Однажды хозяйка, Мартина, пригласила Лильку на лекцию по основам сайентологии. На сцене, за кафедрой, воодушевлённо исходил красноречием видный седовласый господин с несколько непослушной львиной шевелюрой, какую обычно носят маститые художники. Он чем-то напомнил Лильке Бетховена, портрет которого висел у них в школе на стене в музыкальном классе вместе с другими портретами композиторов. На уроке учительница разучивала с ними его песню «Из края в край вперёд иду, и мой сурок со мной…», старательно надавливая на клавиши и кренясь всем корпусом, как будто хотела опрокинуть наконец ветхое пианино марки «Красный Октябрь». Инструмент жалобно дребезжал и кренился вместе с ней, а все дети старательно и широко открывали рот. Глаза докладчика воинственно посверкивали. Он с профессиональной одержимостью, энергично и без сбоев излагал свою – на первый взгляд для неподготовленного слушателя совершенно сумасшедшую – теорию. Патетичность предлагаемых слоганов будто вернула Лильку в недавнее советское прошлое. Говорил он таким голосом, словно провозглашал с трибуны лозунги, обещающие счастье и всеобщее процветание. Лильке вспомнились телетрансляции со съездов КПСС и программа «Время».
«Прямо как наши», – подумала она с иронией.
Мартина втолковывала всю обратную дорогу уставшей Лильке, что основа основ – точка зрения и от неё можно простирать другие точки, простирать рубежи за рамки других рубежей. «Квантовыми скачками! Этот шаг ведёт в Бесконечность!» У Лильки в голове всё смешалось. В ушах у неё звучало, как лектор цитировал слова этого Рона Хаббарда: «Следующие твои триллионы лет зависят от того, что ты делаешь здесь и сейчас!» Зал взрывался аплодисментами. Лилька с интересом оглядывала тех людей, которые находились в поле зрения. Вполне состоятельные менеджеры среднего звена, тётки-интеллектуалки… Какая нелёгкая занесла их сюда? Скука? Пресыщенность? Желание испытать острые ощущения? Принадлежать к чему-то, как они считали, «элитарному»? Странно всё это… А может быть, действительно это что-то настоящее и они подошли ближе к Истине, раскодированию загадки Мироздания? Кто такой Человек? Откуда он? Что он может? Есть ли дальше другие жизни? И кем ты будешь в них?
«Но если туп, как дерево, – родишься баобабом…» Отец крутил гибкие голубые пластинки на стареньком проигрывателе, так, что уже заедало, и пьяно подпевал, подперев щёку рукой. Лилька вспомнила Высоцкого и улыбнулась. Нет, эти люди кажутся такими счастливыми, знающими какую-то тайну, принадлежащими к чему-то ещё незнакомому ей, они – вместе! Она тоже хотела быть с кем-нибудь вместе, тоже хотела что-то значить, быть полезным винтиком в общей большой машине, нет, в поезде, нет – на белом теплоходе, который, рассекая просторы океанов, плывёт верным курсом – к солнечным островам Счастья и Истины, Познания и Добра!
Лилька всегда была одиночкой. Часто девчонки не принимали её с ними играть. Одна заводила у них на улице – белёсая и губастая, противная девчонка Маара, постарше всех остальных малышей, – вечно всех подговаривала: «Давайте не возьмём Лильку играть?» И Лилька стояла и орала в стороне, а вредная Маара торжествовала, искоса победоносно поглядывая на Лильку. Девчонки не решались Марке прекословить, и Лилька, поорав и высунув всё же напоследок в отместку язык, понуро плелась домой. В резиночку поиграть уже не возьмут!
От потряхивания автомобиля и непонятной нудятины Мартины Лилька отключилась.
– Просыпайся! Приехали! – кто-то потрепал её по плечу, и она услышала недовольный голос своей хозяйки.
А затем как-то вечером, когда близнецы были уже в постели, Мартина постучала к Лильке в комнату и позвала, заговорщически улыбаясь, присоединиться к ним в столовой.
– Давай! Пойдём! – тянула она за руку упирающуюся Лильку, которая отнекивалась и говорила, что устала и хочет пораньше лечь спать. – Я тебя познакомлю с потрясающими людьми – нашими друзьями. Гарантирую! Вечер будет для тебя интересным!
Лилька несмело вошла в комнату. Свет в гостиной был притушен. Горели только свечи – на столе и в толстых подсвечниках по обеим сторонам от креста. Окна были занавешены. Негромко, чтобы не нарушать таинственной атмосферы, играла восточная этномузыка. Витали пряные ароматы, напоминающие индийские специи.
