сделать это хотелось аккуратно, но видно, чтобы врач смог все снять и добраться до травм без особых проблем и дополнительных повреждений ткани. Да и опыта вышивки по живому у меня прежде не было, отчего дополнительный бонус в виде нескольких взглядов в затылок отвлекал и жутко злил.

Дыхание бедолаги стало совсем слабым, но поднесенная к носу рука все же теплела – он спал после пережитого за пару часов. Значит, жить будет.

– Ну, – выпрямляясь и растирая онемевшие ноги, начала я. – Теперь остается только составить список богов, в которых вы все верите, и молиться им, чтобы все прошло удачно, – и чуть подумав, все же скомандовала. – Заносите пациента в дом. Нечего ему комаров кормить.

Замешкавшись, бойцы переглянулись, неуверенно кивнули друг другу и все же ухватились за лавку с двух сторон. После чего осторожно проследовали за мной, стараясь не уронить бедолагу, все еще слишком тихо дышавшего и бледневшего от любого неудачного движения.

Когда капканного вместе с лавкой поставили за печью, так, чтобы он не мешал мне ходить по дому, заодно все время находясь рядом с единственным источником тепла, я выгнала нежеланных гостей, не позволил оглядеться и оценить обстановку – нечего к девушкам в первый день знакомства в жилище ломиться.

Молодцы покорно вернулись к мирным и уселись рядом с ними на лавку. Я же заключила:

– Теперь можем, наконец, выпить чаю. Доставайте пайки свои.

Самый смелый удивленно уставился на меня. В глазах читалось смущение, недоумение и абсолютное непонимание.

– Только не говори, что вы пустые, – мрачнея, предупредила я. – Уверена, что вас снабдили всем необходимым не в одну сторону. Иначе это многое говорит о вашем командующем.

Второй боец осторожно поставил рюкзак на стол и принялся доставать оттуда заветную картонную коробку зелено-серых тонов. Остальные ловко выбрали себе места на лавке и принялись ждать дальнейших инструкций.

Удовлетворенно кивнув, я прошлась до печи, выложенной на улице лишь три года назад. Уж очень скучное лето выдалось, да еще и месторождение глины нашлось. Подкинула парочку куцых поленьев, открыла крышку чайника, забросила туда подсушенные листья смородины, пару веток малины и шиповника, дождалась, когда те станут мягче и закрыла все, оставляя на произвол разгорающегося огня.

Сама же вернулась к незваным гостям. Наконец, появилось время хорошенько их рассмотреть. Бойцы уже сняли тонкие балаклавы, показываясь во всей своей юношеской красе. Тот, что первым вышел в мои угодья, казался совсем мальчишкой с телом здорового мужика. Его большие голубые глаза глядели на меня с легким испугом и интересом, выше переносицы четко вырисовывалась морщинка. Такая обычно появляется у людей, часто удивляющихся происходящему. Светло-русый волос парень стриг очень коротко, отчего прическа сильно походила на жесткий ежик, просвечивающий у самых кончиков. Лицо ровное, без изъянов, шрамов, каких-то особых примет. Он казался необычным. Будто кукле Кену прикрутили голову пупса, да так и оставили, ничего не объяснив.

Второй не сильно отличался от своего товарища – молодой, с наивным взглядом, осторожно (будто я не вижу) хватающийся за ремешок Абакана. Только этого природа наградила смуглым оттенком кожи, карими, миндалевидными глазами, высокими скулами и темным ежиком волос. Но эти отличия становились незаметными, когда они так забавно глядели на меня.

Последний из уцелевших оказался чуть старше своих братьев по оружию. У этого во взгляде проскальзывали не только удивление, но и опаска, четкое понимание, что не все тут просто на моей земле. Его русый волос был собран в крепкий конский хвост, заправленный за воротник камуфляжной куртки, серо-голубые глаза внимательно изучали не только меня, но и обстановку. Нос порой раздувался, втягивая воздух с такой силой, будто хочет в один прыжок доставить его в легкие, а руки хоть и лежали на столе, все же не расслаблялись – в любой момент они могли подхватить автомат и попробовать выстрелить, посчитав ситуацию достаточно опасной.

