Анастасья. Парижский роман

При этом слове Боря чуть не присвистнул. Во время прошлой стажировки он влюбился в этот необычный и разнообразный район, хотя его восторги разделили бы далеко не все: Бельвиль находился несколько на отшибе и считался небезопасным.

– Шутишь – да я всегда хотел там жить! Культовое место – бывший рабочий пригород, арт-тусовка, этнические уголки… Фантастический квартал, могу там гулять часами!

– Обалдеть, чувак, откуда ты всё знаешь? Ну поехали тогда, не будем тянуть время!

Приятели немедленно снялись с места и отравились к ближайшей станции метро, по дороге обсуждая Бельвиль, запахи парижской подземки и Нину Поярчук.

Глава вторая. Девушка на все руки

Милан – Париж, 2018

Пинакотека Амброзиана – небольшая художественная галерея при старинной библиотеке – всегда была излюбленным местом Санти-Дегренеля в Милане. Сравнительно слабый поток туристов, небольшая, но изысканная коллекция, изящные интерьеры – это чем-то напоминало камерную галерею Боргезе[22 - Галерея Боргезе – художественное собрание семьи итальянских князей Боргезе, которое экспонируется в здании Малого дворца на территории парка виллы Боргезе в Риме.] в Риме. Осмотрев все знакомые до мелочей шедевры, Рафаэль остановился у «Мадонны дель Падильоне» Боттичелли[23 - Сандро Боттичелли (1445—1510) – итальянский живописец, один из значимых мастеров эпохи Возрождения, представитель флорентийской школы живописи.]. Это был их фирменный женский типаж…

На этот раз здесь была назначена встреча. Да, Валери должна появиться с минуты на минуту!

– Раф, я здесь!

Она уже стояла за его спиной, даже в помещении не снимая тёмных очков: внешне очень похожая на свою мать, Валери Обенкур, как и Марианна, отличалась многими странностями. Они с Рафаэлем не стали целовать друг друга в щёку, как принято у старых друзей, и ограничились лёгким кивком головы.

– Предлагаю перейти в библиотеку, – сказал он, заметив, что к ним приближается небольшая экскурсионная группа.

К счастью, в роскошной библиотеке Амброзиана они оказались почти одни – идеальное место для предстоящего разговора.

– Итак, у тебя всё получилось? – осведомился Рафаэль.

– Да, Дидье сделал так, как я просила… И материалов там больше чем достаточно. – Валери всё же сняла очки, и теперь Рафаэль видел, как она постарела и измучилась: по-видимому, всё это далось ей непросто.

Он не видел дочь своей прежней возлюбленной много лет – с тех пор, как она ещё была беспечной кареглазой студенткой, привыкшей к светскому круговороту в гостиной родителей. Впрочем, она всегда ему симпатизировала, и он это знал. Именно поэтому она позвонила ему около года назад, когда о медийном скандале вокруг семьи Обенкур ещё не было речи: у Валери возникли вполне обоснованные подозрения, что новый фаворит её матери месье Барнье стал зарываться… Что ж, Марианна нуждается в помощи, для Рафаэля это было очевидно!

– С тех пор как наши семейные дела стали всеобщим достоянием, я места себе не нахожу… Если бы Доминик дожил до этого… – еле слышно произнесла Валери.

Она обожала своего покойного отца, Доминика Обенкура, и даже после замужества продолжала носить его фамилию.

– Дорогая Валери, это рано или поздно забудется, уверяю тебя! Но ты всё абсолютно правильно сделала. Учитывая откровения мэтра Гарди, скандал всё равно разразился бы. Франсуа Барнье заслужил небольшую взбучку, назовём это так… Украсть несколько миллионов – это ещё туда-сюда; но вот завещание Марианны – нет, это уже никуда не годится! Неужели кто-то всерьёз поверит, что Марианна оставила ему все своё состояние? Записи, сделанные вашим верным поваром, будут очень кстати – и, думаю, ты найдёшь средства отблагодарить Дидье за рвение… О, я до сих пор вспоминаю его тюрбо[24 - Тюрбо – морские донные рыбы, блюда из которых обладают прекрасными вкусовыми качествами.] c морскими гребешками!