…Лилька вспомнила, как они с девчонками бегали в только что открывшийся индийский магазин, чтобы поглазеть на всякие диковинки, кожаные яркие кошельки и сумки с нарисованными слонами и голыми до пояса, с неестественно высокими грудями танцовщицами. Единственное, что они могли купить там на свои накопленные деньги, – это источающие такой экзотический, сказочный аромат сандаловые палочки. Лилька прибежала тогда домой, зажгла палочку и закрыла глаза… Вот она уже плывёт, покачиваясь, сидя под балдахином на троне, в такт движению слона, одетая в розовое сари, с накинутым на волосы золотым полупрозрачным покрывалом, в сверкающих бесчисленных драгоценных браслетах на ногах и на руках, и на лбу у неё круглое пятнышко – отметина касты.
– Что это ты жжёшь? Что за гадость ты нюхаешь?
Она задремала и вздрогнула от окрика. Слоны и платье исчезли, и с испугом она увидела склоняющееся над ней гневное, всё в красных пятнах лицо отца. В нос ударил запах спиртного.
– Что это, я тебя спрашиваю?
– Это индийские ароматы, – тряслась, зажмуриваясь и вдавливаясь в кресло, испуганная Лилька.
– Где ты взяла эту дрянь? – не унимался отец. – Выросла дочурка! Материна порода. Всё наряжаться, плясать, духами обливаться, нюхать всякую мерзость! Так и до наркотиков недалеко! – Отец грозно придвинулся и навис над съёжившейся в кресле Лилькой. – А-а-а-а! Вот и твоя мамаша. Слышь, Ирэна! Твоя дочурка докатилась, наркотики уже нюхает!
– Перестань, Айвар!
Мать только что пришла и с разбега, оценив ситуацию, но ещё ничего толком не поняв, подскочила и закрыла собой Лильку, отстранив мужа. Осмотрелась и, увидев импровизированную курильницу, поняла, из-за чего буря. Улыбнулась и, обняв, погладила по голове дочку.
– Что ты говоришь! Это просто для хорошего воздуха в квартире. У Лиины такие же.
Лиина была соседкой и подругой жены. Своя. Эстонка. Отец поостыл.
– Да? Ну и ну… Придумают невесть что! А ты ей потакаешь!
Отец ткнул пальцем в сторону жены и дочери и, махнув напоследок рукой, потерял к этому интерес.
– Мы есть сегодня будем, жена?
А Лильке гаркнул, делая вид, что всё ещё злится:
– Выбрось сейчас же, развела вонь! И открой окно!
– Хорошо, папа…
…И вот теперь, этим вечером, она вновь ощутила аромат сандаловых палочек из детства. Звучала непривычная музыка пронзительного инструмента, не такого мелодичного, как эстонские гусли, каннеле, а, пожалуй, ближе к сямисэну[7 - Сямисэ?н (япон.) – трёхструнный щипковый музыкальный инструмент с безладовым грифом и небольшим корпусом, общей длиной около 100 сантиметров. Наряду с бивой, кото и сякухати относится к важнейшим музыкальным инструментам Японии.] (позже Лилита узнала его название – ситар[8 - Ситар – многострунный музыкальный инструмент, используемый для исполнения индийской классической музыки.]), – будто поблизости, в роще, налетевший с моря ветер звенит в кронах пальм, играет в рыбацких снастях, скрипит дверью ветхой хижины. Усиливали звучание ситара разнотональные ритмические рисунки индийских барабанов табла и дугги, вводящие то как бы трущими, то отскакивающими полыми звуками повторяющихся ритмов в благостный транс. Восточная сладость благовоний, полутьма гостиной, пляшущие на стенах тени – всё придавало происходящему какую-то мистическую атмосферу, добавляя к предвкушению ещё не осознанного, неизвестного желание тоже принадлежать к этой всезаполняющей радости, к познанию новой вселенной, потребность вечно слушать эту дивную музыку, извлекаемую, казалось, из самой природы. Будто она всё это уже когда-то видела – но где?
Лилька заслушалась и не могла настроиться на общий разговор, занимающий всех в гостиной, но потом вспомнила, о чём уже узнала на лекции и прочитала в книжках, подложенных Мартиной к ней в комнату. А рядом с ней в это же время молодые люди, всё более разгорячаясь от выпитого странного напитка (похожего на горький лимон, но с добавленной и портящей вкус приторной сладостью), который подливали и Лильке, заумно рассуждали об иных мирах, о звездолётах. О бессмертных тэтанах с вечной судьбой в бесконечности, которые существовали в многообразии других тел, предшествующих нынешнему. О так называемой реинкарнации, перерождении множество раз в иную астральную сущность. О чудесных последующих жизнях, которые у них ещё будут, если идти путём, указанным Учителем. Говорили они об этом увлечённо, со знанием дела, вполне авторитетно, как о давно известной истине. Абсолютно серьёзно эти взрослые, занимающие определённое устойчивое положение в обществе люди рассуждали о Ксену, галактическом властелине, который высвободился со своими приверженцами из ловушки времени и теперь сеет хаос среди землян, шатает устои. Он является причиной падения морали и экологической катастрофы, кровопролитных войн, радиоактивного заражения Земли… Земле угрожает опасность!
