Для госпожи Абсины подобное путешествие и вид показались бы скучными и заурядными. Да и чем можно удивить именитую путешественницу, облетевшую континент, побывавшую в недрах Купровой горы ради того, чтобы выпить стопку дымводы с местными работягами, а потом добраться до гейзерной долины, расположенной за линией северного рубежа на толстой и крепконогой рыси? Такую и скачками на радуге не заинтересуешь.
Шарлотта же радовалась, любуясь буйной зеленью листвы. Порой молодая ведьма немного снижалась и, крепко зажимая метлу коленями, проводила пальцами по веткам, оставляя на коже ощущение древесного тепла и аромата. А потом взмывала вверх, к облакам, где слегка намокала от царящего тумана.
Но полет вскоре заканчивался, не давая юной Тиниоак даже войти во вкус. На горизонте показались хлипкие стены Флитри – соседней деревеньки, до которой верхом на лошади можно было добраться за полдня, а на метле, так и за пару часов (рекорд тетушки Аспен составил сорок семь минут, но глядеть на ее обветренное и довольное лицо было жутко).
Здесь к подобным полетам относились спокойно. Местные жители привыкли к тому, что порой ведьмы приземлялись где-нибудь в центре и со временем даже расчистили для этого небольшую площадку (после того, как представительницы рода Аспен и Гринфир умудрялись приземляться в кусты и огороды, приминая все живое).
А еще во Флитри радовались таким гостям. Те же, кто не питал большой любви к хозяйкам метел, по крайней мере не ругали их на чем свет стоит, не остерегались их и не уводили детей подальше, переживая что кто-нибудь их проклянет или наведет порчу. Здесь ведьмы были явлением если и не самым привычным, то достаточно частым.
Впрочем, на прибытие Шарлотты местные обратили внимание. На нее с любопытством поглядывали парни, а девушки, стараясь скрыть легкую зависть, рассматривали фигуру юной Тиниоак, которую отлично подчеркивало платье.
Едва молодая ведьма спешилась и, заставив метлу лететь рядом, направилась на север деревеньки, как ее окружила детвора:
– Тетенька ведьма, а вы откуда будете?
– Тетенька ведьма, а вы умеете зажигать огоньки?
– Тетенька ведьма, а возьмите меня полетать!
Их не забирали перепуганные мамаши, не отгоняли взрослые, напоминая, что к подобным Шарлотте нельзя подходить и говорить первыми. Они гомонили и подпрыгивали, задавали уйму вопросов и все время тянули к ней руки, желая потрогать платье, умоляя дать подержать шляпу.
В последний раз юная Тиниоак была здесь десять лет назад вместе с Лидлой. Бабка привезла ее сюда на своей метле пассажиром (что не поощрялось правилами полета на летучем транспорте), чтобы купить личную, заговоренную на Шарлотту. Тогда еще совсем девчонка разглядывала деревенских с щепоткой зависти и раздражения за то, что живут вместе, что у них есть мамы и что не вынуждены таскать на своей голове матерчатую башню, прячущую волос и греющую затылок сильнее печки. А местные с улыбкой приветствовали госпожу Тиниоак, предлагали ей угощение, справлялись о ее здоровье и расспрашивали о внучке, угрюмо шедшей чуть поодаль.
Теперь Шарлотта до неузнаваемости изменилась. Стала той самой «тетенькой ведьмой» для детей и «досточтимой госпожой Тиниоак» для старшего поколения. На ее лице больше не было угрюмой зависти, да и раздражение, обычно присутствующее в ее характере во время прогулок по Литлиривер, немного поутихло. А все же ей было некомфортно от завистливых взглядов молодых девушек, будто они могли или сглазить ее, или подпортить самочувствие.
Вдруг она улыбнулась – да кто ж тут ведьма-то? Мотнула головой, погладила самую любопытную малышку, тянувшую к ней руки, разрешив потрогать летящую рядом метлу, и остановилась у небольшой неприметной лавки.
Метла Лидлы самостоятельно добралась до крыльца, приняла вертикальное положение и уперлась в стену, найдя идеальное для себя место. Туда же она встала при первом посещении Флитри вместе с Шарлоттой, что заставило улыбнуться молодую ведьму.
Юная Тиниоак решительно вошла в лавку, не выпуская из рук метлу тетушки Аспен.
Ее тут же окружило большое облако древесной пыли, сиявшей в свете солнца, пробивавшегося через огромные окна, расположенные на правой стене (относительно входа). Там же стоял верстак со свежими наметельниками, под потолком висели глубокие сетки, переполненные прутьями разного качества и цвета, вдоль дальней стены расположились бобины (достигающие в высоту плеча Шарлотты) с намотанными на них шнурами от светлого льна до темной оленьей кожи.
Молодая ведьма сделала еще несколько шагов вглубь лавки, рассчитывая встретить хозяина, но оказалась одна в большом, светлом зале. За дверью, вырубленной в дальней стене послышался шорох (громкий в той тишине, что стояла вокруг), за ним последовал сухой скрежет и, наконец, в помещение спиной вперед ввалился мужчина.
Несмотря на крепкое телосложение, он ловко развернулся на пятках, прижимая к широкой груди целую охапку прутьев (разносортных и неподходящих друг к другу). Не глядя по сторонам прошел до верстака, потянул за веревку, которую не было видно с места, где остановилась Шарлотта, спустил сетки и принялся раскладывать по ним свою добычу.