Валери привычно поджала губы: она предпочла бы ни с кем не обсуждать свои проблемы, но Санти-Дегренель, хоть уже давно отдалился от Марианны, по-прежнему оставался частью их клана.

– Я пока ничего не сказала мужу, но… Раф, что теперь делать – я должна передать записи в полицию? Но ведь получается, что… Ведь они тайно записывали разговоры моей матери, её юриста, этого мерзавца Барнье… А я и так с ней почти на ножах, мы не виделись несколько лет… И всё из-за этого чёртового фотографа!

– У тебя есть выбор: ждать, пока правосудие сделает своё дело, или же действовать самой. А правосудие может заблуждаться – понимаешь, о чём я?

Валери прекрасно понимала. Да, ей придётся передать следователям ещё одну порцию грязной информации: необходимо нейтрализовать этого прожорливого типа… Нет, она не допустит, чтобы кто-то воспользовался слабостью её матери!

***

Солнце неприятно светило прямо в ухо, и сейчас Анастасья это ясно почувствовала – как будто дело было не в ноябре, а в разгар лета. На этот раз взамен изношенного старого кресла ей предложили новенькое, с претензией на эргономичность, но оно оказалось ещё хуже предыдущего: она безуспешно пыталась найти удобное положение, силясь сосредоточиться на вопросах психотерапевта.

– Простите, вы спрашивали о моём сне?

– Да, вы сказали, что на прошлой неделе плохо спали и видели неприятные сны. – Перед внимательно смотревшей на неё мадам Гросс лежал открытый блокнот. Неужели она собирается всё записывать? – Не волнуйтесь, я буду просто делать небольшие пометки, для себя – надеюсь, вы не возражаете? – осведомилась она.

Сны обрушивались на Анастасью каждую ночь: с тех пор как Рафаэль уехал в Милан, она постоянно просыпалась в три часа и больше не могла заснуть – электронный Толстой неизменно приходил на помощь… Анна и Вронский уже встретились на злополучном вокзале, и теперь Анастасью занимало одно: почему судьба вновь столкнула этих случайных людей – или же в этом не было ничего случайного? Как получилось, что умная, благополучная, добрая женщина, так любившая своего ребёнка, оказалась перед этой пучиной ада? Да, тогда существовали нелепые условности, нерасторжимость брака – наверное, кому-то теперь показалось бы странным даже читать об этом. А сейчас, наверное, уже сам брак стал условностью – во Франции уж точно!

Помнится, Рафаэль как-то сравнивал «Анну Каренину» с «Мадам Бовари»… Да, он говорил, что эти две разные философии адюльтера, обе гениально описанные, отличаются так же, как вино категории Grand Cru[25 - Grand Cru – категория дорогих марочных вин.] и добротный, но примитивный пастис[26 - Пастис – анисовая настойка, обычно употребляется как аперитив.]… Да, кажется, он использовал такое сравнение. Интересно, а Марианне Обенкур он тоже это рассказывал?

– Анастазья, простите, вы плохо себя чувствуете?

Вопрос доктора Гросс вернул её к реальности.

– О нет, всё в порядке, немного отвлеклась. Да, сны… Мне часто снится одно и то же, и я могу объяснить почему. Во времена студенчества я пережила очень неприятный опыт. Это было в Москве. Один мальчик пригласил меня на занятия по ирландским танцам – знаете, как Lord of the Dance? – Доктор Гросс кивнула, хотя Анастасья сомневалась, что она поняла, о чём речь. – В тот самый вечер террористы захватили здание, где мы занимались. Вы вряд ли слышали об этом, но это был один из самых громких и трагических случаев захватов заложников в России. Мюзикл «Норд-Ост» – так называлось представление, которое шло в том здании. Не знаю, нужно ли говорить, как это было?

Ей не очень хотелось продолжать, но доктор Гросс, пометив что-то у себя в блокноте, не переставала подбадривающе кивать.

