Синий маяк

«Не хотелось бы этого делать, – признаюсь я, сглотнув, – да мне и нечем!».

– Действительно, – соглашается он, – простите, если лезу не в своё дупло, но с вооружением у вас неважно.

«У меня было вооружение, – пытаюсь я оправдаться, – но его два раза отбирали. Прискорбно, но что делать?»

– Да, – призадумывается он, – в средствах мы с вами ограничены. Но вот, что я могу предложить – у меня меч на поясе. То есть, там, где был пояс. Вы его достаньте. В рукояти драгоценные камни, они кое-чего стоят. Камни вам, а услуга – мне. Всё будет честно.

«Вы рано отчаялись, – предупреждаю я его, – корабли вернутся. И вас вызволят. А ещё – у меня Перо есть! Если скажете, что делать, я вас освобожу. Или хотите, так дёрну?».

– Нет, – качает он головой, – дёргать не нужно. И Перо поберегите. Я не волшебник, да и как тут выручит магия? Не могу же я существовать совсем без нижней части! И без соплеменников. Вы не смущайтесь, тяните меч.

Прямо не знаю. Оружие не помешает, кто бы спорил. Но как-то оно…

«А вам не больно будет?».

– Мне всегда некомфортно, – успокаивает он, – не обращайте внимания.

Я опасливо протискиваю руку в дупло. Вдруг там зубы? Зубов нет, только холодное нечто – густое, будто свернувшаяся кровь. Я нащупываю рукоять меча, но ухватить не могу.

– На поясе сбоку должна быть пряжка, – подсказывает мне обитатель дерева, – попробуйте отстегнуть!

Мне приходится опереться на его плечо, чтобы забраться глубже, но в итоге я выуживаю пояс, не расстёгивая. Меня слегка мутит от этого, но хозяину меча гораздо хуже, так что я не жалуюсь. Я бережно откладываю ножны и разглядываю меч. Камни на рукояти перемазаны чёрной кровью, как и моя рука по плечо. Чья это кровь – дерева или его добычи – теперь уже не различишь. Но клинок совершенно чист, прямо прозрачен. Он острее любого стекла и холоднее льда. Лучше не трогать, а то я сразу палец порезал.

Мой собеседник тяжело дышит, а его жёлтые глаза делаются чёрными – так расширяются зрачки.

– Со временем освоитесь, – уверяет он меня, – там деньги зашиты в ремень. Забирайте, если пригодятся.

«Не уверен, что пригодятся, – сомневаюсь я, – но на память возьму. Да ведь я ещё с мечом не разобрался! Вы в сердце желаете или как?».

– Об этом стоит поразмыслить, – бормочет он в замешательстве, – я не уверен, что сердце на месте. Наверное, лучше голову отрубить. Вы как думаете?

«Думаю, так будет надёжнее, – соглашаюсь я, разглядывая острие на просвет, – только я не могу так сразу. Я ведь прежде голов не рубил».

– Вы счастливый человек, – отмечает он со знанием дела, – если желаете, я могу вам всякие ужасы поведать. Про то, что мы делали на войне. Вам будет проще решиться.

«Лучше что-нибудь приятное расскажите, – прошу я, опустив меч, – ужасов как-то не хочется. И вам будет тяжело вспоминать. Надеюсь, вы не сильно торопитесь? Как стемнеет, я постараюсь собраться с духом и выполнить вашу просьбу».

– Благодарю, – кивает он. – Мне трудновато говорить, но я попробую. А сами вы разве не спешите?

Я вытираю о плащ рукоять меча, чтобы не скользили пальцы, и смотрю, как солнце садится в просеку.

«Что вам ответить? И да, и нет. У меня жена пропала. Ищу-ищу, и никакого следа».

– Если она заблудилась в здешних краях, следа может не остаться, – предупреждает он деликатно.

«Сам об этом думаю. Но она вампир, так что надежда есть».

– Раз так, то пожалуй, – соглашается мой собеседник, – вампиров я не видел, но у меня ограниченный обзор. А оружие вы неправильно держите! Вы так либо руку себе вывернете, либо ногу отсечёте. Поупражняйтесь сперва на дереве, а то голова у меня одна. Хочется, чтобы наверняка.

Я пытаюсь отточить мастерство на ветках и едва не перерубаю ту, что подо мной. Трудно приноровиться к мечу, который едва видно.

«И зачем вы их прозрачными сделали? – расстраиваюсь я. – Неудобно ведь!»