Хорошие, крупные руки со слегка вздувшимися от напряжения венами перебирали прутья. Большие карие глаза внимательно следили за процессом, а под прямым носом с серьезной горбинкой ходуном ходила щетка, которую Барри Брумингс и десять лет назад с гордостью называл усами (в то время, как юная Тиниоак сразу увидела в ней жесткую щетку для мытья полов). Теперь же она казалась еще больше, гуще и внушительней. Видать, хозяин лавки не жалел ни времени, ни усилий, чтобы заботиться об этом кусте, прикрывающем верхнюю губу и (как всем кажется) растущую из самих ноздрей.
– И тебе место найдется, – разглядывая тонкий и короткий прутик, заметил мужчина. – Все останутся при деле. Все смогут летать. Если постараются.
Верстак постепенно освобождался, а Шарлотта все еще стояла, понимая, что не знает, как начинать разговор первой.
Лидла Тиниоак была почтенной ведьмой с почтенными размерами при стройном, хоть и крепком телосложении. Она умудрялась занимать собой все пространство, не делая лишних шагов, махов и даже не произнося слов. Ей было достаточно войти, как все обращали внимание на гостью.
Шарлотта же так не умела. Обычно шли к ней и просили у нее, а, чтобы не получить отказ или дополнительный раздраженный взгляд, деревенские жители завели правило сначала приветствовать, потом справляться о здоровье, потом рассказывать о мелочах и новостях, а уж потом, когда молодая ведьма вздыхала или принималась уж очень медленно моргать (или прикрывать глаза от раздражения?), приступали к изложению проблемы. Но никогда юная Тиниоак не была первой, а ждала шаги навстречу от посетителей.
Теперь же просителем стала она и понятия не имела, с чего нужно начать, чтобы не побеспокоить и не спугнуть ненароком единственного метловеда в округе.
– Если будешь стоять у двери и ничего не делать, – не отрываясь от работы, начал Брумингс. – То дождешься закрытия лавки и уйдешь ни с чем.
– А если подойду ближе и помешаю, – заметила Шарлотта, стараясь держаться достойно своего рода. – Могу получить отказ в помощи еще раньше.
Барри обернулся и внимательно оглядел посетительницу, будто впервые видит ведьму. Он улыбнулся, убрал оставшиеся прутья, поднял сетки под потолок и полностью развернулся к своей гостье.
– Ведьмы редко ведут себя настолько осторожно, – мужчина одобрительно кивнул и похлопал по верстаку. – Значит, либо у тебя хорошее воспитание, либо крупные проблемы с метлой. В любом случае, ты меня заинтересовала. Неси.
Шарлотта кивнула и не теряя хладнокровия, положила метлу на указанное место. Наметельник заиграл на свету, отчего галчата и правда ожили – запрыгали по дереву. А если прислушаться, то можно было услышать даже тихий щебет, доносившийся от шнурка.
Мужчина с интересом оглядел свою работу, перевел взгляд на гостью и приподнял бровь:
– Либо я стал слишком стар, либо у ведьм, наконец, появился новый эликсир молодости, либо ты – не Лилли Аспен.
– Я – Шарлотта Тиниоак, – согласно кивнула гостья и добавила. – Внучка Лидлы.
Брумингс широко улыбнулся:
– То-то нос показался мне уж слишком знакомым. Малышка Лотта, которая все время рассматривала наметельники и прятала глаза во время разговора. Надо же, совсем взрослая. Жаль, что твоя бабка не увидела тебя такой, – он запнулся, погрустнел, но все же продолжил. – Самостоятельной.
– Жаль, – сдержанно согласилась Шарлотта и перевела взгляд на метлу. – Как вы узнали, чья она?
– Девочка! – оскорбленно воскликнул метловед. – Я делаю метлы двадцать пять лет. Сам заготавливаю древесину, сам ее шлифую, сам заговариваю. Думаешь, я не запоминаю, у кого какие предпочтения и кто что выбирал? Особенно, когда дело касается Лилли Аспен. Эта взбалмошная ведьма даже из простого кедра умудрилась сделать конфетку. Но, – он ткнул пальцем на косточки. – Вот этого я не делал и никому бы не советовал.
Шарлотта улыбнулась замечанию мастера и понимающе кивнула. Тетушка Аспен уж слишком любит лихую жизнь. Даже бабушка Грейтпайн не стала для нее авторитетом в вопросах быстрых полетов и беспорядочных знакомств. Тут ведьма была непреклонна.
– Так что случилось, что ты принесла метлу Лилли? – Брумингс подбоченился и вернул все внимание посетительнице, лишь на мгновение вздернув брови. – Неужели что-то с Аспен случилось?
– Нет, с ней все в порядке, – торопливо возразила юная Тиниоак, теряя все хладнокровие и стать, которой обязана обладать уважаемая и уважающая себя ведьма. – А вот с ней, – она перевела взгляд на метлу. – Нет.
– Не летит?
– Нет. Спустилась на полпути и больше не взлетела.
– Наметельник?
– Протирали.
– Прутья?
– Проверила, прочесала, – Шарлотта вспомнила разговор с тетушкой Аспен и улыбнулась. Теперь на ее месте был Брумингс, желающий освободить себя от лишней работы. – Шнурок тоже проверила – не сыпется и не распускается.
Метловед удовлетворенно кивнул. Первая проверка, сделанная ведьмами сразу, позволяла ему не отвлекаться на ерундовые проблемы, случавшиеся с метлами от частого или неаккуратного использования.
– Только косточки не снимала, – добавила юная Тиниоак. – Не думаю, что они могли как-то повлиять.
– Все верно, – согласился Барри. – Они усиливают, но не обессиливают. Просто в следующий раз будет медленнее разгоняться. А, может, и не будет. Смотря чьи косточки.
Мужчина повернулся к верстаку и аккуратно взял метлу, прошелся до окна и принялся всматриваться в нее так, будто галчата на ней рассказывали ему на языке жестов, что же их не устраивает.