– Мы танцевали, и вдруг врываются люди с автоматами, в камуфляже, ведут нас куда-то… Я думала – всё, убьют прямо там… Но нас загнали в зал, где сидели зрители мюзикла, и держали там два дня. Всё это было как один большой кошмарный сон. Ночью спецслужбы пустили внутрь здания какой-то газ, чтобы все уснули и появилась возможность освободить заложников. Я почувствовала запах, закрыла рот платком – так нас учили когда-то, ещё в школе, рассказывая о газовых атаках… А дальше ничего не помню – должно быть, меня вынесли оттуда без сознания.

Уф, и с этим покончено – она рассказала практически всё, что её мучило… Рафаэль и «Норд-Ост» – два сюжета, которые возвращались в её снах и наяву. Теперь будет легче!

– Чрезвычайно травматичный опыт, – посочувствовала доктор Гросс. – Вы тогда обращались к психологу?

– Нет, в тот момент я отказалась – наверное зря. К счастью, я не пострадала в физическом плане, но эти два дня в зале – сплошной ад… Подробности таковы, что я хотела бы это забыть, забыть навсегда, но не могу! А три года назад случились эти теракты в Париже – в театре «Батаклан» и в редакции еженедельника «Шарли-Эбдо»… Всё снова вернулось. Теперь я часто вижу во сне тот зал и женщин-террористок в чёрном… Просыпаюсь оттого, что мне нечем дышать – наверное, это паническая атака? Какое-то время я даже избегала театров и клубов, но потом это прошло.

– Понимаю.

– Самое удивительное – ведь я работаю в организации, которая помогает таким, как я, жертвам терактов! Но почему-то для меня горе этих людей – что-то постороннее, не имеющее ничего общего с моими чувствами. Днём я никогда об этом не думаю, а ночью…

Ночью она не думала об этом, только когда была с Рафаэлем.

– Но вы работаете в этой сфере уже давно? – уточнила доктор Гросс.

– Да, десять лет. И для меня это не было проблемой. Может быть, потому что я лично мало общаюсь с жертвами терактов, этим занимаются другие люди.

– А в чём заключается ваша работа?

Хороший вопрос. Угождать капризам Ги Шульца? Мотаться по всему свету, меняя часовые пояса как перчатки?

Наконец Настя сформулировала адекватный ответ:

– Как говорят, fille ? tout faire – «девушка на все руки»… Логистика, организация мероприятий, пиар, связи со спонсорами. Мой начальник считает, что я очень эффективна – впрочем, я была бы ещё эффективнее, если бы мне дали возможность хоть немного проявить инициативу… Мне кажется, в работе мне просто везёт – оказываюсь в нужный момент там, где надо, встречаю того, кого нужно. Забавно, ведь в личной жизни – с точностью до наоборот!

***

Времени оставалось в обрез, коллоквиум начинался через двадцать минут, а Борис Левин безнадёжно застрял у витрины традиционной ремесленной булочной[27 - Ремесленные булочные – места продажи и изготовления выпечки по традиционной технологии.] на улице Жакоб. Он уже давно не увлекался сладким: после тридцати откуда ни возьмись стал накапливаться лишний вес, и он поневоле начал считать калории. Но это было выше его сил!

Эти булочные… Только ради них можно было бы ехать в Париж! Не какие-то магазины, где продают хлеб и пирожные, нет, – настоящие храмы французского образа жизни! Можно ли представить Париж без ароматного хрустящего багета, который каждый день на рассвете рождается в этих крохотных раскалённых кухнях?

За стеклом уже украшенной к Рождеству витрины расположились бриоши[28 - Бриошь – сдобная булочка из белой муки в форме пышки.], разнообразные слоёные булочки и, конечно, пышущие свежестью сливочные круассаны! Слюнки текли сами собой, заставляя забыть обо всех коллоквиумах на свете. Парижский круассан… Что сравнится с этим маленьким шедевром, который тает во рту и проглатывается в один присест, даже если ты уже успел по-русски плотно позавтракать?

С трудом удержавшись от покупки, Борис поспешил в CIPRI[29 - Название исследовательского института вымышленное.] – французский исследовательский институт, куда он был приглашён на коллоквиум мадам Шазаль, известным специалистом по России и большим другом его русского научного руководителя.