– Это не мы, – поясняет он, – это вы. Оборотня другим не прикончить. А всех прочих меч разит не хуже обычного. Полезная вещь, надо только приноровиться. Но для одного удара вы достаточно обучились, лучше передохните. Ещё свалитесь ненароком! А я уже поверил, что хуже не будет.

«Из чего их изготавливают?» – интересуюсь я, пряча клинок в ножны.

– Зачем вам это? – уточняет он, поколебавшись. – Вы же просили хороших историй.

«Но вам ведь говорить трудно! – вспоминаю я. – Хотите, я вам книжку почитаю? У меня есть с собой, даже с картинками».

– Было бы чудно, – улыбается он слегка растерянно.

«Вы часом не голодный? – соображаю я, перекапывая мешок. – У меня припасы однообразные, но заколдованные. Так что вы меня не обремените. Джема, к сожалению, не осталось. Но есть печенье. Поломанное, правда».

– Не уверен, что питание мне пойдёт на пользу, – сомневается он, – впрочем, и вреда не будет. А попробовать тянет. Совсем забыл ощущение.

Наконец кто-то соглашается со мной отужинать! Особенно ему нравится компот, целую бутылку выпивает. Потом я читаю – вслух, то есть про себя. О поющих мостах между островами, которых никогда не было. О драконах, которые то ли были, то ли нет, но точно летали выше птиц и сверкали в закатном солнце золотой чешуёй.

– Перья, – задумчиво произносит древесный житель, – не чешуя у них была, а перья.

Читать уже темно. Я захлопываю книгу и рассказываю ему, что знаю. А что я знаю? Только про маяк и своё путешествие.

– Это хорошо, – отмечает он, выслушав.

«Что же, – удивляюсь я, – хорошего? По ту сторону один песок и руины. По эту сторону – кровожадные джунгли. Все вокруг умирают, и вы вот собрались».

– Но вы-то не умираете, – возражает он, – вы молоды, влюблены, это и хорошо. Войны нет, опять-таки.

«Я не влюблён», – отвечаю я, потирая шею.

Ранки теперь открываются каждую ночь, приходится прижигать.

«У меня Связь, это когда нет выбора».

– Какая разница, почему любить? – спрашивает он. – И выбора у вас предостаточно, уж поверьте моему опыту.

«На этот счёт с вами глупо спорить, – не могу я не согласиться, – а про любовь расскажете, если не очень долго?».

– Пожалуй, – решается он, – под конец лучшей темы не подберёшь.

Он рассказывает, потом мы болтаем о всякой чепухе, потом молчим, дожидаясь, когда луна окажется за тучами. Потом я наношу тот самый удар. Меч проскальзывает вдоль мёртвой коры, почти не встречая сопротивления. У подножия слышится глухой стук, и я опять остаюсь в одиночестве. Вытираю клинок и плачу. Что за проклятие такое? Стоит мне встретить друга, как я его убиваю!

Оставаться на этом дереве невыносимо, у меня нет желания видеть всё в утреннем свете. Но что решить с похоронами? Нехорошо как-то – голова там, всё прочее здесь… В итоге я вырезаю мечом то, что осталось в дупле. Пытаюсь стащить вниз и чуть не падаю, прежде чем соображаю, что мою ношу можно сбросить. Нашариваю в потёмках голову и начинаю копать яму. Но мечом это делать неудобно, а земля тут чересчур липкая и вязкая. Ну её. Мне приходит на ум затея получше, и я оттаскиваю всё, что собрал, на просеку, к другим костям. Пусть мой знакомый теперь будет не один, а с народом. Одному ему надоело.

Обтиревшись первым снегом, я швыряю камнем в восьминогую – она обнаглела и всё-таки подобралась ближе. Видно, почуяла кровь. Потом я высыпаю из пояса монеты – тяжело нести. Нет, одну подбираю. Обещал же взять на память! Пристёгиваю меч, которого сам боюсь, и отправляюсь дальше.

Счастье, что тут оборотни не водятся! Сейчас было бы развлечение – ночью пробираться… Но южные ворота уже рядом. По словам того, кто подарил мне меч. Напоследок я всё-таки спросил у него дорогу. Он же никому не расскажет о нашем разговоре! Он удивился, зачем мне туда, но указал направление. Если я постараюсь, то доберусь к утру и следующую ночь проведу не на дереве. Эта надежда придаёт сил, но не оправдывается. Ворота тоже стоят среди чащи. Чтоб их!