Снег на Рейне

Снег на Рейне
Лариса А. Кеффель-Наумова

Действие романа «Снег на Рейне» начинается в семидесятые годы XX века и продолжается в наши дни. В центре повествования – судьба девушки Лилиты, впечатлительной, тонко чувствующей и мечтательной натуры, не лишённой, однако, жизненной стойкости и силы духа. В Лилите течёт русско-эстонская кровь, но её жизнь в Тарту наполнена невыносимыми тяготами, Россия переживает безумие девяностых, и девушка принимает решение эмигрировать в Германию в поисках лучшей участи. Но реальность, как всегда, оказывается гораздо сложнее и шире даже самых смелых о ней представлений.

Через образ главной героини, которая преодолевает искушения и совершает духовное восхождение, раскрывается притягательность славянской ментальности: жертвенность, духовная высота мировоззренческих ориентиров человека, вобравшего в себя традиции русской культуры и православия. Эти качества противопоставляются прагматичности, равнодушию и эгоцентризму Запада.

«Снег на Рейне» – роман о судьбе нашей современницы, которая, несмотря на все беды и испытания, выпавшие на её долю, остаётся собой.

Лариса Кеффель-Наумова

Снег на Рейне

© Кеффель Л.А., текст, 2024

© Каблов В.Ф., фотография на обложке, 2024

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2024

Готовый блокбастер

Роман Ларисы Кеффель-Наумовой весьма актуален. В нём судьба женщины показана во всём объёме и полноте натуры ищущей, живой, принявшей на себя все жгучие ветра времени, когда рухнул СССР и многие люди были, как листья, разбросаны этими катаклизмами.

Судьба главной героини начинается в Эстонии в самом конце советской эпохи. Мы видим её девочкой. Отец эстонец, мать русская. Детство далеко от идиллии. Отец пьёт, сосед домогается, защитить некому. И только увиденный по телевизору сентиментальный фильм – эталон счастья. Здесь автор впервые намечает противостояние реальности и глянца, которое впоследствии становится одной из основных смысловых причин движения сюжета. С первых страниц автор демонстрирует мастерство реалиста, она умеет написать так, что в кратких словах создаётся ёмкий образ. «Мужчина, усатый красавец в сером цилиндре и в сюртуке-визитке, в лаковых штиблетах, с тросточкой, всё с той же любовью и восхищением, что и в начале, смотрел на обворожительную красавицу жену в летнем платье кремового цвета с летящими лентами, кружевами и цветами и в шляпе в тон, завязанной сбоку, под подбородком, изящным шёлковым бантом. Лилька, как загипнотизированная, не могла оторвать от экрана взгляд». Это как раз описание поразившего девочку фильма. Задача стояла трудная: описать так, чтоб было понятно и зримо потрясение, изменившее впоследствии всю жизнь Лилиты. И эта задача решена успешно.

В романе жёстко выстроен сюжет. Автору не требуется заполнять пустоту, поскольку пустоты в тексте нет. И это одно из очевидных его достоинств. Следить за приключениями героини интересно, они не только удерживают внимание, но и вызывают глубокое сочувствие.

Несмотря на большой драматизм и быструю поступь текста, автор не суетится. В каждом сюжетном блоке ровно столько пространства, сколько нужно. И пока героиня понимает, что её поход за новой, почти как из телевизора, жизнью привел её к опасным сектантам, читатель успевает много узнать о нравах в Германии, о судьбах наших эмигрантов, роман обрастает новыми героями, меняет общий эмоциональный настрой. Мы втягиваемся в него, каждый герой нам даёт прояснить нечто новое в общем замысле.

Весь роман перед нами раскрывается характер героини. От трогательной девчушки до женщины, прошедшей через череду испытаний. Это очень достойный характер, и Лариса Кеффель-Наумова поступает с ним, как художник с портретом. Он показывается нам через отношение героини к людям, равно как и через отношение к ней других людей. Арка героя высока, но от этого не менее заметна. Важнейшей парадигмой здесь является чувственная, плотская составляющая. После домогательств в детстве Лилька утратила возможность наслаждаться физической близостью с мужчиной. Представляю, как иные сделали бы из этого истеричный автофикшен. Обвинили бы немного проклятый режим и привели бы героиню или к самоубийству, или в оппозицию. Автор романа «Снег на Рейне» чужда этих всем уже наскучивших выкрутасов. Проблема героини решается через любовь, заботу, ласку, чуткость. После многих неудачных опытов Лилька находит своего человека, защиту, опору. Но не стоит думать, что роман – это всего лишь череда женских обстоятельств. От главы к главе интрига закручивается сильнее и сильнее. Те, кто пытался затащить Лильку в секту сайентологов, появляются на страницах романа и пытаются мстить. Так что элементы бондианы есть, но всё сделано со вкусом, без даже минимального налёта вульгарщины и бульварщины.