Раненые казались так и вовсе мирными. Пусть какая-то добрая душа и нарядила их в соответствующие камуфляжи, а на ноги натянули берцы, но оружие у них не виднелось нигде, даже ножа на поясе никто не прятал. Глаза испуганные, не скрывающие тревоги, да еще и грустные от полученных повреждений. Хотя эти царапины даже ранами называть было бы стыдно. Шрамы красят мужчин, будет, что рассказывать потом девушкам в барах.

Мне стало смешно и немного обидно оттого, что сюда отправили какой-то подростковый отряд. Зато пришло понимание, почему они такие не приспособленные к действиям в лесу.

– Дети, лет-то вам сколько? – с насмешкой поинтересовалась я. – Вам оружие вообще доверять можно?

– Лейтенант Прокофьев, – представился раненый с рассеченным лбом, обработанным зеленкой (честно, ради смеху) и проклеенным парочкой пластырей, чтоб царапина дальше не пошла. – Мы пришли по приказу полковника Генадьева.

– И что?

Парень растерялся, огляделся по сторонам, надеясь получить поддержку от своих товарищей. Но те лишь удивленно глядели на меня и порой на чайник, начавший выпускать обильные клубы пара за моей спиной.

– Кружки доставайте, – скомандовала я и отправилась обратно в дом – за своей.

Заодно внимательно оглядела стол и не удержалась от возмущения:

– И это все? Вы сюда меня объедать приперлись? Один паек на пятерых вам что ли выдали? – моему негодованию не было предела, я остановилась от подобной «щедрости» юных вояк и уперла руки в бока.

Ответственный за провиант смущенно достал вторую коробку. На стол встали ровно такие же продукты – пара пачек галет, пакетики с кофе, чаем, сахаром, солью, перцем и сливками, касалетка со шпиком, еще одна с гречкой и тушенкой, сухое горючее, спички и витаминизированный напиток для разведения в воде. Мда, надеюсь, что это им выдавалось не на весь день. Учитывая размеры ребят, им такого хватит только перекусить перед обедом.

– И что, это все? Вы как собирались выживать в лесу? Неужели охотой решили спасаться? – не унималась я.

– Остальное съели, – неловко оправдался темноволосый и сдвинул коробки на край стола, ожидая моего решения.

Они все глядели на меня. Ждали, что я предложу, как решу вопрос с их питанием. В этом отряде не было главного. Или главный сейчас тихо дышал на лавке, без сознания и возможности руководить.

– Отлично. Хорошие бойцы, умелые, – буркнула я и отправилась в дом, бросив на крыльце. – Можете еще посовещаться, как вам быть. У меня тут не харчевня, гостям не рады. Так что не думайте, что буду вас кормить три раза в день и печенье на пятичасовой чай подавать.

Возмущение кипело во мне особенно ярким огнем. Пришли на мою землю, испортили пару моих ловушек (и пусть, что они вообще не нужны были), вытоптали мой огород, а теперь разевают свои варежки на мои припасы. Невиданная наглость!

Негодование росло по экспоненте. Кто их отправил сюда? Какой Генадьев? Не знаю и не знала такого.

Я раздраженно достала свою единственную кружку, все еще сохранившую белизну фона и черную яркость изображения шаманки со шлемом в форме птичьего черепа на голове. Заглянула в шкаф, достала оттуда прошлогоднее варенье из шиповника, которое ела с большой неохотой, заодно прихватила постные лепешки. Они хоть и выглядели не очень симпатично, но на вкус жаловаться нельзя – съедобные, соленые, сухие – лучшее, что можно придумать и приготовить из муки в лесу.

– Ну что? К общему знаменателю пришли? – поставив на стол небогатое угощение, а потом еще и закипевший чайник, спросила я. – Как будете отсюда выбираться и каким составом?

– Нам без вас нельзя, – решился, наконец, на честность тот, кто назвался Прокофьевым. – У нас приказ.

– И что? – я разлила чай, пахнувший из кружек ягодным ароматом, и села напротив, заметив, что бойцы интуитивно подобрались, готовые к прыжку или постановке блока. – Я никуда выходить до середины сентября не собиралась.