«Какие-то легенды и мифы Древней Греции», – про себя думала Лилька, попивая напиток, который ей подливал Оливер, сослуживец хозяина дома, Свена.
Всё это было так необычно! Так захватывающе, что хотелось во все эти мифы верить! Ей было немного не по себе, было отчего-то жарко. Ей показалось, что она пьянеет.
– Там алкоголь? – Лилька показала на коктейль.
Мартина отрицательно качнула головой и приставила палец к губам, чтобы Лилька не задавала глупых вопросов и не прерывала рассказчика, стоявшего в центре комнаты.
Видно было, что все они относились к нему с необычайным почтением. Справедливости ради, надо сказать, что и вправду в незнакомце, появившемся незадолго до этого в комнате, казалось, ниоткуда и стоящем сейчас между двумя свечами под крестом – а Лилька в это время была занята разговором с Оливером и не заметила его «материализации», – было нечто примечательное! Гордая посадка головы, львиная грива волос, проницательный, словно видящий тебя до дна души взгляд! Чувствовалась в нём какая-то порода, сила, обаяние власти – как будто для него было обычным делом подчинять себе других и превращать в один сплошной слух! Это был тот самый лектор.
«Бетховен!» – узнала Лилька.
А говорил он отнюдь не глупые и очень интересные вещи:
– История сайентологии восходит к религиям синто[9 - Синтоизм, синто (япон. «путь богов») – традиционная религия в Японии. Основана на анимистических верованиях древних японцев.], история которых насчитывает свыше тысячи четырёхсот лет. Наш Учитель только осовременил некоторые обряды, создал ритуалы для исцеления души. Человек может достичь состояния клир[10 - Клир (англ. clear – «чистый») – так в сайентологии называется состояние или статус человека, который освобождён от пагубных последствий череды жизней, когда человек больше не расстраивается из-за когда-то случившегося с ним.], только освободившись от воздействия того, что мы называем реактивным умом. Это можно сравнить с состоянием сатори[11 - Са?тори (санскр. «дхьяна»; япон. «дзэн») – в медитативной практике внутреннее персональное переживание опыта постижения (озарение) истинной природы (человека) через достижение «состояния одной мысли».] или найкан[12 - Найкан (япон.) – метод рефлексии, разработанный Исином Ёсимото (1916–1988), бизнесменом и приверженцем буддизма школы Дзёдо-синсю.] в буддизме. В некоторых религиях синто человек размышляет под руководством учителя о том, что он пережил в детстве или в прошлых жизнях, для того чтобы задуматься о пути, на котором он находится в настоящем…
Человек продолжал говорить, но Лилька напряглась, кровь ей ударила в голову, и дальше она плохо слышала. О своём детстве ей не хотелось рассказывать никому!
– Одитинг также можно описать как размышления о своём прошлом. Это даёт преклиру – клиенту, общающемуся с сайентологическим консультантом, одитором, – возможность анализировать и понимать текущее положение вещей…
Лилька услышала «одитинг» и вышла из состояния ступора.
– Но во время христианской исповеди человек также обращается к своему прошлому, – подала голос Лилька.
Все посмотрели на неё с осуждением, как будто она сделала что-то ужасно неприличное, но лектор спокойно улыбнулся и продолжал:
– Да! Одитинг – это своеобразный обряд исповеди. Человек должен ознакомить со своим прошлым другого человека и исповедаться. Результат одинаков в обеих религиях: совершенствование души и возрождение к жизни, – авторитетно заявил ей оратор.
– А Бог? – невольно вырвалось у Лильки. – Как может человек исповедоваться человеку? Он только проводник, через которого его слушает Высшая сила, Господь?
Лектор, казалось, был теперь несколько раздражён тем, что с ним продолжают дискуссию и сбивают с мысли.
– Сайентология делает упор на совершенствование духовных возможностей самого человека, – терпеливо разъяснял лектор, оглядывая сидящих. – Вы, как я понимаю, ещё только хотите познать наше учение?
– А у вас есть Бог?
Все зашикали на Лильку.
– Человек сам и есть Бог! Конечная наша цель – умиротворить душу человека, чтобы он мог вернуться в состояние, подобное Богу. Человек через одитинг получает не только духовное просвещение, но и духовную сущность! – подытожил «Бетховен».
– А-а-а! – протянула Лилька, и было неясно, убедил ли её лектор.
Повисла неловкая пауза. Неловкость снял сам профессор, поняв, что он, видимо, не достиг своей цели.