Мне нравится суггестивность этого текста. Да, рассказ, да, интересная история, да, головокружительные повороты сюжета, но есть и главное для русской литературы – мощное эмоциональное воздействие на читателя. Когда умирает любимый человек героини, мы испытываем вместе с ней ту же боль и так же радуемся, когда её жизнь всё же просветляется. Мы говорим себе: человек, который прошёл столько испытаний, заслуживает счастья. И когда оно наступает, ощущаем гармонию.

Помимо всего прочего, роман очень познавателен, в нём много сведений внутри текста о жизни в позднем СССР, о Европе, о разных верованиях и сектах, есть прямые исторические отступления, не менее захватывающие, чем сама история главной героини. Видно, что всякий предмет, которого автор касается, изучен ею досконально. Она очень ответственный автор, и это тоже в плюс. От внимания к факту и детали пролегает путь к правдивости характеров.

Стилистически роман «Снег на Рейне» выполнен достаточно просто, но при этом в этой простоте нет пресловутой телеграфности, язык тут важнее стиля, а значение слов не стремится любой ценой к многозначности. Диалоги создают стереоскопический эффект, многие сцены выстроены явно по законам кадра.

Думаю, что кинематографистам не помешает обратить внимание на этот текст. В нём есть всё для настоящего блокбастера: история, актуальность, много линий, ярко выраженный злодей и, конечно же, в конце торжествует жизнь, а не смерть. Полагаю, в наше сложное и драматичное время такой акцент вовсе не дань традиционному гуманизму, а ключевая парадигма развития художественной и литературной мысли.

    Максим Замшев, Главный редактор «Литературной газеты», Председатель МГО Союза писателей России, Член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека, Президент Академии поэзии

Уважаемые читатели!

Прежде всего, сердечно благодарю вас за то, что проявили интерес к моему роману. Я постаралась сделать всё, чтобы вам было нескучно, а уж как оно получилось – судить вам! Спасибо тем, кто осилит его до конца, продираясь сквозь хитросплетения сюжета, а также тем, кто, прочитав пару страниц и поняв, что это «долгая песня», просмотрит по диагонали или прочитает только первые строки. Спасибо вам! Хочу также предупредить: не стоит искать сходства событий и персонажей с реальной жизнью – все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми и событиями случайны.

Желаю приятного чтения!

    С дружеским приветом, Лариса Кеффель-Наумова

Глава I. Она

…Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.

    Арсений Тарковский

Мать в очередной раз гладила отцу «выходную» красную рубаху. Была пятница. Отец собирался на гулянку. Мать это знала и не сопротивлялась. Она русская, муж эстонец. Жили они в Тарту. Лилька сидела в углу нахмурившись. Две недели назад ей исполнилось шесть лет. Была она рослой темноволосой девочкой, с зеленоватыми с золотыми крапинками глазами, несколько вытянутыми к вискам, и вздёрнутым вместе с верхней губой носиком. Стандартное платье, купленное на её возраст в детском магазине, всегда выглядело на ней немного коротким, юбка не могла прикрыть чересчур длинные, как у цапли, ножки. Мать всё время надшивала или надвязывала рюшки из другого, более-менее подходящего материала или ниток. Особо выбирать не приходилось.

Отец, когда бывал пьяным, а бывал во хмелю он частенько, орал матери: «Забери своего бастарда! Нагуляла!» Лилька не понимала, кто это такой, бастард, и где мама гуляла. Она была очень похожа на отца – двухметрового великана: эстонская рослая порода и материн тёмный окрас. Мама, наоборот, была небольшого роста, миниатюрная, с тёмными, чуть подвивающимися роскошными волосами, с которыми она не могла совладать, и Лилька каждое утро была свидетельницей мучений матери, собирающей эту роскошную гриву на затылке в хвост. На последнем обороте она не вытаскивала до конца волосы из-под резинки. Получалась такая чудесная причёска – «пальма». Мать перехватывала эту роскошь модной заколкой, и Лильке казалось, что её мама похожа на всех эстонских, польских и других моделей, которых она видела в журналах мод с выкройками, что лежали на журнальном столике в гостиной.

…Мать шила себе и знакомым.

– Мам, мам! – галдела Лилька. – Ты сошьёшь мне принцессино платье? Такое, из розового тюля?

У матери, в этот момент подкалывающей что-то, во рту были булавки.

– Сосью! Сосью! Только остань! – шепелявила мать.

– А когда? – не унималась Лилька.

– Когда за тобой приедет прекрасный принц! – мать наконец выбрала изо рта все булавки.

– А он приедет? – сомневалась Лилька.

– Конечно! – улыбалась мать. – В своё время.

Когда вырастешь…

…Девочка радостно прыгала вокруг матери, которая наконец-то закончила причёсываться.

– А теперь подушись «Красной Москвой»! Ну пожалуйста!

Мать вытаскивала из коробки флакон, присев перед трельяжем, и, томно откинув красивую голову, душилась сама и стеклянной пробкой проводила за ухом и по шее вертевшейся рядом дочки, верещавшей от восторга, вдруг в порыве молодой, искрящейся радости вскакивала – и вдвоём, взявшись за руки, они минуту или две кружились, хохоча до слёз.

Отец привёз мать к себе, в Эстонию, после армии. Он служил в Шуе, под Иваново, а Иваново, как известно, город невест. Там и познакомился с ней на танцах, в увольнительной. Эта девушка показалась ему на брызгающей разноцветными фонариками танцплощадке, в ритмичных звуках музыки до того красивой, что всё никак не решался подойти – только краснел, опускал глаза и топтался около круга, как стоялый конь. На ней была полупрозрачная нейлоновая блуза, на осиной талии стянута летящая пёстрая юбка, туфли-лодочки… Цыганка, как звал её отец, этакая Эсмеральда с блестящим великолепием смоляных волос, рассыпавшихся по плечам! А она не могла оторвать взгляд от нездешнего великана, совсем не похожего на русских парней, – высокого застенчивого исполина с будто выгоревшими от солнца волосами.

– Ну иди! Пригласи его! – пихали её подружки, и она подошла.

Служивый, при виде которого вдруг так тревожно забилось сердце девушки, оказался эстонцем из Тарту (в Шуе его за диковинную манеру коверкать слова прозвали «иностранец»). Где эта Эстония? Какая это страна? Никто в ней не был.

В XI веке дружина киевского князя Ярослава Мудрого присоединила часть земель эстов к Киевской Руси. Князь основал на этих землях город Юрьев, то бишь Тарту. Кому только не принадлежал город! Времена тогда были неспокойные. Продвинутые правители удовлетворяли свои гендерные амбиции в войнах: на полях сражений, в осадах и штурмах городов-крепостей, к каковым и принадлежал Тарту. Ох и швыряло его! От новгородцев – к ливонцам, от суетных поляков – к воинственным шведам. Повидал городок на своём веку – мало не покажется! Жители сей «цитадели», судя по всему, так и не отошли от постоянных пертурбаций бытия и сознания и до сих пор находятся как бы в перманентном удивлении от того, что с ними произошло. О глубокомысленности и неторопливости мышления эстонцев ходят легенды.

Солдата с солнечными волосами и хрустально-голубыми глазами, обжигающими холодноватым взглядом, с густыми светлыми ресницами под белёсыми, словно выгоревшими бровями звали Айвар. Наверняка в его крови соединились и новгородцы, и поляки, но прежде всего, как потом уже смекнула Ирина (так звали шуйскую Эсмеральду), любители выпить! Но это было потом. А сначала была любовь, они уходили далеко в луга и целовались, целовались… Ирину провожали как за границу. Гуляли три дня.

Мать Айвара, Пирет, встретила невестку неласково. Всё время на эстонском что-то сердито бурчала, показывая головой в сторону Ирины: мол, привёз, «свою» не мог взять! Там, в России, Айвар был с ней другим – нежным, добрым, приносил ей луговые цветы, бабочек в банке. Один раз Ирина пришла на свидание, а он открыл банку – и бабочки разлетелись: лимонницы, павлиний глаз, шоколадницы, капустницы… Ирина замерла от восторга! Но здесь, в Тарту, всё изменилось. Появились старые друзья, с которыми он работал в порту. Грубые, немногословные, они смотрели на Ирэну, как они её называли на эстонский манер, как на чужую – русскую – и при случае высмеивали Айвара, настраивали против молодой жены. Она была уже беременна и, стиснув зубы, терпела грубость и отчуждённость мужа. Он стал часто выпивать. Когда родилась дочка, лучше не стало. Айвар хотел сына.

Запах раскалённого утюга напомнил Лильке, что отец опять уходит. Мама весь вечер будет плакать. Лильке тяжело было видеть, как мать страдает. Схватив любимого мишку, поверенного во всех её горестях, она незаметно выскользнула на улицу. За дровяным сараем её остановил сосед. Спросил, что случилось, почему она такая грустная. Стал утешать: гладил по волосам, что-то говорил мягким, вкрадчивым голосом. Лилька не могла понять, почему эти вроде бы нежные прикосновения так ей неприятны. Незаметно он подвёл её к сараю и, тяжело дыша на неё перегаром, стал залезать ей в трусы. Лилька хихикала – было щекотно, но потом стало неприятно и даже больно. Она попыталась вырваться, а палец соседа всё пытался проникнуть внутрь Лильки.

– Что с тобой?